Больничное крыло пустовало: перед каникулами мадам Помфри обычно выписывала всех пациентов, не без оснований полагая, что они куда охотнее долечатся дома. Лили огляделась по сторонам, пытаясь найти Петтигрю. Кажется, вон там, у окна — он с головой замотался в одеяло, и лишь белый холмик на матрасе выдавал чье-то присутствие.
Она шагнула вперед — и замерла на месте. Из кабинета мадам Помфри доносилась гневная тирада:
— ...процентов двадцать, не меньше! Да еще и передозировка какой-то дряни — обезболивающее, говорит, сам изобрел... да-да, именно это, угадал, анализы и вляпались по полной. Нет, ожог термический, не алхимический — какой-то неудачный опыт, он толком не объяснил... С первичкой я закончила, так что собирай своих орлят и дуй сюда. Ага, жду.
Из груди словно вышибли весь воздух. Лили не отрываясь смотрела на ширму в дальнем углу — темно-серую, цвета каменной стены, отгораживающую приличный кусок лазарета... Внутри крепла нехорошая уверенность: это Северус. С ним случилась беда.
По спине побежали мурашки, сердце пустилось вскачь. В ушах набатом грохотали слова: термический ожог... передозировка... нужны анализы...
— Мисс Эванс? — мадам Помфри вышла из своего кабинета, отряхивая передник от остатков Дымолетного порошка. — К мистеру Снейпу сейчас нельзя. Зайдите позже.
О Господи, это все-таки он. Опять доэкспериментировался до Больничного крыла, придурок хренов — мало того, что ядовитыми парами в тот раз надышался, так теперь еще и что-то поджег...
— Мадам Помфри, — Лили умоляюще сложила руки, — я все понимаю и не буду вас отвлекать, только скажите... вы ведь его вылечите?
Медсестра ответила не сразу — поджала губы и уставилась на ширму, как на личного врага, но потом перевела взгляд на Лили, и ее суровое, исчерченное морщинами лицо немного смягчилось.
— Да, мисс Эванс, — сказала она. — Идите и ни о чем не волнуйтесь.
Лили сделала вид, что не поняла намека.
— А то обезболивающее, о котором вы говорили... то, которое он выпил... Если я достану образец — это вам хоть как-то поможет?
— Образец? Откуда вы... — нахмурилась мадам Помфри, но, не договорив, махнула рукой. — Ну хорошо. Несите.
И, на ходу поправляя чепец, твердым шагом направилась к ширме.
— Спасибо вам огромное! — выпалила Лили ей в спину и бросилась к дверям. Распахнула тяжелые дубовые створки, выскочила в коридор, стрелой понеслась по нему, хотя длинная мантия сковывала движения и путалась под ногами. Перед глазами мелькали статуи и доспехи, картины в золоченых рамах и стрельчатые окна; наконец впереди показался гобелен с двумя охотниками, скрывающий потайную дверь.
Лили нырнула в черное отверстие — быстрей, быстрей, по тесному проходу, похожему на каменную кишку, то и дело оскальзываясь и задевая локтями за стены, сметая подолом лохмотья паутины... Неприметная дверь, очередной коридор, пустой и гулкий, за ним поворот — и лестница словно сама прыгнула под ноги. Лили миновала один пролет, затем второй; кажется, ее кто-то окликнул, кто-то пытался поздороваться, но для нее не существовало никого и ничего — только собственное тяжелое дыхание, шум крови в ушах и стаккато каблуков по ступенькам.
И именно в этот момент замку вздумалось выкинуть очередной фортель: лестница, знакомая до последней царапины на балясинах, вдруг вздыбилась и свернулась спиралью — Лили чуть не загремела вниз и устояла только потому, что успела схватиться за перила.
Когда движение прекратилось, она опасливо разжала пальцы и шагнула вперед, ожидая нового подвоха. Сощурилась, вглядываясь в густой антрацитовый сумрак — кажется, ее занесло в какую-то башню. От толстых стен тянуло сыростью, под каблуками хрустел лед, с каждой ступенькой вокруг становилось все холоднее и холоднее, и сквозняк раздувал мантию и пробирался под юбку — нет, не сквозняк, а самый настоящий ветер, наполненный шорохом мягких крыльев и ядреной вонью птичьего помета...
Совятня. Эта чертова лестница привела ее в совятню.
Сердце провалилось в пятки. Вот же сволочь, нашла время выпендриваться! На глаза навернулись слезы, перед мысленным взором сама собой нарисовалась ужасная картина: целители суетятся вокруг кровати, разрываясь между анализами и лечением, а Северус лежит перед ними недвижный и беспомощный... и страшно обгоревший: не лицо — обугленная головешка, на щеках спекшимися язвами чернеют ожоги... Словно наяву, нос защекотал запах гари, поразительно яркий и реалистичный, и Лили взмолилась:
— Мне очень надо поскорее попасть в свою спальню! Очень-очень! Ну пожалуйста, Северусу и так плохо!
Перила покачнулись в ответ — или это дрогнула ее рука? Она повернула назад, бегом спустилась почти до самого низа и еще успела удивиться — откуда тут взялось витражное окно и кованое кольцо для факелов? — как впереди словно из пустоты соткалась знакомая лестничная площадка. Та самая, где начинался коридор, ведущий к портрету Полной Дамы. Но как такое возможно? Где совятня, а где Гриффиндорская башня!
Впрочем, какая разница? Главное, что она попала куда нужно. Лили вихрем пронеслась через гостиную, ворвалась в спальню и с головой закопалась в свой сундук. Куда же она сунула Северусово зелье? К другим лекарствам, скорее всего... но в резной деревянной шкатулке было только Бодроперцовое, противоожоговая мазь и спазмолитические капли от живота.
Может, где-то еще? Среди конспектов и перьев? Нет, там одни чернила... Она полезла в одежное отделение — джинсы, свитера, блузки, любимые водолазки... Ни следа обезболивающего.
Но ведь Северус оставил ей весь флакончик! Такой маленький, из темного стекла, с плотно притертой пробкой! Она его даже ни разу с тех пор не использовала! Лили с трудом захлопнула тяжелую крышку и повернулась к Роуз, которая как раз докрашивала губы:
— Слушай, ты не видела мое болеутоляющее? Коричневый пузырек примерно вот такого размера...
— Не-а, — Роуз придирчиво изучила свое отражение, еще раз поправила помаду и спросила: — Ты что, потеряла свои капли? Хочешь, возьми мои — там, на столике...
— Нет, это другие, — слабым голосом откликнулась Лили. Надежду для Северуса — вот что она потеряла. Целители так и не узнают, какие зелья ему можно давать, а у него такие страшные ожоги — наверное, потому он свое обезболивающее и выпил...
Стоп... Раз выпил — получается, оно у него было под рукой? Потому что старое он отдал ей, а себе сварил еще! Лаборатория, ну конечно же! Остатки зелья наверняка еще там!
— Спасибо, Роуз! — прокричала Лили уже на полпути к выходу; та только пожала плечами и вернулась к наведению марафета.
И снова — гостиная, Полная Дама и ее визгливое возмущение, вереницы бесконечных коридоров, сливающиеся перед глазами ступеньки и сумасшедший бег наперегонки со временем... Южная башня выстыла до самого основания, но в кои-то веки Лили было все равно. Она оставила позади капризную лестницу, которая слушалась только Северуса, и остановилась перед аркой, с трудом переводя дыхание. Оперлась ладонью о стенку — в боку кололо, сердце колотилось где-то в горле, перед глазами все плыло и покачивалось — и хрипло выдавила:
— Наутилус.
Вспышка — одна, другая, третья... Из заплетающих арку каменных лоз ударили разноцветные молнии — зашипели, хлестнув о пол, рассыпались фонтаном ослепительно-ярких искр. Лили зажмурилась, закрылась локтем, начисто забыв о волшебной палочке, но огненные всполохи продолжали плясать на изнанке век. Вдруг вдалеке послышался звон, как от лопнувшей струны, и все прекратилось.
Осторожно она разлепила один глаз, потом второй. Ничего себе спецэффекты! Неужели очередные Северусовы усовершенствования? Вот же выпендрежник — лучше бы от пожара защиту поставил, идиотус сайентификус антропоморфус...
Смахнув невольную слезу, она поспешила дальше. Без приключений миновала вторую арку, вскарабкалась по винтовой лестнице и наконец толкнула дверь в лабораторию.
Тусклый утренний свет по крупицам сочился сквозь мутное окно, придавая обстановке пыльный и несвежий вид — хоть на самом деле грязью здесь и не пахло; по правде говоря, в спертом воздухе вообще не чувствовалось никаких запахов, только что-то далекое и словно бы смутно знакомое, оставляющее на языке сладковато-ржавый, ванильно-металлический привкус. Но определенно не гарь. И не сажа, и не едкая вонь неудавшегося зелья... В лаборатории даже не осталось никаких следов недавнего взрыва: ни характерного веера брызг, ни черных пятен на полу и стенах, ни копоти на потолке... Только пустой колченогий стол, чистые котлы в углу да батарея склянок на полках.
Сердце больно толкнулось в ребра. Боже милостивый, он еще и убрался. После пожара, со всеми своими ожогами — вместо того чтобы мчаться в Больничное крыло и думать о своем здоровье, этот псих выпил обезболивающее и затеял уборку.
На этот раз парой слезинок она не отделалась. Шмыгнув носом, Лили вытерла рукавом глаза — хватит реветь, займись чем-нибудь полезным! — и шагнула к той полке, где Северус обычно держал готовые зелья. Посветила себе Люмосом, вчитываясь в этикетки, надписанные знакомым убористым почерком — Летейский эликсир, бодрящее, микстура от кашля, успокоительное, общеукрепляющее... и еще общеукрепляющее, и еще... Куда ему столько, это же для тяжелых больных, которым не хватает собственной магии? Или он и его «доработал»? Ага, а вот и обезболивающее, спряталось за остальными флаконами: коричневый пузырек с бисерно-мелкой надписью на бумажной этикетке.
Лили сцапала бесценную добычу, зубами вытянула пробку и поморщилась от резкого анисового запаха, разом заполнившего всю комнату. Снова заткнула пузырек, сунула его в карман — надо было спешить, и она повернулась к двери, но на пороге остановилась. Ей снова почудилось что-то непонятное, похожее на ваниль и ржавчину... мелькнуло далекой тенью — и пропало. На сей раз окончательно.
Спуск на второй этаж занял едва ли не больше времени, чем вся предыдущая беготня по замку. Сначала чары на арке — как оказалось, Северус основательно их переделал, и Лили пришлось попотеть, прежде чем она смогла двинуться дальше. Потом опять началась чехарда со взбесившимися лестницами: они то заводили куда-то не туда, то пытались исчезнуть прямо под ногами, то приклеивали руки к перилам и отказывались отпускать даже после долгих уговоров — точно собака, которая тащит куда-то за рукав несговорчивого хозяина. Выбравшись из очередной ловушки, Лили взглянула на часы — давай же, скорее, так и на поезд опоздать недолго! — и обнаружила, что все-таки спустилась на нужный этаж, хоть и довольно странным путем, в обход привычных студенческих маршрутов. Сжимая в кармане заветный пузырек, она припустила рысцой по коридору и уже через пару поворотов оказалась у знакомых массивных дверей.
Сердце гулко бухало где-то под ребрами, вспотевшая ладонь соскальзывала с ручки. Лили вытерла ее о юбку и потянула на себя тяжелую створку.
Ни души — только смутно белеющие шеренги кроватей да занавески на окнах, раздувшиеся парусами от очередного сквозняка. Она прислушалась, но в лазарете было тихо. Ни чужих голосов, ни звяканья склянок... Значит, целители уже у Северуса. Может, как раз сейчас они борются за его жизнь — восстанавливают обгоревшую кожу или решают, какое зелье ему дать...
Лили поставила пузырек с обезболивающим на ближайшую тумбочку и придвинула себе стул. Что-то подсказывало ей, что заглядывать к Северусу сейчас не стоило... К тому же, наверное, они и без нее обошлись, иначе тут все стояли бы на ушах и бегали туда-сюда... или не бегали, а отправили его в Мунго. Но тогда мадам Помфри убрала бы ширму и сидела в своем кабинете. Где ее — Лили осторожно вытянула шею — определенно не наблюдалось. Значит, в больницу его переводить не стали: либо побоялись трогать, либо лечение оказалось настолько простым, что в этом не было смысла. Хорошо бы второе, но почему они тогда так долго возятся? Мадам Помфри даже переломы за несколько минут сращивает, а ее коллеги наверняка еще опытнее... Нет, пусть лучше окажется, что все прошло нормально, Северус пришел в себя, и сейчас они отчитывают его за самонадеянность и опасные эксперименты!
Она скрестила пальцы, отчаянно желая, чтобы это оказалось правдой. Бросила взгляд на настенные часы — золоченые стрелки показывали почти половину восьмого, и времени оставалось все меньше и меньше. Если лестницы опять задурят, то можно и опоздать... Может, плюнуть на все и никуда не ездить? Подождать, пока целители закончат с Северусом, а с малышней пускай префекты возятся — но нет, не получится, первокурсников должен сопровождать кто-то из старших, а Поттер все каникулы проведет в школе, и Оливия Гуссокл тоже, а на слизеринцев надежды мало, они заботятся только о своих...
Пока она колебалась, из-за ширмы вышли двое в бледно-зеленых униформах Мунго. Один постарше, высокий и рыжий, как лисица, второй — щуплый и стриженный под ноль, на вид ровесник самой Лили... Должно быть, те самые «орлята», о которых говорила мадам Помфри.
Тот, что с рыжими волосами, выудил из кармана пачку «Пэл Мэлла», щелчком вытряхнул сигарету и прикурил от палочки. С третьей попытки — так сильно у него дрожали руки. Второй целитель тяжело опустился на стул — помедлил, поднял на своего товарища глаза и спросил:
— Слушай... тогда, в самом начале — почему ты сказал, что больше не полезешь за его щиты?
Рыжий выпустил к потолку струйку дыма и мрачно покачал головой.
— Не смог пробиться. Там бездна, а не сознание. Не видно ни черта, какая уж тут оперативная диагностика. Если б не мастер Поук...
Он зябко передернул плечами, и Лили поняла, что больше не может терпеть неизвестность.
— Но это не помешало вам его вылечить? — спросила она, направляясь к ним между рядами кроватей.
Оба целителя как по команде на нее уставились: рыжий — с легким удивлением, стриженый — склонив голову набок, беззастенчиво разглядывая ее от макушки до пят.
— Привет, — протянул он и только что не облизнулся. — А ты кто такая будешь?
Лили остановилась от них в нескольких шагах. Скрестила на груди руки — и зря, видимо, судя по тому, как полыхнули глаза стриженого. И чего они все к ней цепляются? Можно подумать, ей Поттера мало!
— Я его подруга, — задрав подбородок, отчеканила она. — И вопросом на вопрос отвечать невежливо. Я, между прочим, первая спросила!
Рыжий махнул рукой — сигарета в его пальцах очертила изящную дугу.
— Не бойтесь, мисс. Ничего с вашим красавцем не случилось. Никакой темной магии — только ожоги и легкое отравление, и все. Сейчас с ним мастер Поук возится, последние шрамы убирает.
«Красавцем»? Но как он догадался? Неужели по ней это так заметно? Щекам стало горячо, но страх за Северуса пересилил.
— Так у него могли остаться шрамы? На всю жизнь? — нахмурилась она.
Целители переглянулись.
— Но не остались же, — нашелся стриженый. — Мастер Поук за него лично взялся, а он и не таких тяжелых с того света вытаскивал.
— С того света? — растерянно переспросила Лили. Выходит, Северус мог... умереть? Нет, не может быть, тут какая-то ошибка! Одно дело ее собственная разыгравшаяся фантазия, и совсем другое, когда такие вещи заявляют целители!
— Не слушайте его, мисс, — поморщился рыжий. Отбросил недокуренную сигарету — с легким хлопком та исчезла прямо в воздухе. — Дик не так выразился. Он просто хотел сказать, что ваш друг в надежных руках. Не переживайте за него.
— Точно, — поддакнул тот, которого назвали Диком. — Через неделю его уже выпишут.
Что? Неделя? Целая неделя? Но это же... выходит, он застрял тут до Рождества? Да мадам Помфри даже травмы от бладжеров за считанные минуты лечит! А вдруг на самом деле все еще хуже, и они просто скрывают от нее страшную правду?
— А Северус точно выздоровеет? Вы не врете, чтобы меня успокоить?
Она вгляделась в их лица, но не заметила и тени сомнения. Рыжий небрежно прислонился спиной к ширме и смотрел спокойно и открыто, а его нахальный приятель развалился на стуле и пялился на ее ноги. Лили плотнее запахнула мантию, жалея, что сегодня надела юбку, и с удовлетворением отметила, что наглец заметно сник.
— Точно-точно, — заверил рыжий. — Он просто спит, хоть и очень крепко. Пришлось дать ему один неприятный эликсир — как Костерост, только еще хуже, но зато сочетается с зельем Сна-без-сновидений. Самое худшее он проспит, а в себя придет уже здоровым, — он поймал ее взгляд и добавил: — Мастер Поук вылечил вашего друга. Честное целительское. Занимайтесь своими делами и ничего не бойтесь — сегодня к нему нельзя, но только чтобы его не тревожить. Все будет хорошо.
От сердца немного отлегло. Проспать самое неприятное... да, в этом есть смысл. Костерост она прекрасно помнила, еще по урокам зельеварения — тут не то что на снотворное, тут и на удар по голове согласишься, лишь бы вырубиться и ничего не чувствовать. Если это зелье еще хуже, то ничего удивительного, что они решили его не будить. Главное, чтобы он выздоровел. Все-таки она ужасно за него испугалась... Ничего, пусть только поправится, она ему лично шею свернет! Будет знать, как забывать о технике безопасности при работе с горючими субстанциями!
— Спасибо, — тихо поблагодарила она. — Что так с нами возитесь — и со мной, и с Северусом, и вообще... — перевела взгляд на второго целителя. — И вам тоже спасибо. Слов нет, как я вам обоим признательна!
— Да я-то что, — пожал плечами рыжий. — Мастера Поука благодарите. Это он его вытащил. Втемную, без диагноста, как в глухом Средневековье — я же так и не попал в его разум...
— Все равно спасибо, — твердо повторила Лили. — За все.
Направляясь к выходу, она еще успела услышать, как Дик жалуется приятелю:
— Ну что за невезуха, а! Стоит мне увидеть симпатичную девчонку, как оказывается, что у нее уже есть парень! Может, мне сходить на проклятия провериться?
Лили прикрыла за собой дверь — не плотно, между створками оставалась щель шириной в руку.
— А может, дело не в тебе, а в их парнях? — послышался голос рыжего целителя. — Та хрень, которую выпил наш пациент — я так понял, он сам ее и придумал. Потому мастер Поук и орал про «сраного вундеркинда»...
Лили хихикнула. Да, Северус такой — способен вывести человека из себя, даже не приходя в сознание. Ничего, она еще устроит ему веселую жизнь. Вернется, когда будет можно, и все-все-все ему припомнит. И надо обязательно спросить, как он защитился от ментальной магии целителей — и зачем? Неужели он что-то скрывает?
А потом она поспешила к лестнице. Надо было торопиться: часы показывали без четверти восемь, и времени оставалось в обрез.
* * *
Как ни странно, на поезд она все же успела. Когда Лили выскочила во двор, левитируя за собой сундук, там еще стояла последняя карета. Она забралась внутрь, закрыла дверцу — и невидимые лошади взяли с места в карьер, унося экипаж прочь от Хогвартса.
В вагон старост она тоже зашла одной из последних. Отыскала свободное купе, отправила сундук на верхнюю полку и пошла проводить инструктаж. То бишь напоминать префектам их права и обязанности: разнимать драки, пресекать хулиганство и отбирать запрещенные предметы, при этом ни в коем случае не опускаться до уровня разнимаемых и помнить о своей должности — а вот о непотизме забыть. Сразу и навсегда. И выразительно покосилась на слизеринцев — у тех хватило совести хотя бы заерзать под ее пристальным взглядом.
После чего Лили объявила собрание закрытым и отправила префектов в рейд по вагонам, а сама осталась в своем купе — на случай, если кому-то понадобится помощь. И не зря: уже через десять минут в дверь постучала зареванная второкурсница — ее подружке стало плохо, и она искала кого-то из старших.
Как выяснилось, глупые малолетки решили попробовать листья алихоции — они-де слышали, что эта штука поднимает настроение и снимает усталость... ну да, а еще вызывает сначала эйфорию, а затем истерику. К счастью, в местной аптечке нашлось стандартное успокоительное с патокой ипопаточника; Лили скормила дурехам полную дозу и заодно прочитала лекцию о токсичных ингредиентах — чем они только на уроках занимаются, раз до сих пор не научились отличать их от волшебных лакомств!
Потом в соседнем вагоне вспыхнула драка — двое гриффиндорцев что-то не поделили с тремя хаффлпаффцами. Недолго думая, Лили окатила всех пятерых холодной водой и заставила приводить в порядок разгромленное купе, а иначе, мол, их родителям придется компенсировать ущерб Управлению железных дорог, которому принадлежит поезд. Для магглорожденных студентов это была страшная угроза — побледнев, они тут же схватились за палочки. Немного понаблюдав за их неуклюжими попытками, Лили покачала головой и отправилась дальше.
В следующем вагоне она столкнулась с продавщицей сладостей. Посмотрела на тележку, заваленную конфетами и пирожными, вспомнила, что не увидит их до конца каникул, вздохнула — и сдалась. Отказавшись от мышек-ледышек (как можно есть то, что пищит и дергается у тебя на зубах?) и мятных жаб (или прыгает в желудке — фу, какая гадость!), Лили купила имбирных тритончиков и уже хотела вскрыть упаковку, как вдруг увидела в конце вагона Сириуса Блэка. Почему-то у окна, а не в купе, да еще и с журналом в руках — видимо, по квиддичу, другой периодики Мародеры не признавали. В памяти сам собой всплыл рассказ Поттера — бедный эльф там, наверное, весь в синяках, а этот дремучий рабовладелец стоит и читает спортивную колонку, как ни в чем не бывало!
Лили убрала в карман тритончиков и сдачу. И позвала:
— Блэк! Знаешь, я была о тебе лучшего мнения — как ты мог так поступить со своим домовым эльфом?..
Он повернул голову, и она поняла, что обозналась. Те же темные волосы, та же горделивая осанка и надменное выражение лица, но совсем другой подбородок, скошенный и безвольный, и более узкие плечи... Регулус, младший брат Сириуса. Так он все-таки вернулся в школу? Ходили слухи, что родители забрали его домой, и до конца каникул он уже не появится.
— Извини, я ошиблась, — сказала Лили. — Приняла тебя за брата.
Он медленно закрыл журнал и взглянул на нее с еле сдерживаемым отвращением.
— Грязнокровка смеет указывать Блэкам, как нам вести себя со своими эльфами? Вижу, он совсем тебя распустил. Такие существа, как ты, должны знать свое место.
Что-о? Ах ты хамло мелкое! Сириус, конечно, рассказывал, что его брат жуткий сноб, но не до такой же степени! Да он почти как Фоули и его приятели!
— Свое — это какое? — тихо поинтересовалась Лили. — Место старосты этой школы? А, я поняла, наверное, ты о том, что не далее как вчера вечером я доварила зелье для твоего отца — по вашей же, между прочим, просьбе!
Он сморщил нос и презрительно оттопырил губу, явно собираясь что-то сказать, но в этот момент вагон сильно тряхнуло, и Регулус выронил журнал и схватился за поручень, разом растеряв всю свою надменность.
— Мы ни о чем тебя не просили, — кое-как выпрямившись, фыркнул он. — Нам бы помог Темный Лорд — великий волшебник, который победил саму Смерть! То, что ты успела раньше, просто досадная случайность, а не свидетельство твоей силы. Склонись перед ним, глупая грязнокровка, склонись и признай его власть, и он тебя не тронет! Наш Лорд справедлив и великодушен, он всем дает шанс, даже таким, как ты!
Да-а... Это уже не просто сноб, а целый готовый прозелит — ишь, как страстно проповедует! Неужели он всерьез рассчитывал впечатлить ее своими угрозами?
Послышался топот. Лили подняла голову — по проходу мчался какой-то первокурсник, и она благоразумно отступила с дороги, но Регулус, видимо, привык, что его все обходят стороной, и не успел увернуться.
— Как я люблю слепую веру и нерассуждающее сослагательное наклонение, — усмехнулась она, когда он предсказуемо сложился пополам, получив локтем в живот; следом за первым мальчишкой по вагону пронеслись еще двое. — Или ты имеешь в виду, что он просто не хотел вам помогать? Иначе как бы я, такая жалкая и ничтожная, смогла случайно опередить победителя самой Смерти?
Регулус выпучил глаза, хватая ртом воздух, и явно потерял дар речи — то ли от боли, то ли от такой немыслимой наглости. Его лицо залила краска, а надутые щеки грозили лопнуть... Чего доброго, еще слюной забрызгает. Лили машинально отступила в сторону и почувствовала под ногой что-то твердое. Скосила глаза... ах да, тот самый журнал по квиддичу.
Вот только на обложке красовался не очередной знаменитый ловец, а размалеванная блондинка в откровенном синем платье, причем вместе с каким-то мужчиной. Их лица показались Лили смутно знакомыми — где-то она уже видела эту женщину... и мужчину тоже, с его характерным взбитым коком и белым костюмом с блестками...
И в этот момент Регулуса прорвало. Он говорил очень громко, почти кричал, но поезд грохотал, набирая скорость, и Лили приходилось напрягать слух, чтобы что-то услышать.
Хотя лучше бы она этого не делала.
— Ты... ты просто наглая грязнокровка, тупая и бесцеремонная! Как ты смеешь в нем сомневаться? Он слишком поздно узнал о нашей беде, но все равно обещал помочь, и даже взял у меня подборку книг по темной скверне! Он отметил меня как равного, удостоил величайшей чести — тебе никогда не понять, что это значит для нас, настоящих волшебников!
Что? Так Блэки обратились за помощью к Тому-Кого-Нельзя-Называть? И отдали ему труды Квинтии Маккуойд, а Сириус решил, что они просто сбежали с полки! О Боже, бедный Сириус, он ведь до последнего надеялся, что родители запретят его братцу ввязываться в политические распри! А они не дождались результатов — поджали хвост и побежали к своему Лорду, не допуская даже мысли о том, что зелье удастся модифицировать. И теперь не знают, куда деваться от позора — ведь им, всесильным Блэкам, помогла какая-то жалкая грязнокровка!
А она еще надеялась на их благодарность. Вот же дура наивная.
— Конечно, куда мне до вас, — хмыкнула Лили. — Если бы моей семье кто-то протянул руку помощи, мне бы и в голову не пришло попрекать его происхождением. И уж тем более бросаться оскорблениями, — она покачала головой. — Впрочем, что я тут с тобой антимонии развожу? Я же с самого начала знала, что благодарные Блэки — это почти оксюморон, а чистые души среди вас в таком же дефиците, как праведники в Содоме и Гоморре. Ни мозгов, ни совести — и так у всей вашей снобской семейки.
Широко распахнув глаза, Регулус то открывал, то закрывал рот, но Лили не собиралась дожидаться, пока он опомнится. Однако не успела она сделать и пары шагов, как вагон снова тряхнуло. Пошатнувшись, она выставила руки, с ужасом понимая, что не успевает ни за что схватиться... Новый толчок — и ее швырнуло прямо на Регулуса. Зубы звонко клацнули, подбородок уперся ему в грудь, макушки коснулось чужое дыхание... Она думала — сейчас он ее отпихнет, но он лишь придержал ее за плечи и помог выпрямиться. И тут же отступил в сторону и с досадой бросил:
— Да кто тебя попрекает? Это ты напала на меня со своими маггловскими ругательствами! А я хотел тебе помочь, дать еще один шанс, замолвить за тебя словечко перед Темным Лордом! Неужели ты думаешь, что Министерство будет вечно защищать таких, как ты? Рано или поздно оно склонится перед его волей, и тогда ты пожалеешь, что отвергла мое предложение!
Предложение? Так это было что-то вроде... извращенной благодарности? Да он просто сумасшедший! Любой нормальный человек за такое разве что в морду плюнет... и то — если не побрезгует.
Должно быть, эти мысли отразились у нее на лице, потому что Регулус сердито прошипел:
— Ты еще пожалеешь, грязнокровка!
А потом развернулся на каблуках и скрылся в ближайшем купе. Раздвижная дверь с щелчком скользнула на место.
Оторопев, Лили глядела ему вслед. Надо же, он еще и оскорбился — вот же скот высокомерный! Решил облагодетельствовать полезную зверушку, замолвить за нее словечко перед дружками-бандитами, и еще удивляется, отчего это низшее существо не оценило заботы! Да на его фоне даже Сириус нормальным человеком покажется, не говоря уж о Поттере — уж он-то точно никогда не намекал, что она ему не ровня!
Обида жгучим комом стояла в горле и никак не проглатывалась. Чтобы отвлечься, она отвернулась к окну и уставилась вдаль. Поезд мчался на юг, и заснеженные деревья плотной стеной убегали назад, а на горизонте возвышалась сизая горная гряда, упираясь в переливчатое перламутрово-серое небо. Вытащив палочку, Лили пририсовала на стекло черного дракона, заставив его разевать пасть и махать крыльями. Казалось, он летит наперегонки с поездом — волшебное существо, которое старается изо всех сил, но никак не может опередить творение маггловской мысли.
— Нет, лучше вот так, — послышалось из-за плеча, и на голове у дракончика встопорщился колючий гребень, а хвост вытянулся и оброс шипами, как у венгерской хвостороги.
Лили обернулась и нос к носу столкнулась с Сириусом Блэком. Его глаза сияли, на губах играла рассеянная, немного шальная улыбка, совершенно преображающая его надменное, замкнутое лицо.
— Кстати, я тут вчера перед сном немного поболтал с матерью, — небрежно заметил Сириус, убирая в карман палочку. — Очень похоже, что твое зелье сработало — по крайней мере, так считают целители. Точно мы поймем только через месяц, но количество скверны в крови уже начало уменьшаться.
— Да, я знаю, — кивнула Лили. — Поттер мне рассказал. И не только об этом, так что я в курсе всех ваших вчерашних похождений, — добавила она с намеком.
Его лучезарная улыбка немного поблекла.
— Признаю, мы немного перестарались... ладно-ладно, я перестарался, — исправился Сириус, поймав ее укоризненный взгляд. — Но этот придурок сам виноват — нечего было вести себя как последнее чмо, тогда бы и разговор вышел не таким... жарким.
Он нервно хохотнул, точно потешаясь над собственной шуткой, и запустил руку в волосы. Берилл Джиггер, которая как-то незаметно нарисовалась у соседнего окна, бросила на него томный взор раненого лебедя, но Лили эти ужимки только раздражали.
Особенно если вспомнить, из-за чего он оправдывался.
— Значит, сам виноват? — медленно закипая, переспросила она. — Очень по-гриффиндорски, нечего сказать! Сначала наброситься на слабого, на того, кто не может дать сдачи, а потом его же и обвинить — сам, мол, напросился!
Сириус приподнял брови. На его лице отчетливо читалось удивление.
— По-моему, ты преувеличиваешь. Особенно насчет слабости и беззащитности. Я эту подлую породу хорошо знаю, от них только и жди удара в спину. Тихушники и трусы, вечно норовят нагадить исподтишка, — он покачал головой. — И не так уж сильно ему и досталось — подумаешь, проучили чуток! В следующий раз будет думать, прежде чем распускать свой поганый язык. Я с ним по-человечески, по-хорошему просил молчать, а это чумазое чмо... — он запнулся и с вызовом продолжил: — Да за такие намеки... что мой брат и Сами-Знаете-Кто... Я их любому в глотку вколочу — любому, ясно? Хоть министерским, хоть газетчикам, хоть всем Упивающимся в полном составе!
В его глазах горела ярость, а щеки раскраснелись, как от мороза; он судорожно сжимал палочку — казалось, дерево вот-вот треснет. В вагоне уже собралась небольшая толпа — девчонки млели, бросая на Сириуса восхищенные взоры, готовые растечься лужицей у его ног.
К горлу подступил ком. Лили поняла, что сейчас ее стошнит, и она тоже растечется лужицей. Только от омерзения. Какое же оно все... неправильное — и эти заносчивые придурки с их альтернативной логикой, и трепетные идиотки, которые не видят дальше своего носа, и весь этот мир с его жестокостью и несправедливостью. Оказывается, Сириус считает всех эльфов подлыми тварями, которые гадят исподтишка — а до чего он додумается в следующий раз? И кто станет его новой жертвой? Чиновники? Газетчики? Или она сама — за правду, которая ему не понравится? Под ногами дрожал пол, стук колес болезненным эхом отдавался в сердце, и в голове пульсировала одна-единственная мысль.
Он такой же. Такой же, как и его брат, чума побери всех этих Блэков, только тот не видит людей в магглах и магглорожденных, а этот вообще ни в ком.
Правда слетела с языка быстрее, чем она успела его прикусить.
— Неужели тебе не приходило в голову, что надо просто спросить у родителей? Бедный эльф лишь повторил то, что день за днем слышал от хозяев, а ты его за это избил! Я говорила с твоим братом, он твердил как заведенный — Темный Лорд то, Темный Лорд это... Нес какую-то чушь, что тот-де оказал ему великую честь и отметил его как равного. Скажешь, я тоже лгу, и вколотишь мои слова мне в глотку?
Но Сириус только побледнел, и беззаботное выражение сползло с его лица, как дурно прилепленная маска.
— Что? Ты говоришь, я... Что? — он моргнул, встряхнул головой, то ли не понимая, то ли не желая понимать.
Лили сглотнула. И повторила:
— Я говорю, что ты дремучий рабовладелец и пещерный плантатор, а твои родители не стали дожидаться, пока я доварю зелье, и обратились к Сами-Знаете-Кому. Это правда, спроси у своего брата, — зачем-то добавила она.
Сириус схватился за поручень. И кивнул:
— Хорошо. Я... спрошу.
Сердце больно сжалось. Прежде она никогда не слышала у него такого тона — тусклого, безжизненного, неестественно ровного. И не видела таких глаз — как после поцелуя дементора, им когда-то показывали колдографии... Внутри невольно встрепенулась жалость; встрепенулась — и тут же затихла.
А кто пожалеет несчастного эльфа? Который виноват лишь в том, что не вовремя подвернулся под руку одному из Блэков? Уж точно не Сириус — он даже сейчас ни в чем не раскаивается и думает только о себе и своей семье. Но как же так? Как один и тот же человек может быть способен и на самую искреннюю любовь, и на поразительное бессердечие? Нет, права была Эмма: все Блэки ненормальные, все до единого, и самое правильное — держаться от них подальше. Не лезть в их проблемы и личные драмы и вообще никак не связываться. И самой не лезть, и Северуса предупредить. Пусть только разрешат опубликовать их статью — и...
Кажется, последнюю мысль она произнесла вслух, потому что Сириус вздрогнул как ужаленный.
— Статью? Ты сказала — статью... вашу статью с Нюнчиком? — медленно переспросил он, и его глаза расширились, а лицо исказилось, как от зубной боли.
Что, и этот туда же? Очередные сентенции на тему «не смей рассказывать Северусу, он всем разболтает»? Лили поудобнее перехватила палочку, вспоминая трансфигурационную формулу для рогов и копыт — ах да, и еще пятачка, как же она могла забыть! — и огляделась по сторонам, машинально прикидывая, кинется ли кто-нибудь его защищать. Дирк Крессвелл — более чем сомнительно, Абигайль Блишвик при Розье и пальцем не шевельнет... Берилл Джиггер тоже отпадает — она пыталась прикинуться уже не раненой, а умирающей лебедью, но получалась разве что коматозная гусыня.
Однако Сириус только помотал головой и хрипло сказал:
— Ты не говорила, что он... твой соавтор. И что он давно все знал.
— Ты что, шутишь? — от неожиданности Лили даже опустила палочку. — Как же ему не быть соавтором, когда основную идею как раз он и придумал? И не делай такие изумленные глаза — я сто раз об этом твердила, всей вашей развеселой компашке!
Казалось, Сириус разом постарел на десяток лет.
— Им — может быть. Но не мне.
Он развернулся, сделал несколько шагов — толпа расступалась перед ним, как волны перед Моисеем... остановился, дернул себя за падающую на лоб прядь и пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Нет. Сначала — Регулус.
И вошел в купе, в котором скрылся его брат.
Все вокруг молчали, будто придавленные грузом случившегося. Только грохотали под ногами колеса, заставляя мерно покачиваться поезд, да мелькал за окном холодный заснеженный пейзаж. Лили обвела взглядом толпу — никто не произнес ни слова, девчонки отводили глаза, но и не думали расходиться.
— Ладно. Будем считать, что представление окончено, — начала было она, но тут вагон содрогнулся от глухого стука. Следом послышался звон стекла вперемешку с ругательствами — похоже, кто-то из Блэков разбил окно.
Лили посмотрела на свою палочку. Потом на дверь — казалось, ее вот-вот проломят: под ударами сотрясалась вся перегородка, а прикрывающие стекло шторки плясали джигу. Да уж, этих братцев мифическим Управлением железных дорог точно не напугаешь...
Подумав, она наложила на дверь Муффлиато и частично трансфигурировала ее в камень. Вот так, и пусть они друг друга хоть поубивают. Главное, чтобы их трупы смирно сидели в купе и не пытались выбраться к нормальным людям.
— Все, представление окончено, — повторила Лили. — Не толпитесь в проходе — я их заперла, так что ничего интересного тут больше не будет.
Роуз и Дейзи переглянулись, кивнули и направились в конец вагона. Вслед за ними потянулись и остальные, и Лили, вздохнув с облегчением, уже сама собиралась последовать их примеру, как вдруг краем глаза заметила какое-то мельтешение на полу. Ах да, тот самый журнал Регулуса — в суматохе и тряске его отпинали далеко в сторону, да еще и прищемили дверью... Девица на обложке кокетливо хлопнула ресницами, а мужчина помахал рукой и сверкнул знакомой кривоватой улыбкой — и в этот момент она его узнала.
Да это же Элвис Пресли! Точно, Элвис Пресли собственной персоной, только какой-то жутко располневший, и рядом с ним — вульгарная блондинка. Но он же маггловский певец — разве чистокровные маги интересуются маггловской музыкой? Тем более такие, как Регулус Блэк?
Воровато оглянувшись, Лили подошла ближе, вытащила журнал из-под двери и отправилась искать укромное местечко, чтобы без помех рассмотреть свою добычу.
И даже не оглянулась на купе, где остались Блэки.
