- И по итогам года Гарри Поттер награждается еще сотней очков!
- Профессор, во-первых, все эти очки для дальнозорких, а я близорукий. А во-вторых, у меня уже семьсот двадцать шесть пар обычных очков дома лежит, и еще триста пятьдесят восемь пар солнцезащитных. Что мне с ними делать? Магазин оптики открывать?
В ошибке любой женщины есть вина мужчины. Иоганн Готфрид Гердер
Вини себя или же не вини никого. Марк Аврелий «Наедине с собой»
— Я испугался за тебя, — проговорил Драко в больничное одеяло, уткнувшись лбом в скрещенные на её кровати руки. — Отец давно тебя... не мучил, и я расслабился. Не стоило.
— И мы давно не были вместе, — ответила Грейнджер, коснувшись его волос.
— Я понял, что это связано. Не понимаю только, как с этим жить.
— Ты мне тоже нужен, Драко.
Он верил. У неё не было сил притворяться. И от этой правды становилось тяжелее.
— Ты сказал этому Ходжесу?
— О ребёнке? Конечно. Лекарства, что ты получаешь, совместимы с беременностью.
— А знаешь, — Грейнджер слабо улыбнулась, но лучше бы она этого не делала. — Если бы и нет... Этому ребёнку ничего не повредит. Он выживет, даже если я стану овощем. Лишь бы поддерживали существование тела.
Драко смотрел на неё настороженно и молча. Что сказать на это, он не знал.
— Я не вижу жизни после его рождения. Думала об этом так и сяк, пыталась представить варианты развития событий... не вижу ничего. Спотыкаюсь на том, что не знаю, каким он родится. Что будет после — когда я исторгну его из себя, когда он впервые вдохнёт воздух, закричит... когда мне покажут его и положат на живот. Я не понимаю, как к нему относиться, — она быстро вытерла глаза и замолчала, глотая слёзы.
— Я тоже, — хрипло сказал Драко, — тоже не знаю, как. Что с ним дальше делать, как жить.
— Так... что он сказал? Обо мне. Об этом.
— Депрессивный эпизод. Тяжёлый, — Драко провёл по лицу ладонью и потряс головой, пытаясь упорядочить мысли. — Я не мог рассказать ему всё. И как долго ты с этим живёшь. Но даже этого ему хватило. Он сказал, что необходимо быстро вывести тебя из этого состояния, и поставил капельницу. Никто не ожидал, что ты так отреагируешь.
— Этот доктор, он же маггл? — спросила Грейнджер, помолчав. — И мы в маггловской больнице.
Драко кивнул.
— А как ты... убедил его приехать к нам на ночь глядя? И потом... вообще ночью?
Она недоверчиво улыбнулась, но ответить не успела. В палату вошла медсестра и стала прилаживать к стойке новую капельницу.
Драко молча наблюдал за её ловкими манипуляциями.
— Ей сейчас нужно поспать, — объяснила медсестра, точным движением вводя катетер в вену на руке Грейнджер. Та беззвучно, одними губами произнесла: «Боюсь спать».
Драко пожал её свободную руку, лежащую на одеяле, пытаясь приободрить.
— Поговорить вы сможете позже, мистер Лост, — с улыбкой сказала медсестра, проходя мимо Драко. — Если собираетесь остаться, не шумите. Миссис Лост нужен отдых.
— Спасибо, — кивнул он, обернувшись ей вслед.
Грейнджер смотрела на него вопросительно.
— Да, — сказал Драко, — Ты как бы моя жена. Уизли — как бы твой брат.
Она издала нервный смешок и закатила глаза.
— Ну, мне ведь нужно было право находиться здесь! Нам. Поэтому мы — твои родственники.
— А почему Лост?
— Потому что в твоём паспорте эта фамилия. Проще было взять её на время, чем вызывать лишние подозрения.
— Но... им наверняка нужны были и твои документы...
— Но у меня же их нет, — вызывающе ответил Драко.
— Если всё равно вмешиваться в жизнь магглов колдовством, зачем ещё и тратить деньги? — недоумевала Грейнджер.
Драко вздохнул.
— Я не знал, что придётся связываться с больницей. К тому же, к любой лжи неплохо добавлять толику правды.
Она помолчала, глядя на него.
— И куда ты дел моего брата?
— Кто-то же должен кормить вашу собаку.
— Ясно. — Грейнджер зевнула и сонно заморгала. — Я сейчас... сейчас усну. Не уходи.
— Не уйду, — пообещал Драко.
— Хорошо... — сказала она уже с закрытыми глазами. — Я...
Драко погладил её по руке.
Она спала.
Драко перебирал её безвольные пальцы и боролся с навязчивой идеей. Идея побеждала.
Сколько времени занимает вторжение в сознание? Несколько секунд... иногда минут. Время в воспоминании течёт совсем иначе, чем в реальности.
Получится ли это вообще? Он не знал.
Что, если он окажется в её воспоминании — её собственном?
Что он вообще хочет увидеть?..
Драко отчётливо чувствовал лишь одно: ему необходимо быть в ней. Пусть и ментально.
— Я не извращенец, — пробормотал он еле слышно. — Не извращенец. Нет, нет, нет.
Он воровато оглянулся на дверь и осторожно вытащил палочку.
Да.
***
Драко приоткрывает глаза и, ослеплённый, со стоном зажмуривается. Не может быть. В Азкабане не может быть так светло. Что, если он умер?
Тогда не было бы так больно.
И жарко... адски жарко. Он с трудом поворачивается на бок и снова пытается хоть что-нибудь разглядеть сквозь слёзы. Видит бесформенную кучу на полу, за ней ещё одну — поменьше, и ещё одну, и ещё. Темная вереница исчезает в далёкой тьме. Драко не сразу догадывается, что эта куча — он сам. Вот в чём дело. Стены, пол и потолок камеры словно облиты зеркальной глазурью. Каменные поверхности остались первозданными, и от этого всё, что они отражают, пугающе искажено. И бесконечно...
Зеркала жадно ловят и яркий свет и возвращают его многократно приумноженным, и этот смертельный свет жжёт кожу через тюремные лохмотья.
Драко бессильно смыкает веки, чуть слышно подвывая от боли и невозможности её прекратить. В ушах — отголоски шепота: «Люмос Максима!» Он знает этот голос, узнал бы его из тысячи.
— Я пытаюсь убедить себя не убивать тебя, сука, прямо сегодня и прямо здесь.
Он мстит. Это Драко понимает, он бы тоже мстил на его месте.
Он появляется здесь каждый день. Или каждую ночь — чувство времени в этих стенах утрачивается быстро. Рядом с ним всегда фигура в форме аврора. Драко думает, что Поттеру не хватает силы или знаний; скорее, второго. Просто в силу возраста и нехватки времени. Через год Поттер сумеет проделать такое сам, без помощи. Только Драко не сможет в этом лично убедиться: у него не то что года, а и месяца нет.
Какая-то тень заслоняет беспощадный свет, даря облегчение воспалённым глазам. Драко со стоном переваливается обратно на спину и смотрит вверх. Огромная тень с рваными краями подёрнута рябью, мерзко колышется... и приближается. Драко пытается вжаться в обжигающий пол. Тварь опускает к его лицу своё неописуемое рыло. Он кричит из последних сил, до рези в горле, но не слышит себя. Тварь жадно выпивает его крик и тянется дальше, роется в его мозгах, проникает в самое нутро. Драко выворачивает наизнанку. Тело пронизывает мертвящий холод, бьёт дрожь, конечности сводит жестокой судорогой. Ему нечем дышать, но парадоксальным образом он всё ещё жив. В голове невообразимая мешанина образов, стремительно несущаяся во все стороны сразу, заставляя содрогаться, давиться, задыхаться.
И в момент, когда Драко понимает, что всё-таки умрёт, прямо сейчас, тварь отрывается от него. Зависает на мгновение, словно вглядывается, запоминает, и медленно выплывает из камеры.
Драко слышит знаменитое «Экспекто Патронум!» Поттера. Камера погружается во мрак и остывает. Он чувствует себя выпотрошенной рыбой. Ему уже плевать, что видят и слышат те, кто наблюдал за его пыткой из-за решётки. Он хватает ртом воздух, гадая, как скоро разорвётся его сердце, если не сбавит темп.
— Я скоро вернусь, сто двенадцатый, — доносится до Драко. По щекам ползут злые слёзы бессилия. Поттер не убьёт его ни сегодня, ни завтра. И Драко неведомо, сколько ещё продлится его существование.
Он пытается подумать о Нарциссе, о сыне, о доме... и не может. Дементор высосал всё, до чего дотянулся, и Драко потребуется время, чтобы добраться до оставшихся воспоминаний. Лишь затем, чтобы завтра лишиться их.
Он вбирает воздуха сколько может, медленно выдыхает и закрывает глаза. Он жаждет потерять сознание, провалиться во тьму, не быть. Но слышит шаги по гулкому коридору, негромкие знакомые голоса. С чего он взял, что Поттер вернётся завтра?
— Люмос Максима!
***
— Ты что творишь, дебил? — не своим голосом произнёс Уизли, вглядываясь в него, как в привидение.
Драко попробовал подняться, но охнул и уронил голову обратно, ударившись затылком о твёрдый пол. Твёрдый, но не каменный... Боже, что он сделал?
— Ты в себе?
— Уже да, — пробормотал Драко, морщась. Всё тело ныло, словно его избили. В голове стояла муть.
— Какого чёрта ты тут делал?
— Трудно объяснить... — Драко предпринял новую попытку встать, опираясь на стул, с которого свалился, и на этот раз ему удалось. Осталось справиться с головокружением, ноющей болью в теле и давлением в голове. И ещё с вопросами Уизли.
— А ты попробуй, — угрожающе прошептал рыжий, тревожно оглянувшись на Грейнджер. Драко тоже посмотрел на неё, испытав мгновенный приступ виноватого страха. Как его дерзость отразилась на ней?..
Гермиона по-прежнему спала. По крайней мере, ровно дышала.
Драко чувствовал себя слишком разбитым и напуганным, чтобы обороняться.
— Я... понятия не имею, что на меня нашло, — пробормотал он, садясь на свой стул и избегая смотреть на Уизли. — Думаю, это... это влияние... моего отца. Подобное уже случалось, и я...
— Да перестань, — прошипел Уизли, поднимаясь на ноги. — Перестань блеять о чужом влиянии! Тебе вообще приходилось отвечать за свои дела? Ты же взрослый мужик, Малфой, нет? Или... — рыжий подбирал нужное слово. — Или так и остался инфантильным мудаком?
— Какие длинные слова ты умеешь выговаривать, Уизли, — огрызнулся Драко, пытаясь скрыть страх. — Смотри не повреди мозг.
— Я раньше успею повредить твой, — буркнул рыжий, неожиданно остывая. — Ты шарил у неё в голове?
— Я надеялся попасть в нужное воспоминание — не её, а отца, — чтобы...
— Да или нет?!
— Да.
Уизли взлохматил руками волосы и потёр лицо.
— Ты смотрел на часы перед этим?
— Да, — Драко начал прозревать. — Было без четверти три.
Рыжий молча закрыл глаза ладонью. Драко, леденея, обернулся. Круглый циферблат над дверью показывал пять минут четвёртого.
Его трепало в сознании Грейнджер двадцать минут. Вот почему ему показалась странной монотонность пыток.
— Я там застрял, — еле выговорил он, растерянно глядя на Уизли.
— И торчал бы там до сих пор, если бы я не пришёл, — мрачно ответил тот. — Наверное, умер бы. Или тоже впал в кому. Тебе сильно повезло, что никто не входил в палату в это время. Хотя ты не мог упасть со стула бесшумно.
— Наверное, я сполз, — предположил Драко. Он всё сильнее боялся за Грейнджер. Двадцать минут в её голове крутилось чужое воспоминание, в котором всё это время крутился и он. Как её мозги ещё не вытекли из ушей?
Боже, как он мог на такое решиться.
— Так куда ты попал?
— В Азкабан, — Драко взглянул на Уизли и увидел в его глазах отвращение, но продолжил: — Когда Поттер пытал моего отца.
— Пожирателя смерти, сломавшего Гермионе жизнь, — уточнил рыжий, так же глядя на него в упор.
Они стояли по разные стороны кровати, и Грейнджер лежала между ними, как Рубикон, который никто из них не решался перейти, топчась каждый на своём берегу.
— Да, — сказал Драко. — Но он был и остаётся моим отцом, Уизли. Когда уже до тебя дойдёт, — он устало вздохнул и уставился в одну точку, словно выключившись.
— Уходи.
Драко непонимающе посмотрел на Уизли.
— Уходи, — повторил тот. — Моя смена. Наверняка у тебя есть свои дела. Вот ими и займись.
Драко сцепил зубы покрепче, не желая ввязываться в очередной конфликт. Он уже почти пришёл в себя и вполне способен был поспорить, но сейчас не хотел. Он действительно устал от Уизли, от путешествий в чужой разум; устал от боли — своей и чужой.
Драко посмотрел на Грейнджер, ощутив, как сжимается сердце. Все эти провода, трубочки и иглы; чёрные тени вокруг закрытых глаз; исколотые руки, безжизненно лежащие на одеяле.
— Пришли патронуса, когда она проснётся, — сказал он, не глядя на рыжего, и вышел из палаты.
***
Гермионе снился сон. Впервые за последние годы — нормальный, обыкновенный сон. Один из тех счастливых дней в начале семестра, когда она, Гарри и Рон никуда ещё не успели вляпаться. Ей снилось, как они сидят на берегу озера, смеются и болтают о всякой занятной чепухе. В какой-то момент Гермиона поняла, что видит их троих со стороны. Словно провалилась в прошлое и наблюдает за собой — той, юной и счастливой, окружённой надёжными друзьями. И стоит со сжавшимся сердцем, заново охваченная тем чувством, что обрушилось на неё после того предрождественского дежурства. Она теперь навсегда одинока, между ней и миром — навсегда непробиваемая стена.
Гарри что-то сказал, улыбаясь, и кудрявая девочка на берегу заливисто рассмеялась. У Рона с лица исчезла улыбка, он поднялся на ноги и неуверенно пошёл в сторону Гермионы-смотрящей-со-стороны. Она, как часто бывает в настоящих, обыкновенных снах, утратила способность шевелиться.
— Гермиона...
Маленький Рон подошёл к кустам, из которых она выглядывала.
— Гермиона.
Заодно она потеряла и дар речи. Могла лишь стоять изваянием и во все глаза смотреть на рыжего веснушчатого мальчика из детства.
— Гермиона!
Она ощутила спазмы в желудке и горле, попыталась подавить, но лишь сильнее содрогнулась.
— Гермиона, проснись!
Она зажмурилась, из последних сил сдерживая тошноту, но не справилась.
— Гермиона, тихо, тихо, — бормотал встревоженный Рон — взрослый и бородатый. Он пытался одновременно успокоить, вытереть ей лицо и нащупать кнопку вызова медсестры.
Гермиона сглотнула, морщась от резкого запаха, и опустила глаза: угол подушки, край одеяла, её волосы и — боже, ну за что? — предплечье Рона были испачканы.
— Рон, прости, — с трудом выговорила она, прислушалась к себе. Кажется, отпустило.
— Брось, — сказал он, даже не поморщившись. — Как ты?
— Уже ничего, — она слабо улыбнулась, но на глаза тут же навернулись слёзы. Она чувствовала себя отвратительно беспомощной и очень стыдилась того, что Рон вынужден видеть всё это и как-то решать. Из глубины сознания услужливо всплыла мысль о том, что Малфоя в такой ситуации она бы восприняла абсолютно естественно. Как быстро всё успело перевернуться... она жила в альтернативной реальности.
Рон бросил взгляд на дверь, вытащил палочку, быстро очистил постель, Гермиону и свою руку. И лишь после вызвал медсестру.
***
Дневник Рона Уизли
11 февр… (зачёркнуто) К чёрту даты. Ничего они не значат, ну, для меня. Время здесь идёт совсем не так, как обычно.
С трудом напоминаю себе, что бросил Джорджа в магазине одного, но не могу думать о том, чтобы вернуться.
Бросить её... не могу.
Чёртов Малфой назвал меня её братом — там, в больнице. Попал в самую точку. Я психанул, конечно, но не место и не время было спорить. Ей не всё равно, рядом я или нет. Она всегда плачет, если я ухожу. Но я бы не справился со всем, что с ней происходит, а Малфой справляется. Это всё, что они закрутили, начиная с его проклятого отца, их крепко связывает. Я нужен ей, но без меня она не умрёт. И наше прошлое не перевесит их настоящего.
Чёрт. Чёрт, чёрт.
Чёрт.
***
— А где Драко?
— Отпустил его отдохнуть, — ровно ответил Рон, не отводя глаз.
Гермиона снова почувствовала себя виноватой: Малфой дежурил у её кровати после безумной ночи, а она даже не подумала, что ему нужно отдохнуть... И тут же напомнила себе, по чьей вине она здесь. По чьей вине Рон сидит и смотрит на неё потухшими глазами. Она потеряла любимую работу, которая помогала ей удерживаться на плаву. Потеряла дружбу и любовь, потеряла себя.
И всё это по вине Малфоев.
«...Она позволила мне сделать это, Поттер. Я лишь воспользовался тем, что пришло мне в руки...»
Так Люциус сказал Гарри. Весь разговор в аврорате, когда Гермиона пряталась под мантией-невидимкой, давясь слезами, она давно уже помнила и глазами Малфоя.
«...Она хотела этого. Разумеется, она не призналась бы даже себе...»
— Ш-ш-ш, — Рон погладил её по голове, — не плачь. Ты оклемаешься, и Ходжес продолжит тебя лечить. И вылечит, — он несколько раз кивнул для убедительности.
— Да, — Гермиона тоже кивнула. Глубоко вдохнула и резко выдохнула, попыталась улыбнуться. — Да.
Милый, добрый, терпеливый Рон. Как ей хотелось верить ему, верить хоть кому-то, хоть во что-то.
«...Какая-то ее часть, желавшая этого, позволила мне взять верх. Это не имеет отношения к рассудку, Поттер. Но, тем не менее, это была она — она дала мне поймать момент... Вот и всё...»
Вот и всё.
***
Драко неподвижно стоял под душем, закрыв глаза.
Едва он переступил порог дома Грейнджер, навалилась усталость, словно поджидала его за дверью. Он сразу поплёлся в ванную, попутно скидывая одежду. Впервые он находился здесь один. Не считая глупой собаки, которой, кстати, не было видно и слышно. Может, не такая она и глупая. Так же, как и Уизли — не дурак.
Драко чувствовал, как ласкает тело горячая вода, и всей душой желал, чтобы она смыла с него ощущения, мысли, страхи последних недель. Идеально было бы смыть заодно и его сны последнего года, а ещё лучше — всю его жизнь после детства. На хер.
Из глаз неожиданно покатились слёзы, и Драко рад был, что они растворяются в воде, и можно сделать вид, будто их нет. Ничего не смоется, сколько бы он ни стоял под душем в этой маленькой ванной, и пусть. Потому что заплатить за это пришлось бы его днями и ночами с Грейнджер. Её теплой кожей, её объятиями, её слезами и поцелуями, её стонами и вскриками. Её улыбкой и голосом.
Драко не готов был расстаться с этим, уже никогда не будет готов. Расстаться с ней — нет.
Позволить кому бы то ни было отнять её у него — нет.
Даже — особенно! — собственному отцу.
В «Золотой кукабаре» начинала собираться вечерняя публика. Драко быстро обежал зал ищущим взглядом. К нему подошла девушка в униформе и предложила выбрать стол, пока было из чего выбирать. Он попросил место понеприметнее и получил двухместный столик у окна, откуда был виден кусочек океана.
Драко заказал бутылку огденского, пачку сигарет и что-то из еды, почти не глядя в меню. Он не хотел есть, он хотел надраться. Откровенно, вульгарно, не притворяясь перед самим собой.
Может, удастся заглушить вину за вторжение в беспомощное сознание Грейнджер. Или хотя бы забыть страшный замкнутый круг мучений отца, в котором Драко застрял до прихода Уизли. Что, если бы тот не пришёл вовремя?..
Драко в самом деле не знал — или очень хорошо скрывал от себя, — почему он на это решился. Грейнджер не ответила ему тогда однозначно; так, может, отец нашёл возможность ответить ему сам? Или он действительно пытается оправдать собственную безудержную тягу быть максимально ближе к ней?
Огневиски принесли быстро. Драко налил себе на два пальца, отпил сразу половину, закусил сигаретным дымом, затянувшись до отказа, и уставился в одну точку, чувствуя, как внутри разливается обжигающее тепло. Иллюзия спасения, побег в никуда, замкнутый круг.
Но сейчас он не хотел больше ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме обманчиво расслабляющего тепла и пустой лёгкости в голове.
— Здравствуйте, Том! — Улыбающийся голос застал Драко врасплох. Он поднял глаза и увидел Терезу — в простом зеленом платье.
— Добрый вечер, — отозвался Драко, пытаясь собраться. Он совсем не был настроен на общение этим вечером. Однако Тереза стояла здесь, перед ним, улыбалась и, судя по всему, была сегодня свободна.
— Ждёте кого-то?
— Н-нет, — ответил Драко, поколебавшись.
— Не хочу вас беспокоить, но... — Тереза виновато развела руками. — К сожалению, не осталось свободных столиков. Можно я немного посижу с вами?
Драко нерешительно кивнул, соображая, не лучше ли ему рассчитаться и уйти. Но... Тереза принесла с собой обезоруживающее человеческое тепло. Он подумал, что ему не помешает немного... может, он сумеет подзарядиться от неё жизненной силой.
— Пожалуйста.
Тереза поблагодарила, ловко отодвинула стул и присела за столик.
