Не Лили

Гермиона Грейнджер стала объектом его пристального внимания. Ему казалось, что он знал ее. В конце концов, в течении шести лет она, вместе с ее друзьями-оболтусами, была под его постоянным надзором. И весь нынешний учебный год разве не наблюдал он за ней? Ему казалось, что он был достаточно проницательным и сумел разобраться в ней. Но теперь он понимал, что если и не ошибался, то, во всяком случае, знал о ней далеко не все.
Да что, в самом деле, он знал? То же, что и все? Что она самая одаренная молодая ведьма своего поколения, лучшая ученица Хогвартса за сколько-то там лет? Что она упряма, настойчива, поразительно эрудирована, обладает повышенным чувством справедливости и склонностью нарушать правила. Последние два пункта были типичны для представителей ее факультета.
Что он знал еще? Что она тяжело переживает переход к мирной жизни, что она растеряна и прячется здесь, в Хогвартсе, от внешнего мира, как и он сам.
Что она удивительно оптимистична даже в своей апатии.
Что она куда более хрупкая, чем кажется.
Что она одинока.
Что она, по совершенно непостижимым причинам, ищет его общества и находит в общении с ним утешение, поддержку и развлечение. Как и он - в ней.
Теперь, когда он стал наблюдать за ней, он признался себе, что раньше будто никогда не видел ее по-настоящему. Он хорошо знал ее упрямое выражение лица, когда она тянула руку на его уроках, знал, как самоуверенно она вздергивает нос, когда выполняет свои обязанности старосты, и как она кусает нижнюю губу и хмурится, когда сосредоточенно работает, знал, как округляются ее глаза и расширяются ее зрачки, когда она удивляется, каким жадным становится ее взгляд, когда она узнает что-то новое.
Но он впервые видел, как участливо она смотрит, когда выслушивает жалующегося первоклашку, как мягко светятся ее глаза, когда она разговаривает с Хагридом, какое по-детски восторженное выражение появляется на ее лице, когда она вся поглощена книгой и как она при этом неосознанно накручивает на палец один из своих непослушных локонов или покусывает ноготь.
И точно так же, как тогда, когда она сказала, что прощает глупого слизеринца, Северуса поразило, как она смотрит на него. Давно у нее этот взгляд? Он точно помнил, что когда учил ее, не видел ничего подобного. Тогда в этих чайных глазах была пытливость, эта вечная критическая оценка, уважение или возмущение, в зависимости от ситуации, но никогда там не было того, что он видел теперь. Когда это появилось? Как он мог не заметить? И - что это значит?
Она смотрела на него… с теплотой. Иногда в ее глазах искрились смешинки, иногда они смотрели с грустью. И в ее взгляде точно было доверие. То, что он так редко встречал во взглядах других людей прежде, и что теперь, после войны, было в глазах большинства, кого он знал. На первых порах он не мог понять, что так беспокоит его в том, как люди смотрят на него. Но потом он понял, что знал этот взгляд, просто не привык, чтоб он был обращен на него. Грейнджер смотрела с доверием. Но было что-то еще, что-то, чего он не мог разгадать.
Весь этот сумбур в душе и в мыслях делал Северуса до крайности рассеянным. Макгонагалл после очередной планерки даже вызвала его к себе и долго допытывалась, все ли с ним в порядке. Но Северус и сам не знал, в порядке ли, и только пожимал плечами и смотрел на старую волшебницу этим своим новым взглядом, который так ее беспокоил. Наконец, после нескольких таких аудиенций, во время которых Минерва и так и этак пыталась вызвать Северуса на откровенность, Дамблдор, посверкивая с портрета своими очками-полумесяцами, велел ей оставить его в покое. Минерва посмотрела на Дамблдора, усмехающегося в бороду, потом на Северуса, чьи губы тронула едва заметная улыбка, поджала губы, явно заподозрив их обоих в сговоре, и отпустила зельевара с миром.
Патрулирование коридоров стало для Северуса временем, когда он мог вволю предаться размышлениям. Рана на шее совсем разболелась, отдавая в спину, и заставляя избегать лишних движений. Поэтому Северус, вопреки всем своим принципам, просто устраивался в какой-нибудь нише или арке, подальше от сквозняков, и иногда засиживался так до глубокой ночи. Нарушители школьного распорядка, тем не менее, не имели шансов проскочить незамеченными и регулярно лишались положенного количества баллов.
Когда, пребывая на своем посту поздним воскресным вечером, Северус издали заслышал приближающиеся легкие шаги, он не сомневался, что это один из припозднившихся учеников.
- Минус десять баллов… - начал было он, но… - Мисс Грейнджер.
- Добрый вечер, сэр, - улыбнулась девушка, подойдя к нему.
- Добрый.
- Ученики думают, что у вас новая тактика.
- Вот как, - усмехнулся Северус, - А вам что не спится?
- Я вас искала.
Северус удивленно вскинул брови, а Грейнджер, порывшись в складках мантии, извлекла небольшую баночку и на ладони протянула ему.
- Что это?
- Согревающая мазь. Для вашей шеи.
Северус перевел удивленный взгляд с баночки на лицо девушки. Та немного смутилась и стала сбивчиво объяснять.
- Болит ведь. Я же знаю, у мадам Помфри вы ни за что не попросите, а самому приготовить, наверное, и некогда. Так что я сама… Я знаю, вы невысокого мнения о моих способностях, но, все-таки…
Она окончательно смутилась и замолчала. Рука с баночкой немного дрогнула.
- Спасибо, - Северус взял предложенную мазь, - Это от сырости. Ваш шарф, кстати, очень помогает.
- Я рада, - она в самом деле просто светилась от радости.
Северус с интересом рассматривал ее, вдруг, начиная понимать, что же все это время ускользало от него в ее взгляде. Это было внимание. Не та пытливая внимательность, которую он привык видеть у нее на своих уроках, но участие, желание понять. Проще говоря, когда она смотрела, она видела его.
Грейнджер хихикнула и он понял, что на несколько мгновений затаил дыхание.
- Что?
- Просто… За все время учебы вы ни разу меня не похвалили, даже чуть-чуть. А теперь взяли мою мазь. Это самая большая похвала, какая только может быть. Спасибо.
- Я, кажется, уже признал, что вы были лучшей на курсе.
- Вы признали, что не только на курсе, - довольно поправила она, смешно вздергивая нос.
Северус усмехнулся.
- Не слишком ли вы возгордились, мисс Всезнайка? С чего вы взяли, что я не выброшу это ваше варево?
- Тогда зачем бы вы его взяли?
- Из вежливости? Чтобы сделать вам приятно? - он изогнул бровь.
Грейнджер фыркнула и закатила глаза.
- Доброй ночи, профессор. И не сидите долго на холоде, вашей шее вредно, - сказала она и пошла прочь.
- Доброй ночи, мисс Грейнджер, - мягко сказал Северус, вертя в руке баночку с мазью.
Прежде, чем скрыться за поворотом, она обернулась и напоследок улыбнулась ему счастливой улыбкой.