В каре — очищение. Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея»
— Бесполезно отключать ей речь, — сварливо сообщил Малфой, когда они собрались за столом и попытались выпить чая. — Это лишь слегка ослабляет её невербальные способности. Силенцио — лучше.
— Откуда я знал? — Гарри, мрачнее тучи, дул на свою чашку.
— А я пытался до тебя донести, — прошипел Малфой в бешенстве. — Я. Пытался.
Гермиона переводила глаза с одного на другого, чувствуя, что пора заговорить, и не находила слов. Рон присел на подоконник, скрестив ноги, и молча курил в раскрытое окно. Драко и Гарри были поглощены обливанием друг друга презрением.
Гермиона почувствовала мягкое касание у ноги, наклонилась и погладила шерстистый бок Колина. Тот лизнул в ответ. На глаза навернулись слезы; чтобы спрятать их, она подхватила щенка на руки и зарылась лицом в кудрявую шерсть.
Больше всего на свете сейчас ей хотелось прижаться к Гарри, чувствовать тепло его рук, залить слезами его рубашку... Как тогда, в аврорате, когда последний раз она чувствовала себя в безопасности, хотя и недолго.
Но она боялась даже шагнуть в его сторону, не то что тронуть. Она боялась его убить.
Собачий загривок стал мокрым, и Гермиона сделала титаническое усилие, пытаясь справиться со слезами.
Внутри что-то ёкнуло. Она безотчётно положила руку на живот. Всё это время, день за днём там теплился уголёк; скоро он разгорится, и вспыхнет пламя, и можно только гадать, кого оно пощадит, а кого испепелит.
— Ну что ж, — в воздух произнёс Драко, прекратив грызню с Гарри. Гермиона заметила, что последнее слово осталось, конечно, за Малфоем. — Подведём итоги. Что мы имеем на сегодня... — он окинул взглядом остальных, кивнул своим мыслям. Никто пока не претендовал на роль ведущего, так что Малфой продолжил: — Уизли. Приглядывает за Грейнджер... — Гермиона вскинула взгляд на Рона. Что-то в его лице заставило Драко запнуться. — Ну, справляется как может. Грейнджер, — он посмотрел на неё в упор. Сердце дрогнуло и заколотилось, щёки изнутри нестерпимо зазудели, и она прикусила их. — Грейнджер, — повторил Малфой, не мигая, — которая делит душу с душой моего отца, а тело — с... моим ребёнком. Проклятье, до чего странно это звучит, — пробормотал он, прикрыв глаза, и потёр лицо ладонью.
Гарри закашлялся, будто залаял. Рон швырнул в окно окурок, не удосужившись уничтожить его заклинанием.
— И ты, — с нажимом сказал Малфой, повернувшись к Гарри. — Чего я жду от тебя, ты знаешь. Знаешь и обещал.
— А что ты скажешь о себе? — хладнокровно спросил Гарри. — Нас здесь четверо. Что насчёт тебя, Малфой?
— Я... — Драко смешался на мгновение. — Так. Очевидно, нужно повторить наш пакт о честности для мистера Поттера. М? — он посмотрел на Рона, тот сжал зубы и отвёл глаза. Гермиона ответила Малфою долгим взглядом и молчанием. — Итак, Поттер. Нам тут совсем непросто уживаться, как тебе должно быть понятно. Но выбирать особенно не приходится. Поэтому, чтобы не поубивать друг друга — по крайней мере, нам с Уизли, — и не добавить тем самым проблем Грейнджер, мы решили быть честными друг с другом и не скрывать неизбежного, — он помолчал, сверля Гарри блеклыми глазами, глубоко вздохнул. — Мы спим вместе, Поттер, я и Грейнджер. И ребёнок у неё в животе зачат самым банальным способом. И я повторю для тебя, — Драко порывисто обернулся к Рону, — и для тебя тоже: насилия не было. Я ничего не делал с Грейнджер против её воли. А почему я вообще здесь оказался, Поттер, я объяснил тебе совсем недавно. Уизли тоже в курсе. Я достаточно сказал о себе? По-моему, более чем.
Он постоял ещё немного молча, потом резко опустился на стул и слегка обмяк, будто сдувшийся шарик.
Гермиона кожей чувствовала, какого напряжения стоил ему этот ёмкий спич.
Воцарилась звенящая тишина. Гарри смотрел на Гермиону напряжённо и сочувственно. Она видела в его глазах тревогу, но не панику, какая бывала у Драко и Рона. Непосвящённый, горько усмехнулась она про себя. Пока.
Продолжая держаться за живот, Гермиона протянула свободную руку к Гарри и сжала его пальцы.
Боковым зрением она отметила, как Рон спрыгнул с подлокотника и вцепился в стол, а Драко вместе со стулом отодвинулся от Гарри. Тот непонимающе открыл рот, но произнёс не то, что собирался:
— Легиллименс...
Гермиона зажмурилась и
Гарри, сгорбившись, сидит на полу. Кажется, стена позади — единственное, что удерживает его от падения. Всё тело ноет; руки, плечи и шея невыносимо болят. Гарри реагирует на голос, поднимает глаза.
Перед ним верхом на перевёрнутом задом наперёд стуле сидит Мальчик-который-выжил. Он обращается к нему, но слова проносятся мимо Гарри, не задевая. В ушах шумит, и требуется много сил, чтобы держать глаза открытыми.
Голос Мальчика-который-погиб назойлив, он проникает в уши, ввинчивается в усталый мозг и требует, требует, требует ответа.
— Ты пытаешься завязать со мной разговор, Поттер? — с усилием произносит Гарри.
— Я пытаюсь убедить себя не убивать тебя, сука, прямо сегодня и прямо здесь.
Мальчик-который-вернулся-из-мёртвых вскакивает, отшвыривает стул пинком ноги, направляет на него палочку.
Гарри следит за ним, пытаясь не отключиться. Его мутит.
Мальчик взмахивает палочкой, и запястья Гарри стягивают кожаные шнуры. Это далеко не так больно, как висеть на стене, распятым заклятием.
Гарри откидывает голову назад, не имея сил держать её прямо, и закрывает глаза.
— Боишься меня, Поттер? — хрипло выговаривают его губы, живя отдельной жизнью. — Час назад на моих руках были железные браслеты. И — как видишь... — он разводит связанными руками, насколько позволяют путы.
Зачем он говорит, боже, это требует таких усилий, это явно вызовет ярость Мальчика, но он говорит.
Мальчик бледнеет.
— Я все же хотел бы сказать тебе кое-что, Поттер, — тянет Гарри, — кое-что интересное, как я полагаю. Или ты можешь меня убить, — вкрадчиво напоминает он, едва не теряя сознание.
Да, да. Убей. Давай, сделай это, ты ведь умеешь.
— Не надейся, сто двенадцатый. Сегодня не твой день.
Гарри чуть заметно пожимает плечами.
— Я в любом случае ничего не теряю. Видишь ли, Поттер, мне просто нечего больше терять, — он скалится, раздвинув потрескавшиеся губы. Они тоже болят, но он привык к боли и едва замечает.
— Ошибаешься, сто двенадцатый, — цедит Мальчик-который-научился-пытать. — Ты забыл, что у тебя есть семья?
— По ту сторону решетки... — шелестит Гарри. В груди ржавым лезвием проворачивается настоящая боль и непостижимым образом вдыхает в него новые силы. Хотя бы внятно говорить. — Своей семье я не принесу больше добра своей жизнью, Поттер. Оставь дешевые приемы для дураков.
— Так я разъясню тебе кое-что, Поттер, чтобы ты не заблуждался насчет своей подружки.
Гарри роняет слова монотонно и вязко. Мальчик сверлит его глазами.
— Ты уверен, что имеешь право говорить о ней? Касаться ее своими погаными руками?
Мальчика трясёт, он в бешенстве сжимает кулаки.
Гарри меряет его холодным взглядом и криво усмехается. Как он молод, сколько в нём жизни.
— Твоя грязнокровка — не девчонка, Поттер. Она опытный боец. Воин. Скажи, ты боишься меня?
— Не льсти себе, сто двенадцатый, — отрезает сбитый с толку Мальчик.
— Верно, — соглашается Гарри, — не боишься. Ставлю сотню галлеонов, которой у меня нет: ты увешан защитными чарами с ног до головы. Ты — аврор, а я преступник. Опасный преступник, не так ли?
Такая долгая речь стоит ему беспорядочного пульса, дрожи в связанных руках, сухости во рту, испарины на лбу. Но он должен договорить, он не может остановиться, хотя и не понимает, почему так жжёт изнутри мысль о грязнокровке. Его грязнокровке. Теперь так. Но Мальчику-всё-ещё-живущему-идеалами это невдомёк.
— К чему ты клонишь, черт тебя дери?
— Она тоже аврор, и тоже на службе. Она знала, кто перед ней, и была вооружена. Почему не отбила нападение? Не была готова — почему же, как по-твоему, Поттер?
Мальчик в замешательстве.
— Она позволила мне сделать это, Поттер. Я лишь воспользовался тем, что пришло мне в руки, — Гарри тихо смеётся, не веря собственным ушам. Но не может остановиться.
Убей меня, убей, прямо сейчас.
— Ты врешь, — шипит Мальчик, приближаясь, — все грязная ложь, от первого до последнего слова. Зачем?
За его спиной жалобно вскрикивает во сне грязнокровка. Грейнджер. Гермиона.
Гарри чувствует, как жжение в груди разрастается. Может, его и не понадобится убивать. Может, он сам сейчас умрёт. Господи, молю, пошли мне смерть.
— Она хотела этого. Разумеется, она не призналась бы даже себе, — смерть не приходит, и Гарри продолжает говорить. — Какая-то ее часть, желавшая этого, позволила мне взять верх. Это не имеет отношения к рассудку, Поттер. Но, тем не менее, это была она — она дала мне поймать момент... Вот и все.
— Это неправда. Ты придумал все это, чтобы... чтобы...
— Мне незачем придумывать, Поттер, — возражает Гарри. — Я хотел, чтобы ты знал, как все было на самом деле. Ты ведь не боишься правды, верно, Га-арри? — его несёт. В голове мутится. В этот момент он готов трахнуть и Мальчика, готов напасть, готов убить, лишь бы добиться желанной и недоступной цели. Пока.
— Я не верю тебе, мразь, — говорит тот, и отступает, словно чувствует его мысли, словно боится заразиться его безумием. — Не верю.
Гарри выдавливает из себя презрительный смешок. Внутри полыхает отчаяние. Цель так близка и недостижима. Мальчик так глуп и неглубок.
— Как угодно, Поттер. Лги себе дальше, живи с шорами на глазах. И решай уже что-нибудь — твой пылкий дружок вот-вот очнется и не ровен час убьет меня прежде, чем ты сотрешь ему память.
Мальчик опускает палочку, и Гарри выдыхает. Поэтому, когда Мальчик-который-так-и-останется-полукровкой всаживает ногой ему в живот, Гарри так и не успевает глотнуть воздуха. Он молча падает — стена больше не держит его, — и корчится на полу, борясь с той, кого так отчаянно призывал.
Когда он приходит в себя, Мальчик снова сидит на стуле, глядя в пол. В углу невидимо застыла грязнокровка. Гарри не спрашивает себя, откуда знает об этом. В отличие от Мальчика, он не дурак, и уже понял, что сотворил нечто большее, чем просто насилие, — и с ней, и с собой. Он ещё не знает, как и почему, но прямо сейчас это абсолютно неважно.
Гарри кое-как возвращается в прежнее положение — спиной к стене. Он старается не шуметь, но Мальчик поднимает голову.
— Встать.
Гарри заставляет своё измученное тело повиноваться.
— Ты сейчас отправишься в камеру, а я тебя скоро навещу. Если вздумаешь трепать языком, никто тебе не поверит. Колдомедик аврората зафиксировал мои показания о психическом припадке, сопровождавшемся галлюцинациями, у заключенного номер сто двенадцать во время планового допроса.
Гарри слышит Мальчика, но не реагирует. Зачем?
— Тебе все ясно, сто двенадцатый?
— Почему бы не покончить со всем здесь и сейчас, Поттер?
— Нет. Я уже сказал тебе, и это не обсуждается. Я задал вопрос — просто скажи, что ты понял. Так будет лучше.
— Правда? Для кого?
— Отвечай, сто двенадцатый!
— Я понял, Поттер. Не надрывайся.
— Отлично. Сейчас я вызову конвой, и...
— А если я скажу тебе, что она чудо как хороша?
Мальчик застывает. Гарри цепляется за последний шанс довести его до срыва.
— Ты наверняка не знаешь, как она была восхитительно покорна... как нежна ее кожа... А ее слезы — они сладкие, Поттер… такие сладкие. А как горячо у нее...
Мальчик бьёт его в лицо, вкладывая в удар всю силу своей ярости, своего отчаяния, своей ненависти. Кровь заливает рот, мешает дышать. Глаза застилает красной пеленой. Он понимает Мальчика. Если бы Гарри мог ударить в ответ — вложив собственные чувства, — тот испустил бы дух.
— Ты — мой, Малфой, — шипит Мальчик, сгребая Гарри за воротник ветхой робы. — Все допросы теперь — мои, и ты ответишь на все вопросы. Понял, сука?
— Пустая формальность, — бросает Гарри и кривится в усмешке, не вполне сознавая, что делает и зачем. Он сплёвывает кровь под ноги Мальчику.
— Пустая формальность — свобода твоей семьи, — рявкает тот, и настоящая боль возвращается, проясняет мозги, обостряет зрение и слух.
— Ты не имеешь права...
— Хочешь поговорить о правах, Малфой? Со мной?!
— Просто отправь меня в Арку, Поттер, или убей. Какого черта тебе надо?
— Я уничтожу тебя, тварь, уничтожу — когда посчитаю нужным. А ты пока не забывай, что их безопасность — вопрос твоего понимания моих приказов.
Мальчик отталкивает Гарри и вытирает руки о мантию.
— Давай проверим? Теперь я вызову конвой, и ты отправишься в Азкабан, сто двенадцатый, и будешь паинькой. Ты понял меня?
У Гарри не остаётся выбора. Этот раунд он проиграл. Как проиграл и бой, и войну, и собственную жизнь.
Он думает о Нарциссе; он почему-то верит, что она переживёт и Азкабан. Единственный сбежавший оттуда носил фамилию Блэк, и если она не выберется, то выживет точно. Он думает о Драко. Его мальчик, его надежды и боль, его сердце и душа. Он не выживет.
— Да.
...А потом приходят псы-конвоиры и забирают его в Азкабан.
обессиленная, откинулась на спинку стула. Гарри тряс головой, пытаясь прийти в себя. Гермиона боялась его взгляда. Теперь он тоже не сможет смотреть на неё, как прежде. Теперь и он.
Гарри схватился за горло, замер на мгновение и выбежал из дома.
Гермиона, тяжело дыша, подняла голову. Рон закрыл лицо рукой. Малфой пристально смотрел на неё.
— Как ты?
Она слабо пожала плечами и безуспешно попыталась улыбнуться.
— Как всегда.
Он встал, обогнул стол и опустился на пол у её ног.
— Я так скучал, — прошептал он, зарываясь лицом ей в колени.
Гермиона беспомощно смотрела на его растрёпанную макушку. Подняла руку и осторожно погладила Малфоя по волосам.
Из транса её вывел громкий стук распахнутой двери. Так звучала ярость Рона. На секунду стало слышно, как на крыльце выворачивает Гарри. Дверь захлопнулась, отсекая маленький дом от внешнего мира.
Гермиона закрыла лицо рукой, которую Малфой настойчиво отвёл, поднимаясь на ноги и увлекая её за собой. Она встала, и он обнял её, стараясь вжаться всем телом, будто хотел перемешать и слить воедино их атомы.
— Всё только больше запутывается с каждым днём, — прошептала она ему в шею. — Я не знаю, как мне жить эту жизнь.
— Тебе пора научиться не испытывать вину за всё и перед всеми, — пробормотал он в ответ, потираясь щекой об её волосы. — Ты не виновата в том, что произошло. Не виновата, что выжила. Не виновата, что пытаешься выбраться из этого дерьма. Это только ты и твоя жизнь. Все несогласные могут заавадиться.
Гермиона судорожно вздохнула, когда Малфой положил руки на её зад и притиснул её к своим бёдрам. Потом слегка отпустил и снова прижался, словно раздувая тлеющие угли, и вот уже разгорелся жар. Кожу под его ладонями закололо, внизу потяжелело.
Малфой нашёл её губы и нетерпеливо скользнул языком в рот.
***
— Ну как ты?
Гарри кивнул, по-прежнему перегнувшись через перила.
Рон понимающе вздохнул.
Гарри потряс головой, выпрямился. Вытащил из кармана пачку бумажных носовых платков, тщательно вытер рот, швыряя салфетки под ноги. Потом аккуратно уничтожил бумажную кучку и протянул руку.
— Давай.
Рон секунду помедлил и протянул в ответ пачку сигарет.
— Джинни...
— Джинни закурила бы сама, — перебил его Гарри, глубоко затянулся и шумно выпустил струю дыма. — Переживи она такое. И запила бы стаканом виски.
— Виски вроде нет, — пробормотал Рон задумчиво. — Есть пиво. Кофе. Чай. Сок.
— Да. Сейчас бы тыквенным соком залить проблемы, — саркастично заметил Гарри.
— Ты останешься?
— Ни в коем случае. Найду отель поблизости.
— Малфой остановился в отеле, когда прилетел. Наверняка в ближайшем. Можно спросить.
Гарри фыркнул.
— Что-то сыт я Малфоем до тошноты. Нужно взять паузу, иначе... — он не договорил, гулко сглотнув.
Они помолчали, оглядывая окрестности двора, как что-то крайне интересное.
— Это так мерзко, — наконец произнёс Гарри. — Боже... страшно. Не могу уложить в голове, как вообще возможно с этим жить. А я жил со всяким в голове, ты знаешь.
— Знаю, — мрачно подтвердил Рон.
— И главное, я не знаю, что сейчас делать. Как ей помочь, если это в принципе реально, — он хмуро потёр лоб, виски, морщась, как от головной боли. — Хотя... Как минимум, ей понадобятся деньги.
— Её выперли из школы, — сообщил Рон ещё мрачнее. — Ты знал?
— Нет, — протянул Гарри ошарашенно. — За что?
— Ну, Малфой — тот, что уже подох, — начал объяснять Рон, всё больше злясь, — может сделать с ней всякое. Она будто припадочная становится, или будто совсем не она. Думаю, что-то похожее случалось, когда она была с детьми. Сам понимаешь, родители...
— Я понял, — оборвал его Гарри. Он выглядел так, словно его ударили. — Тогда первый пункт ясен: деньги.
— Угу, — Рон с досадой сплюнул на гравий. — Хоть что-то.
— Ты даёшь ей больше, — сказал Гарри, внимательно посмотрев на друга. — Каждый может то, что может. И что должен.
— Мы ей крепко задолжали, — пробормотал Рон, не глядя на Гарри.
— Так и есть.
— Чёрт, но я всё равно не могу мириться с этим! — зло выпалил Рон, махнув головой в сторону двери.
Гарри смотрел на него непонимающе.
— До тебя не доходит, чем они там занимаются? Она и Малфой. Сейчас. Пока мы здесь.
Гарри помолчал, переваривая услышанное. Потом шагнул к двери и дернул ручку. Дверь не поддалась. Гарри обескураженно обернулся к Рону, собираясь, что-то сказать, потом закрыл рот, снова открыл и опять закрыл.
— А ты думал, это всё словами ограничивается? — в голосе Рона сплелись ненависть и боль. — Я с этим тут и живу. Они как приворожённые. Убить охота обоих, ой как охота.
Рон закрыл лицо руками и с силой потёр, будто старался стереть виденное и осмысленное.
— И ты спрашивал, останусь ли я здесь? — медленно спросил Гарри, отпуская дверную ручку. — Я мог бы, конечно... Снести к чертям их заклинания, саму дверь; ворваться, устроить скандал. Или драку, — тихо, почти мечтательно сказал он, глядя куда-то сквозь Рона. — Но зачем? Без него я не знаю, что с ней станет. Теперь. Это тупик, дружище, — он, наконец, сфокусировался на Роне. — По крайней мере, пока она не... родит.
Рон угрюмо молчал.
— Да знаю я, — неохотно сказал он после долгого молчания. — Не дурак. Но... ты понимаешь?!
— Ещё как, — сквозь зубы ответил Гарри и с силой пнул балясину. — Где здесь пьют?
— Идём, — Рон дёрнул головой в сторону улицы.
Спустя несколько минут официантка «Золотой кукабары» принимала заказ у двоих интересных, но очень мрачных молодых людей, прикидывая, стоит ли рассчитывать на чаевые.
***
— Это выглядит странно. Неправильно... нечестно, — пробормотала Грейнджер, зарывшись носом ему под мышку.
Она произносила слово выглядит, но Грейнджер никогда не лицемерила, поэтому имела в виду: она так чувствует.
Ещё не высох пот на их коже, считанные минуты назад она едва не теряла сознание под ним и чувствовала совсем другое.
— Это наша жизнь, — тихо парировал Драко. — Им придётся смириться, они же не дураки. Или дураки?
— Нет, — она возмущённо подняла голову, чтобы прожечь его взглядом. Спутанные волосы закрывали ей лицо, и Драко не мог не улыбнуться, даже рискуя разозлить её больше.
— Но ты пойми: сейчас они...
— ...надираются в «Кукабаре», — подхватил он, копируя её горячность, — и моют нам кости. Поспорим?
Грейнджер промолчала, меряя его долгим взглядом.
Драко ласково погладил её по щеке, но она не реагировала. Просто смотрела и смотрела, не мигая. Под его пальцами её челюсти были сжаты так сильно, что ему стало не по себе.
— Эй, — тихо позвал Драко. Волоски на шее поднялись дыбом, как от ледяного сквозняка. — Гер...
Она зажмурила глаза и резко выгнулась со странным сдавленным звуком.
Драко вскочил на постели, готовясь её ловить, или удержать, или защищаться — он ещё не знал, что именно с ней произойдёт.
Грейнджер неуклюже хваталась за живот, словно кто-то за спиной крепко держал её за локти. Драко не сразу понял, что звон в ушах — это её истошный крик. Он протянул было к ней руки, но тут же отдёрнул, шипя от боли. Пальцы обожгло.
Он беспомощно взвыл, хватаясь за голову, но спустя мгновение забыл, как дышать.
Голый живот Грейнджер изнутри медленно выцарапывали — или выжигали? — буквы. Отлично знакомая с детства монограмма, вырезанная в сердце и мозгу, всего две красивые, переплетённые вензелями буквы: ЛМ.
