Каменные стены были холодными и грубыми на ощупь. Гарри скользил по ним ладонями, медленно пробираясь сквозь зал. Ночью замок был почти бесшумным — и это было великолепно. Теперь, когда рабочие уснули, не было слышно стука кувалд и молотков, и даже тихое шипение магии в воздухе на несколько коротких часов затихло.

Гарри со вздохом прислонился лбом к стене. Хогвартс. Кто бы мог подумать, что в итоге он окажется здесь? Уж точно не сам Гарри. Если бы год назад кто-то спросил его, куда бы он хотел отправиться после войны, он бы ответил: «Куда-нибудь подальше». Он не собирался здесь оставаться. И уж тем более он не собирался на неопределённое время обосноваться в месте бывших боевых действий. Вообще-то, год назад Гарри подумывал поселиться в восстановленном доме в Годриковой Лощине или в отремонтированном особняке на Гриммо. Предпочтительно — вместе с Джинни.

Разумеется, это было до всего произошедшего.

Гарри продолжил свой путь вниз по коридору. На стенах замка больше не было никаких портретов. Их снесли вниз, чтобы отреставрировать после того, как будут закончены более серьёзные ремонтные работы. Такие, как восстановление чьих-то домов и самого Хогвартса.

Гарри остановился и взглянул вниз, туда, где когда-то находилось западное крыло замка. Сегодня там были лишь развалины. Даже больше, чем где-либо ещё.

Это произошло на следующий день после Финальной Битвы. Ночью Гарри почти не спал и проснулся очень рано. Несмотря на то, что была весна, он ужасно мёрз и у него кружилась голова. Он винил в этом свой опыт смерти-и-воскрешения. Всё, чего он тогда хотел — это спуститься к кухням и раздобыть какой-то еды и, может быть, заварить себе чаю. Гарри даже в голову не пришло, что в замке может до сих пор прятаться кто-то из армии Волдеморта. И он уж точно не рассчитывал наткнуться на них в эти тихие часы перед рассветом.

Проклятие прилетело молниеносно и, хотя вместе с ним пришла и боль, основную часть воспоминаний Гарри занимала не она. Отчётливее всего он помнил внезапное ощущение пустоты. Всё произошло очень быстро: тишина, внезапное возвращение звуков, осознание, что он лежит на холодном полу и не может дышать, и, наконец, темнота.

Гарри очнулся в импровизированном лазарете Хогвартса — и всё изменилось. А теперь Джинни с остальными Уизли были в Норе, Гермиона пыталась найти своих родителей в Австралии, а Гарри остался здесь, в Хогвартсе. Разумеется, он тоже мог поселиться в Норе, но несмотря на всю его любовь к семейству Уизли, сама мысль о шумных комнатах, переполненных людьми и не оставляющих ни малейшего шанса на уединение, и о горе, царящем вокруг, надежно удерживали его в замке. Тот факт, что миссис Уизли отчаянно пыталась найти кого-то, о ком она могла бы заботиться, пытаясь забыть, что один из её сыновей — мёртв, послужил дополнительным доводом в пользу Хогвартса.

Устав от своих блужданий, Гарри уселся на пол и принялся выводить пальцем разные фигуры на пепле и грязи. Поначалу для него было странно и непривычно бодрствовать исключительно после захода солнца. «Как вампир», — говорил он сам себе. Конечно, на самом деле это не имело никакого отношения к вампирам — скорее, к другим людям, живущим в замке. Живущим, ждущим, плачущим. К людям, потерявшим свои дома и семьи, к людям, которым больше некуда было податься. Некоторые из них ждали, пока рабочим удастся восстановить их дома. Другие просто бесцельно… существовали.

— Поттер, снова оплакиваешь среди ночи свою судьбу?

Гарри закрыл глаза. Как он только мог забыть о Снейпе? Снейпе, который, так сказать, вернулся с того света. Гарри не слышал подробностей от него самого, но, согласно слухам, Снейп не зря был гениальным Мастером Зелий. Оказывается, он подготовился к нападению Нагини, перед последней своей встречей с Тёмным Лордом проглотив безоар и Мерлин знает сколько разных зелий. И вот Снейп вернулся. Но его характер ничуть не улучшился.

— Что, Поттер? Никакого остроумного ответа? Ах, да, ты же ими и так никогда не славился.

Лично сам Гарри считал, что его фраза «Вам необязательно говорить мне «сэр», профессор» была очень даже остроумной, но он не собирался об этом спорить. Он потерял любой интерес к подобным спорам после того, как проснулся после последнего проклятия.

У Гарри просто руки чесались от желания достать палочку и продемонстрировать чёртовому мерзавцу всё, что он о нём думает, но вместо этого он лишь вцепился в ткань своей мантии и попытался не обращать на Снейпа внимания. Возможно, ему стоило опробовать этот метод ещё много лет назад.

— Я бы с радостью продолжил эту увлекательную беседу, Поттер, но, к сожалению, даже старый пыльный ковёр в моих комнатах более интересен, чем ты, — сказал Снейп, по-прежнему не двигаясь с места. Гарри прожигал его злым взглядом, пытаясь заставить уйти, но, судя по всему, у Снейпа и к этому был иммунитет. Прошло несколько минут... (чего? ожидания?), прежде чем он всё-таки ушёл.

— Да… Иди… Иди, — пробормотал Гарри в пустоту. Как обычно, его захлестнул приступ отвращения к себе за неспособность выразить словами даже что-то настолько простое, как радость от того, что Снейп наконец-то ушел.

У Гарри была афазия.


* * *
Для Гарри сов не было. После смерти Хедвиг он так никогда и не обзавёлся новой совой — у него даже мысли такой не возникало — ну а теперь сама идея стала совершенно бессмысленной. Афазия принесла с собой также утрату способности читать или писать. Вместо букв он теперь видел лишь странные линии и овалы.

Гарри знал, что где-то среди них прячутся буквы и даже мог вспомнить, как они должны были выглядеть, но попросту не мог их увидеть. С попытками вывести их самому дела обстояли ещё хуже.

Он пытался донести свои мысли при помощи простых символов, но никто, кроме него самого, не мог понять, что он хотел ими выразить. Но что, чёрт побери, мог хотеть сказать человек, только что нарисовавший домик?!

Гермиона советовала ему попробовать начать какую-то терапию, но магическая Британия всё ещё пребывала в полном хаосе и все колдомедики были наперечёт. И Гарри смирился с мыслью, что никогда не сможет восстановить то, что утратил. Благодаря своей афазии ему даже не пришлось лгать Гермионе насчёт терапии — он просто не сказал ей «Да».

Из своего окна Гарри наблюдал за рассветом, пытаясь не опускать взгляд на территорию замка и смотреть только вверх. «Верх» выглядел мирным, тогда как окрестностям Хогвартса ещё долгие годы не суждено было вернуться к тому состоянию, которое помнил Гарри во времена своей учёбы.

Школа. Это было ещё одной жуткой проблемой. Изначально Гарри планировал закончить своё образование, сдать Т.Р.И.Т.О.Н.ы и так далее, но теперь сама эта идея выглядела смехотворной. Он не мог даже читать, не говоря о том, чтобы писать. Как он мог закончить школу? Если бы кто-нибудь когда-нибудь и взял его на работу, то разве что в качестве сторожа, или смотрителя, или кого-то подобного.

Гарри потряс головой. Какие глупые мысли. Утренние часы всегда навевали на него меланхолию.

На столе появился завтрак и Гарри немного поел, а потом, когда начал просыпаться замок и его обитатели, отправился спать.


* * *
Когда Гарри очнулся после того проклятия, ему показалось, что всё в порядке. Над ним хлопотали разные люди, проводя какие-то медицинские тесты и задавая ему сотни вопросов. А потом он попытался что-то ответить — и всё полетело в тартарары.

Было так страшно видеть, как все вокруг будто с ума посходили.

— Гарри потерял рассудок! — кричали они, даже не понимая, что Гарри пытался им объяснить, что это не так.

Он вдруг перестал быть «Гарри», превратившись в безымянное тело, которое можно и нужно было куда-то двигать. Гарри отчаянно пытался хоть до кого-нибудь достучаться, паникуя с каждой следующей секундой. Слова просто отказывались звучать, как надо. Мысленно он прекрасно знал и понимал, что хочет сказать, но стоило ему раскрыть рот — и его горло словно наполнялось смолой. Слова застревали и увязали, и как бы Гарри ни пытался их выговорить, у него ничего не получалось.

Как человек должен реагировать на то, что мир вдруг начал относиться к нему, как к умственно-отсталому, неспособному принимать даже самые простые решения? Просто удивительно, насколько тесно, по мнению окружающих, способность говорить была связана со способностью думать. Если ты ничего не сказал, если не начал жаловаться — значит, ты одобряешь их действия. И они начинают искренне считать, что могут принимать решения за тебя! Потому что — эй, ну ты же всё равно никому толком не можешь объяснить, чего ты хочешь.

Но Гарри был уже по горло сыт людьми, которые решали что-то за него. За него решали всю его жизнь: сперва Дурсли, затем Дамблдор — и Гарри не собирался позволить кому бы то ни было продолжить принимать за него решения до конца его чёртового никчёмного существования. Даже если это значило, что ему придётся ото всех прятаться. Гарри было на это плевать. Всё было лучше, чем чтобы к нему относились, как к инвалиду.

Но это было... больно. Не то чтобы раньше Гарри был таким уж любителем поболтать, но не иметь возможности ни с кем поговорить было просто отвратительно. И от того факта, что никто даже не пытался с ним заговорить (правда, для этого было не так уж много возможностей, учитывая, что большую часть дня Гарри проводил, запершись в своей комнате), было ещё больнее. Ну, никто, кроме Снейпа, который или не знал о том, что у Гарри афазия, или был настолько жесток, что пользовался любой удобной возможностью, чтобы продолжать над ним издеваться и его унижать. Но, по крайней мере, Снейп с ним разговаривал.

Гарри откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул. Он никогда не знал, насколько человеку может сделаться скучно. Ему было нечего — в прямом смысле нечего — делать, не считая наблюдения за закатами и рассветами. Конечно, он пытался заниматься и чем-то другим — например, ходить по замку или делать физические упражнения, но у него мало что получалось, потому что после той атаки у него ослабла вся правая сторона тела. Насколько Гарри запомнил, это было связано с повреждениями левого полушария его мозга. По крайней мере, так мадам Помфри объясняла миссис Уизли. Миссис Уизли, а не самому Гарри. От ярости и разочарования он тогда запустил в стену тарелкой, после чего его накачали сильнодействующим Успокоительным зельем и вели себя с ним, как с капризным слабоумным ребёнком. Как будто он не понимал, что делает! Вскоре после этого эпизода Гарри ушёл из Больничного крыла. Не то чтобы ему удалось уйти далеко, конечно.


* * *
Оперевшись на подоконник, Северус смотрел, как за пределами замка пробуждается жизнь. Над лесом взлетел фестрал и несколько минут кружил над деревьями. Северус с сожалением вспомнил, что теперь фестралов могло видеть подавляющее большинство людей. Были вещи, от которых даже ему хотелось бы уберечь других — и увидеть чью-то смерть было как раз одной из таких вещей.

Он со вздохом потёр переносицу, пытаясь прогнать подступающую мигрень. Солнце уже взошло, а значит, скоро ему предстояло отправляться в лабораторию для варки новой партии зелий. Они сейчас шли просто нарасхват. В основном, конечно, всевозможные Заживляющие, но также и Веритасерум, Успокоительное, Волчьелычное и, для таких, как сам Северус, Бодроперечное. Послевоенное время не оставляло места для праздности, это уж точно.

Северус отошёл от окна и открыл маленький шкафчик, достав и осушив свой последний флакончик Бодроперечного. Без него шкафчик выглядел странно пустым, хотя в нём по-прежнему хранилось большинство вещей Северуса. Вот что с ним сделала война.

Те несколько книг, которые у него оставались, ему пришлось бросить в Хогвартсе во время своего поспешного бегства. Все остальные сгорели дотла вместе с его домом в Тупике Прядильщика. Северус подозревал, что тот поджог был делом рук кого-то, кто желал стереть с лица земли последнее напоминание о Северусе Снейпе, пока его всё ещё считали мёртвым. Пустоголовые идиоты, все до одного. Как будто такой человек как он, Мастер Зелий с многолетним опытом как в зельеварении, так и в шпионаже, позволил бы так легко себя убить!

Ещё за долгие месяцы до того случая в Визжащей Хижине Северус начал подозревать, что однажды Нагини станет представлять для него опасность. И хотя он трезво смотрел на вещи и не рассчитывал пережить войну, он был полон решимости не дать себя прикончить какой-то глупой змее. Нет уж, существовали гораздо более достойные способы умереть. Поэтому Северус начал ежедневно принимать небольшие дозы яда, чтобы выработать иммунитет к токсинам Нагини. И принялся носить на шее уменьшенный набор зелий экстренной первой помощи, включавший различные Заживляющие и Кровевосстанавливающие. Так что он был вполне подготовлен.

В итоге его план сработал и, выбравшись из хижины, Северус на неделю залёг на дно, залечивая свои раны. Правда, к сожалению, этот отдых ничем не помог против его перманентной бессонницы, которая была весьма полезной во время войны, но после неё превратилась в серьёзную проблему, в любое время дня и ночи вызывая приступы сильной головной боли.

А затем Северус узнал, что Грейнджер с Уизли восстановили его доброе имя перед военным трибуналом, и вернулся — чтобы обнаружить всё в руинах.

Поттер, как ни странно, был всё ещё жив. Северус думал, что отправил тогда мальчишку на верную смерть, но Поттеру удалось уцелеть. «Это было чудом», — говорили остальные, и в течение первых нескольких секунд Северус даже склонен был им поверить. Но затем проснулся его природный скептицизм и Северус напомнил себе, что наверняка Дамблдор на это и рассчитывал (хотя вообще-то Северус не был в этом полностью уверен. В конце концов, Дамблдор готов был пойти на что угодно, лишь бы только выиграть войну).

Северус взял у домового эльфа чашку с кофе и гренку с малиновым джемом, и вышел из комнаты.

К тому времени, когда он добрался до своей лаборатории, гренка была съедена, а чашка — пуста. В его венах циркулировал смешанный с Бодроперечным кофеин, что вызывало приятную бодрость. Северус прекрасно знал, что это было нездоровым, но это было лучше, чем его состояние перманентной глубокой усталости. О последнем ему и так постоянно напоминало его тело, так что хотя бы разум ему требовался ясным и работоспособным.

Вчерашняя ночь выдалась одной из совершенно бессонных. Как правило Северусу удавалось задремать хотя бы на два-три часа, но вчера его почему-то непреодолимо потянуло отправиться бродить по ночному замку. В замке было безопасно, если не считать неприкаянные души всех беженцев, что обосновались сейчас в Хогвартсе. А они были именно неприкаянными душами, не знающими, как жить дальше и нуждающимися в постоянной помощи и заверениях, что всё будет хорошо. Если бы Поттер рискнул выбраться из своей потайной норы, они бы наверняка бросились к нему — и, скорее всего, это было одной из многочисленных причин, по которым Поттер продолжал прятаться.

Поттер был отдельной проблемой… Но Северус запретил себе размышлять о судьбе изломанного ребёнка во время работы над зельями.


* * *
«Афазия — расстройство, вызванное повреждениями мозга. Или, точнее, повреждениями определённых участков мозга, ответственных за синтез и понимание речи. Подобные повреждения могут быть вызваны целым рядом факторов: от сердечного приступа до физических травм или сотрясений, к примеру, полученных в результате несчастного случая. Афазия также может постепенно развиваться вследствие опухоли мозга. В зависимости от того, какой именно отдел мозга повреждён, выделяют несколько видов афазии, и их симптомы также могут отличаться».

Северус оторвался от книги. Он и сам не знал, почему решил изучить, что в его книгах писалось об афазии. Он и так знал, что собой представляло это расстройство, знал его симптомы — и всё-таки… Возможно, это позавчерашняя ночная встреча с Поттером заставила его так бездарно потратить свой обеденный перерыв? Ведь не то чтобы Северус мог просто взять и сварить какое-то зелье, которое бы чудесным образом исцелило мальчишку. Проблемы, связанные с сознанием и мозгом, были слишком сложными, чтобы их можно было решить глотком зелья. И в этом вновь проявлялась великая несправедливость вселенной. Можно было разлить по бутылочкам славу, сварить триумф и даже закупорить смерть, но нельзя было исцелить разум. Подобные ментальные повреждения были сродни последствиям Круциатуса, ярким примером которых являлись родители Лонгботтома. Поттеру хотя бы посчастливилось сохранить связность рассудка.

Разумеется, существовали способы помочь афатикам. Как маггловские доктора, так и колдомедики разработали методы терапии, которые, хоть и не могли полностью вылечить афазию, позволяли частично восстановить утраченные речевые функции. Но сейчас магическая Британия находилась в послевоенном хаосе и у неё были более важные проблемы, чем помощь самоизгнанному Мальчику-Который-Умер-Чтобы-Выжить. Кроме того, Северус сомневался, что у Поттера хватило бы благоразумия обратиться за помощью. В конце концов, всё, что он делал — это упрямо чах в своей комнатушке, лишь по ночам выбираясь скитаться по безлюдному замку.