Золотое сечение

Точка с надписью «Северус Снейп» не двигается. Я проверил карту раз десять, пока кружил по своей спальне, вспоминая, куда сунул шкатулку с драконьей кровью. Рону с Джоржем, конечно, досталась большая часть. Но и себя я не обидел. Теперь драгоценная контрабандная жидкость хранилась в нескольких колбах. Под защитными чарами. Дарить ее я никому не собирался, если честно. Хотел сам поэкспериментировать. Даже книгу Дамблдора про «Двенадцать способов применения» в школу привез. Пожалуй, Снейп — единственный человек, кому можно этот ингредиент доверить. Он точно знает, что с ним делать. Поэтому и мнусь сейчас у его двери. И убеждаю себя, что это единственная причина.
Если Малфой и заходил сегодня в гости, то уже ушел. Меньше всего я сейчас думаю о задании Кингсли. Боюсь, появись сам Лестрэйндж в этом коридоре, просто отмахнусь от него. Скажу, чтобы зашел позже. Быстро оглядываюсь и вытаскиваю карту из кармана. Все так же сидит у камина. Может, опять спит? Было бы отлично. Оставлю подарок, напишу записку с извинениями и убегу. Совсем не по-гриффиндорски, как сказал бы Чарли. Дорожная сумка, в которую я наспех сунул шкатулку, оттягивает плечо. Приглаживаю волосы и поправляю мантию. Раз двадцатый, наверное. Поттер, ты трус.
— Профессор? — говорю тихо, толкая, наконец, дверь. В кабинете темно. Только камин горит. Снейп сидит в одном из кресел и смотрит на огонь через бокал с янтарной жидкостью. Все-таки не спит. — Извините за беспокойство. Можно войти?
— Поттер, — отзывается он негромко, даже не обернувшись. Это не вопрос. И не приглашение. Он продолжает смотреть в свой стакан.
Странное начало. Пожимаю плечами и все-таки захожу в комнату, прикрыв за собой дверь. Снейп никак не реагирует на мои передвижения. Ну и черт с ним. Глубоко вдыхаю и подхожу к камину. Меня же никто не выгоняет? Помедлив пару секунд, сажусь в соседнее кресло, положив сумку на колени. Он никак не реагирует. Порываюсь что-то сказать, но потом решаю тоже молча уставиться на огонь. Вдруг там что-то интересное? Минут пять пытаюсь разглядеть, что именно. Иногда посматриваю на соседа.
Снейп словно застыл. Даже не мигает. Верхние пуговицы сюртука расстегнуты, как в прошлый раз. Левая рука лежит на подлокотнике. Правая согнута в локте. Пальцы крепко держат стакан на уровне глаз. Вид у него уставший. И на редкость безэмоциональное выражение лица. Отрешенное. Он словно погружен во внутренний омут памяти. И плавает где-то очень глубоко. Отбиваю пальцами ритм на коленке.
— Профессор, я пришел извиниться перед вами, — нарушаю, наконец, молчание. Ну, не будем ведь мы так всю ночь тут сидеть?
— За что именно вы решили извиниться? — интересуется Снейп секунд через двадцать. Я уж испугался, что он вообще не будет со мной разговаривать. Видимо, неподходящий вечер для беседы. Но я уже здесь. «За что именно»? Мысленно перебираю возможные варианты. Нахожу только один.
— Простите, что нагрубил вам сегодня утром, — поворачиваю голову, пытаясь поймать его взгляд. Тщетно. Он прикрывает глаза, не меняя позы. Не могу разобрать его эмоции. Кажется, он ожидал, что я скажу нечто другое. — Я повел себя бестактно. У меня было не очень хорошее настроение, что совершенно меня не оправдывает…
— Поттер, зачем вы приехали в Хогвартс? — перебивает Снейп, неожиданно повернув голову и опуская руку со стаканом на подлокотник. Я словно угодил в сугроб. Его черный янтарь насквозь ледяной, а голос острый и немного хриплый. Становится очень неуютно. Хочется на всякий случай достать палочку.
— Кажется, я уже говорил вам, профессор, — отвечаю осторожно. Не знаю, что именно он хочет услышать. Аврорская интуиция просыпается и молоточком стучит по черепу изнутри. Все догадки, которые приходят на ум, отметаю как невероятные. — Директор МакГонагалл через министра предложила должность преподавателя. Мне эта идея понравилась. Я согласился, потому что давно хотел уйти из аврората. Почему вы спрашиваете? Снова.
— Потому что вы врете. Снова, — он не повышает голос, но этого и не требуется. Таким тоном можно убить, при желании. И ничего я не вру. Все, что сказал, — чистая правда. Остальное его совершенно не касается. Интересно, откуда он знает? Странный вопрос. Ты сегодня сам вспоминал его шпионское прошлое.
Снейп следит за моей реакцией. А я не чувствую себя виноватым. Поэтому хмурюсь и просто развожу руками, показывая, что мне нечего добавить. Он вдруг одним резким движением поднимается с кресла, оставив бренди на подлокотнике, и отходит к своему столу. Провожаю его недоуменным взглядом. Он просто стоит там, опершись двумя руками на столешницу. Мерлин, да я свихнусь с ним. Нормальные люди устраивают скандалы. Вот Рон, например. Если зол, стены дрожат от его ругательств. Покричит — и сразу успокоится. Гермиона прочитает лекцию. Джинни запустит в тебя какой-нибудь вазой. А Снейп убьет взглядом и уйдет ненавидеть тебя в одиночестве. И сиди, гадай, что у него на уме.
— Все, — решительно встаю и обращаюсь к его спине. — Давайте пропустим ту сцену, где вы на меня злитесь, презираете и мысленно превращаете в какого-то монстра. Мы это уже проходили.
Снейп явно не ожидал, что мне хватит наглости тут же не сбежать из его кабинета. Он медленно поворачивается и смотрит на меня удивленно и презрительно. Ничего нового. Даже скучно.
— Нет у меня больше сил спорить, что-то доказывать или оправдываться, — продолжаю, оживленно жестикулируя. Впервые не пытаюсь выглядеть в лучшем свете. Взрослее. Представляю, что говорю с Гермионой. И чувствую невероятную свободу. Волосы падают на глаза, раздраженно откидываю их назад. Щеки горят. Но не от смущения. Скорее, от осознания, что я себе такое позволяю. — Пусть все будет проще. Я с удовольствием отвечаю на вопросы, если специально не стараться меня унизить. Со мной можно разговаривать открыто. Потому что, повторю в сотый раз, я вам полностью доверяю. И не хочу с вами ругаться. Сколько можно? Спрашивайте. Что вы хотите узнать?
— Я уже спросил, — Снейп сегодня немногословен. Может быть, потому что пьян? Теперь он встает в свою любимую защитную позу. И выдает коронную усмешку. Ее удар отскакивает от меня, словно вокруг невидимый купол. Давно привык к этой усмешке. Это его личное Протего. — Зачем вы приехали в Хогвартс, мистер Поттер?
— Опять? — качаю головой, выдыхая. — Директор попросила. Я согласился, потому что хотел попробовать…
— Вранье, — констатирует Снейп раздраженно. Убью его.
— Абсолютная правда, — рычу тихо. — А то, что Малфой здесь ошивается, никоим образом на мое решение не повлияло. Если, конечно, вам нужен именно этот ответ. Да, министр вряд ли добровольно отправил бы меня в школу. Но я впервые искренне благодарен Люциусу Малфою за то, что он, сам того не зная, повлиял на это решение. Более того, возвращаться обратно я не намерен. И никто, кроме вас, пока об этом не знает.
— Какая честь, — теперь он, кажется, по-настоящему зол. Потому что делает два шага вперед и пытается напугать меня школьным вариантом профессора Снейпа. Только сейчас мы почти одного роста. Доминирование с уничтожающим взглядом уже не работает. С вызовом смотрю ему в глаза. — Скажите, мистер Поттер, я похож на идиота? Думаете, я с самого начала не знал, зачем вы явились в школу? Точнее, зачем вас сюда отправили. Не знал о допросе Драко Малфоя или попытках французского министерства следить за Люциусом?
— Прежде всего, профессор, — отвечаю спокойно. Сейчас нужно аккуратно выбирать слова, — я ни в коем случае не считаю вас идиотом. Кроме того, я был уверен, что вы догадаетесь о причине моего приезда. Ведь это очевидно. Но я действительно говорю правду. Задание мне сразу не понравилось, но я ухватился за возможность. Кингсли пока не понимает, что оказал мне услугу.
— Мистер Поттер, — выплевывает Снейп мне в лицо. Отшатываюсь, — мне абсолютно безразличен тот факт, что вы вдруг воспылали любовью к преподавательской деятельности. Еще меньше меня волнует ваше недовольство предыдущим местом работы. Я даже готов закрыть глаза на то, что министерство решило отправить в Хогвартс бездарного шпиона для слежки за мистером Малфоем. Это его проблемы. Единственное, что меня интересует, зачем вы устроили спектакль с «достижением взаимопонимания». Так было задумано господином министром или эта идея — порождение вашего скромного интеллекта?
— Не смейте, — выдавливаю сквозь зубы. Мы стоим слишком близко друг к другу. Кожей ощущаю, как между нами искрит воздух. А янтарь с малахитом сталкиваются с жутким треском. Его предположение бьет меня не хуже пощечины. Снейп решил, что я все это время пытался добраться до Малфоя через него? И кто же его надоумил? Немного вариантов. Извините, профессор, я ошибся. Вы идиот. — Все, что я говорил и делал, было искренне. И не имело никакого отношения ни к аврорату, ни к Малфою, ни к заданию министра. Не смейте даже предполагать, что я позволил бы себе проявить к вам подобное неуважение.
— Я вам не верю, Поттер, — шипит Снейп. Хочется его ударить. Я боялся, что мое чувство рассыплется, врезавшись в эти стены? Оно на грани. Приходится мысленно собрать все самые хорошие моменты последних недель. Лет. Чтобы вспомнить, зачем я вообще сюда пришел. Пришел и принес в себе то, что не чувствовал, наверное, никогда. И он бьет меня именно в это. Не зная и не пытаясь понять.
Первая мысль — сдаться и смириться — улетает в мусорную корзину. Ну уж нет. Вспоминаю сегодняшний разговор с Чарли и быстро перебираю в голове возможные варианты. Пока Снейп зло смотрит, раздувая ноздри. Не позволю тебе все испортить, понятно? Сейчас будет по-моему. Пусть хоть замок рухнет. И похоронит меня в руинах. Я вытащу тебя на свою половину поля.
Бросаю дорожную сумку на пол. Делаю резкий и короткий шаг вперед. Этого достаточно, чтобы вытянуть правую руку и ухватить его за шею. Змея не успевает среагировать, потому что даже в самых нелепых фантазиях не может представить подобное. Быстро сгибаю руку в локте, заставляя опешившего Снейпа подчиниться. И, не давая опомниться, накрываю его губы своими. Не закрывая глаза. Хочу видеть, как расширяются его зрачки и поднимаются вверх брови. Особенно когда я чуть приоткрываю рот и требовательно захватываю его верхнюю губу. Тонкую, сухую, горячую и пахнущую бренди. Примерно так я это себе и представлял. Правда, несколько при других обстоятельствах. Более романтичных, что ли. Но с этим человеком все всегда идет не по плану. Тогда к черту планы.
Ощущения не обманывают, потому что я запрещаю себе провалиться в эмоции. И на удивление собран. Поэтому готов поклясться, что Снейп на поцелуй отвечает. Возможно, от неожиданности. Впрочем, додумать эту мысль я не успеваю, потому что лечу. Не от избытка чувств. Он толкает меня сразу двумя руками в грудь, отчего я действительно отлетаю не меньше, чем на пять футов. Стараюсь смягчить падение, выставляя назад руку. Неудачно. Еще и правую. Кисть принимает на себя удар всего тела. Слышу знакомый хруст. И вскрикиваю.
Снейп делает пару неуверенных шагов назад, чуть не споткнувшись, и натыкается на стол. Теперь в его взгляде нет и намека на гнев. Исключительно изумление. Вкупе с заметно покрасневшими щеками картина потрясающая. Отвлекаюсь от зрелища, чтобы со стоном вытащить из-под себя руку. Запястье моментально распухло. Не могу пошевелить ни одним пальцем.
— Нельзя было обойтись без грубой силы? — огрызаюсь, оценивая ущерб. Боль иглами ползает под кожей и уже подбирается к локтю. И как мне теперь палочку держать? — Я кисть вывихнул.
— Поттер, какого черта?! — он все-таки пришел в себя. Теперь начнется. Только можно, все возмущения позже? Предплечье немеет.
— Вы меня толкнули, пришлось импровизировать на ходу, — стону, устраивая запястье на коленях. Оно горит огнем и выглядит как-то неестественно.
— Я имею в виду, какого черта вы себе позволяете?! — Снейп вдруг начинает ходить вдоль стола, скрестив на груди руки. Все-таки Чарли был прав. Слизеринцев можно выбить из равновесия только иррациональными поступками. Надо запомнить. Правда, думать сейчас получается плохо. — Вы явились в школу под вымышленным предлогом. Обманом пытались втереться ко мне в доверие. Рассказывали о каких-то несуществующих письмах. И теперь это!
— Несуществующих?! — от удивления даже на время забываю о боли. — Это Малфой вам сказал? И вы ему поверили! Но вы же видели мои воспоминания!
— Вы показали то, что хотели, — отмахивается Снейп, продолжая нарезать круги передо мной. — Вы, Поттер, всегда делаете то, что вам хочется. И не задумываетесь о последствиях.
— Я впустил вас туда, куда не впускал даже самых близких людей! — теперь я кричу. Больше от физической боли, чем от обиды. Снейп замирает, уставившись на меня. — И не показал только то, что уже не имеет значения. Не показал разговор с Кингсли, потому что в тот момент это тоже было неважно. Даже после всего мне нужно сказать, что я писал? Хорошо! Как вам будет угодно! Я писал, что умираю от чувства вины. Что ошибался. Писал, что никто не сделал для меня больше. И мне вряд ли удастся выплатить этот долг когда-нибудь. Молчите! Не перебивайте! Я писал, что мама была неправа и могла поступить по-другому. Она сама толкнула вас к Риддлу. Да! Я действительно так думаю. А еще я писал, что утром после победы не хотел жить. Пока не увидел вас. И никогда еще не испытывал такого облегчения. Хотел защитить вас от всего мира. Который вообще не понимает, через что нам с вами пришлось пройти. Чтобы оказаться сейчас здесь, в этой комнате. Живыми. Мы живы, Снейп! Понимаете? И мне все равно, кто и что подумает. Мне даже все равно, что думаете вы! Я жив благодаря вам. Я буду сражаться за то, чтобы иметь возможность хотя бы просто с вами разговаривать. И если придется сражаться с вами — так и быть.
В конце неожиданного монолога голос меня подводит. Слезы щекочут подбородок. Со злостью вытираю их рукавом, забывая, что рукой лучше не шевелить. И стону от боли. Теперь доволен? Снова скажешь, что я вру? Отдышавшись, поднимаю голову. Снейп стоит, опираясь на стол, и не сводит с меня глаз. У меня, видимо, болевой шок. Потому что в его взгляде мне мерещится невозможное понимание.
— Помогите, — вздыхаю, кивнув на руку. — Пожалуйста.
Он раздумывает несколько секунд. Разворачивается на каблуках и уходит в спальню. Чудно. Великолепно. Пытаюсь опереться на левую руку, чтобы встать. Получается только на четвереньки. При этом на правую кисть словно падает дикобраз. Шиплю сквозь зубы и отталкиваюсь от пола, чтобы выпрямиться. И вдруг чувствую, как сильная рука перехватывает меня спереди под грудь и легко поднимает на ноги. Оборачиваюсь, чтобы снова встретиться со Снейпом глазами. Он не уходит. Только убирает руку. Держа в другой флаконы с зельями и кусок ткани.
Вздыхаю и опускаю голову на его плечо. Надеясь, что сегодня он больше не будет меня отталкивать. И он этого не делает. Даже когда я придвигаюсь ближе и просто обнимаю его, положив здоровую руку на талию. Возможно, боль отключила инстинкт самосохранения. Как иначе объяснить себе такой порыв? Черт, как же хорошо. И спокойно. Как будто я в самом безопасном месте на свете. В окружении знакомого запаха. Он не обнимает меня в ответ, но и не отстраняется. Чудеса.
— Сядь в кресло, — говорит он тихо спустя минуту или пять. Или всю жизнь. Легко освобождаю его из объятий и покорно исполняю приказ. Пострадавшая рука оказывается на подлокотнике, а я с облегчением откидываюсь на спинку. Снейп встает рядом на одно колено. Аккуратно расстегивает пуговицы на рукаве моей рубашки и поднимает его вверх. Горячие пальцы ощупывают опухшую кисть. Стараюсь не кричать, стиснув зубы. Он достает палочку.
— Любому другому я предложил бы выпить спирт или бренди, — замечает этот невозможный человек, беззлобно усмехаясь. — Зелье в этом случае не особо поможет. Будет больно.
— Да, лучше обойтись без спирта, — стараюсь улыбнуться. — Я потерплю.
Снейп кивает и берет мою ладонь двумя руками. Больно не будет. Больно уже сейчас. Он прощупывает запястье и, видимо, находит то, что искал. Кидает на меня быстрый обеспокоенный взгляд и, прижав кисть к подлокотнику, взмахивает палочкой. Что-то снова хрустит. А как же «на счет три»?! Вскрикиваю и заваливаюсь вперед, рискуя свалиться с кресла на пол. Но те же руки подхватывают меня. Даже слегка поглаживают по спине. Невероятно. Когда я перестаю дрожать, Снейп отстраняется и деловито осматривает место вывиха. Запястье теперь просто ноет и не пугает странными изгибами. Мой личный врач удовлетворенно кивает. Ну, мы квиты. Я его поцеловал, он чуть не сломал мне руку. Почти равноценно.
Становится гораздо лучше, когда он втирает в запястье противовоспалительную мазь и расслабляющий мышцы бальзам. Его пальцы двигаются аккуратно, почти невесомо. Перематывают мою руку бинтом и заклинанием превращают его в подобие гипса. Бытовые чары и самые простые защитные с таким новшеством, наверное, можно творить. Если не выйдет, пусть сам ведет защиту. А еще отчитывал студентов за драки в коридорах.
— Спасибо, — говорю негромко, когда Снейп заканчивает все манипуляции и поднимается на ноги. Пока не растерял остатки гриффиндорской храбрости, надо сказать. — Я не буду извиняться за то, что сделал. Потому что не жалею.
— Значит, и мне нет нужды извиняться, — парирует он, поморщившись. — Скажи спасибо, что остался жив.
— Неужели было настолько неприятно? — стараюсь сделать вид, что меня совсем не интересует ответ. Снейп закатывает глаза и отходит к рабочему столу. Перебирает какие-то пергаменты. Сочту это за добрый знак.
— Тебе пора, — говорит он, не оборачиваясь. Кто бы сомневался?
Поднимаю с пола свою сумку и сразу вспоминаю, что в ней. Левой рукой с трудом расстегиваю молнию, шарю внутри и вытаскиваю шкатулку. Когда подхожу к столу, Снейп сразу напрягается. Да успокойся, не буду я тебя трогать. А то ты мне еще что-нибудь сломаешь. Шею, например.
— Тут вот… — обращаюсь к его плечу. Неуклюже ставлю подарок на стол. Деревянный стук. — Спокойной ночи, профессор.
Тихое «Спокойной ночи, Поттер» догоняет меня уже у двери. Улыбаюсь, не оборачиваясь. Гриффиндорские трибуны ликуют и запускают в небо фейерверки. Этот матч за нами. Хочется верить.

***

Пока я рассказываю, как свыкался с новой ролью преподавателя и проводил первые лекции, Гермиона одобрительно кивает. Заставляет показать конспекты, которые я частично восстановил по памяти после огненного эпизода в кабинете. Восторгается моими попытками примирить два вечно враждующих факультета. Авторитетно заявляет, что это мне чуть ли не на роду написано. Правда, она еще не знает, как именно я тут отношения налаживаю со слизеринцами.
Подбираю слова и почему-то боюсь ее реакции. Когда речь заходит о Чарли, приходится быть откровенным. Гермиона не сразу понимает, о чем идет речь. Но она же умница. Догадывается быстро. И молча ставит на пол стакан с тыквенным соком.
Уже глубокая ночь. Мы по традиции сидим у камина, прислонившись спинами к дивану. Такая родная и домашняя обстановка расслабляет. Поэтому рассказываю все, как есть. Какой угодно ожидал реакции от Гермионы, но только не этой. Она долго сдерживается, пряча улыбку под ладонью. А потом вдруг прерывает меня и смеется в голос. Прямо как Чарли. Снова чувствую себя идиотом. Это теперь мое будничное состояние.
— Гарри, я всегда знала, что в вопросах отношений ты, скажем так, не специалист, — говорит она, наконец, хихикая. — Почему ты у меня про Чарли не спросил? Да все уже давно знают про его румынскую любовь.
— Все, кроме меня, — ворчу, смущенно улыбаясь. — Ревность заглушила мои невыдающиеся интеллектуальные способности.
— А вот эту информацию мне еще только предстоит переварить, — замечает Гермиона, качая головой. — Ты как-то слишком буквально воспринял мои пожелания найти себе кого-нибудь и поговорить со Снейпом. Прости за вопрос, но ты уверен, что не путаешь влюбленность с благодарностью? Еще неделю назад ты говорил о нем совсем по-другому.
— Я вообще ни в чем не уверен, — отвечаю тихо, вертя в руке стакан с соком. — И никогда не думал, что это происходит вот так. Быстро. Но теперь подозреваю, все началось гораздо раньше. Может, тем утром в Большом зале. Нет, я тогда не испытывал ничего подобного. Но вдруг почувствовал, как сильно мы связаны. А теперь оно просто обрело вот такую форму. И я до сих пор не понимаю, что с этим делать. Когда оказываюсь рядом, слышу его голос, смотрю ему в глаза, чувствую что-то необъяснимое. Важное. Большее, чем благодарность.
— Ох, Гарри, — Гермиона тихо смеется, прикрывая рукой глаза. — У тебя есть удивительная способность идти самыми сложными путями. Если честно, я не представляю вас вместе. Но, знаешь, бывают и более эксцентричные пары. И ты прав, ваша совместная история даже слегка перенасыщена событиями. Только боюсь, что одного твоего желания и даже влюбленности будет мало. Ты ему уже что-то говорил?
— О, да, — смеюсь и шевелю пальцами правой руки. Уже почти не болит. Киваю на свою кисть. Гермиона еще при встрече спросила, что случилось. Но я обещал обязательно объяснить позже. — Как ты и опасалась, он решил, что я хочу через него добраться до Малфоя. Разозлился страшно. Поэтому я не придумал ничего не лучше, как поцеловать его. И вот.
— Ты сделал что?! — Гермиона ахает и с беспокойством осматривает мою кисть. Слушая краткий пересказ дальнейших событий. — Тебя вообще можно оставлять без присмотра? Через неделю выяснится, что ты уже успел выйти замуж, убить Малфоя, побывать в Мунго и стать директором школы!
— Замуж — это вряд ли, — притворяюсь задумчивым. Гермиона легко толкает меня в плечо. — В Мунго — запросто. Слишком уж травмпоопасное занятие, эти ваши отношения. Директором — никогда! Я свихнусь на этой должности. А вот Малфоя я бы придушил с удовольствием. Он наговорил Северусу про меня каких-то гадостей. Убедил, что я специально втираюсь к нему в доверие. И присвоил себе письма, которые я писал пять лет назад. Что?
— Ты сказал «Северусу», — лукаво улыбается Гермиона. А потом хмурится и качает головой, задумчиво покусывая губу. — Прости, но я до сих пор пытаюсь осознать тот факт, что Гарри Поттер влюбился в Северуса Снейпа. Мне, наверное, потребуется некоторое время. Но сейчас важнее, что ты скажешь Кингсли.
— Ничего, — пожимаю плечами. — Я уволюсь.
— Это непрофессионально, — серьезно говорит Гермиона. — Министр придумает, как надавить на Снейпа без твоего участия.
— Пусть попробует, — фыркаю. — С удовольствием посмотрю на его попытки. А вообще, я думал попросить Снейпа о помощи. Теперь, когда скрывать нечего. Объяснить ситуацию. Тогда Кингсли получит желаемое и позволит мне остаться в Хогвартсе. Может, и Лестрэйнджа поймаем. Хотя я не думаю, что он очень опасен. Если вообще жив.
— Я же просила тебя не вмешивать Снейпа в это дело, — напоминает Гермиона укоризненно. — Но разве ты когда-нибудь слушаешь? А теперь собираешься попросить помочь министерству добраться до его друга.
— Тоже мне, друг, — замечаю скептически. И получаю еще один толчок в плечо. — Ладно. Что если Шэклболт прав?
— Меня сложно заподозрить в симпатии к Люциусу Малфою, — Гермиона задумчиво пожимает плечами. — Он невыносимый и высокомерный гад. Но, мне кажется, Кингсли ошибается. Никого он не покрывает, кроме себя и своей семьи. Если помнишь, во время битвы за школу Малфой выглядел, мягко говоря, не очень вдохновленным и воинственным. Да, после суда он пришел в себя, но не пытается вернуться в политику или даже в страну. Я его ни в коем случае не оправдываю. Просто думаю, он наверняка хочет забыть все, что произошло. И спокойно жить дальше. Как все мы.
— Надеюсь, ты права, — киваю. — Но проверить стоит. Я даже, наверное, могу понять, почему он мои письма Снейпу не отдал. Мстил за то, что я оставил его умирать. Это такое торжество справедливости по-слизерински. Жестоко, расчетливо и дальновидно. В лучших традициях.
— Снейп тоже слизеринец, — замечает Гермиона, усмехнувшись.
— Поверь, мне ни на секунду не дают забыть об этом, — смеюсь тихо.