На самом деле зелёная молния, убившая Дамблдора, была не Авадой Кедаврой, а стаканом из зелёного стекла, которым в приступе ярости метнул в директора профессор Снейп.
(с) Cavaliere
Коллекционер готовился основательно — Северус понимал это. А ещё понимал, что не хочет быть тем, кем Коллекционер решил его сделать. Проводником Тьмы в мир людей. Это было страшнее, чем самая жуткая нескончаемая боль, — вытерпеть Северус не мог. У него просто не было на это сил. Кончились, устал. И на борьбу их оставалось с каждым днём, с каждым часом всё меньше. Его упорство и стойкость медленно, но верно выпивала кома, как паук высасывала из бабочки питательный раствор, некогда бывший соком жизни, иссушая, превращая летающий чёрный цветок в красивую мёртвую хрусткую оболочку. Которую снова станут вымачивать в эксикаторе и прикалывать к деревянной расправилке булавками под самое сердце… И есть лишь одна возможность избежать сей энтомологической участи… — сгореть… дотла… Потому что многочисленные попытки хоть как-то связаться с единственным человеком из мира живых, способным услышать, не увенчались успехом – Гарри Поттер (самое дорогое, самое близкое, что Снейп оставил по ту сторону комы) чувствовал, но не понимал зова «Мёртвой головы» о помощи…
Из пепла нельзя восстановить бабочку…
* * *
С этим со всем нужно было что-то делать. Обратиться к психиатру? Да пошли они! Гарри знал, что такое пациенты психиатрического отделения Мунго, и не собирался добровольно «сдаваться». В конце концов, не так уж и страшна его проблема, у кого их не бывает? Если копнуть поглубже, то, наверное, у половины людей земли отыщутся и не такие тараканы. А Гарри Поттер всего лишь заморачивается по поводу своей нетрадиционной ориентации и неприличных мыслей в отношении профессора Снейпа. Но Гарри Поттер – не извращенец, он никогда не совершит ничего, что навредит больному Снейпу или опорочит его достоинство. Мечтать о сексе с человеком – не значит покушаться на его честь. Но чтобы избавиться от навязчивых идей, которые тебе самому совершенно не нравятся, чтобы прогнать из головы дурацкие похабные голоса непонятных крылатых тварей, нужно просто принять себя, свои желания, сигналы своего тела, познать однополый секс – и решить, в чём там соль. И готов ли ты употреблять такие солёные блюда.
Гарри Поттер – не теоретик, а человек дела. Решил – и в ближайший свободный вечер побежал воплощать решение в жизнь. Пока решительность не улетучилась…
* * *
Объявление о свингер-пати в самом отвязном полулегальном гей-клубе Сохо «Coma» (1) давно, вроде бы случайно, попалось ему на глаза. И вот – пригодилось. В качестве альтернативы Гарри подумал о том, чтобы сходить в гей-бордель, но чего-то его от этой мысли затошнило, а на специализированной вечеринке, под зажигательную музыку и правильный мохито, может, удастся расслабиться и почувствовать себя не закомплексованным идиотом, с какого-то рожна впервые решившем трахнуться с мужиком в жопу, а современным свободным парнем, ищущим новых впечатлений… на самые разнообразные части своего молодого организма…
Хорошо подобранная по фигуре рубашка в синюю мелкую клетку, джинсы – в тон, без потёртостей, яркий полосатый ремень, немного геля на художественно встрёпанные волосы, вкусный парфюм – Гарри улыбнулся себе в зеркало и, запоздало испугавшись, успел подумать, что с удовольствием завалил бы такого мальчика… Уф!
На окраине Олд-Комптон-стрит творилось полнейшее безобразие – «Coma» рычала танцевальными ритмами на два квартала окрест; ещё только подходя к заведению, Поттер заметил несколько однополых парочек, совокуплявшихся в подворотне и в припаркованных авто. Один пухленький парнишка со спущенными на щиколотки трусами в красный горох, стиснув зубы, молча терпел в себе татуированного качка, двигавшего тазом, будто в конвульсиях; другого мальчика, постарше, с задранными к голове ногами ебали прямо в открытом багажнике Фольксвагена. В общем, хоть Гарри и бросило в жар, но подумалось, что ночь, определённо, удастся… Только надо скорее глотнуть чего-нибудь погорячее (не чая!), а то мистер Первый-раз-гей сбежит…
В нижнем зале «Coma» публика вела себя пьяно, но прилично, даже слегка чопорно (или уже устало?). А вот на широком внутреннем балконе, под красочной вывеской «Карусель» развернулась настоящая групповушка. Максимально массовая. Кое-какие эпизоды этой «свалки» были видны и с первого этажа; Гарри некоторое время сидел с открытым ртом — не ожидал, что всё это может происходить прямо на его глазах, да ещё и столь легко и, главное, естественно. Просто секс, как ни странно красивый именно своей животной непринуждённостью, обнажённые, в основном стройные тела на мягких диванах, на банкетках, прислонённые в откровенно однозначных позах к стенам и перилам, жаркие стоны, нечитаемые физии – Гарри быстро заразился энергией вожделения, качавшейся между светильниками и зеркальными шарами клуба, и абсолютно свободного полёта похоти; плюс два бокала виски, приговорённые почти автоматически, – очень скоро ему захотелось самому вот так же предаться разврату на глазах у всего зала. «В этом, определённо, что-то есть!» Лихо скинуть рубашку, соблазнительно расстегнуть ремень и пристроиться вон к тому «паровозу»… Но предохранитель в голове у Гарри Поттера был слишком надёжный, сбоев не давал, поэтому, просто поискав по залу какого-нибудь приятного парня, наобум, Гарри несколько раз отважно намекнул ему взглядом, что приглашает за свой столик… и не только…
Нового знакомого Гарри звали Рори. Просто Рори. Показалось забавным и даже наполненным тайным смыслом сочетание «Гарри плюс Рори». Ох уж этот «плюс»… Он был худ, даже костляв, высок, брюнетист и носат. Во внешности угадывалась примесь и востока, и цыганщины, и… «снейповщины» — это слово мелькнуло в голове, но было безжалостно выкинуто взашей.
Через некоторое время разговорчивый обаятельный Рори сам предложил уединиться, предварительно просветив новичка, категорически отказавшегося подняться в «карусель», что тут и как. Он на некоторое время покинул Гарри, чтобы договориться с администратором, а когда вернулся, просто взял его за руку и увёл за собой…
Приват-комнатка вмещала только малиновую как-бы-кожаную оттоманку и узкий стеллаж с гигиеническими принадлежностями. Зайдя в полутёмное душное, пропахшее благовониями и чужим кончивом помещение, Гарри заметно напрягся, но подумал, что для дебюта такие декорации всяко лучше кабинки здешнего сортира или заднего сидения маггловской колымаги. Рори разлил по бокалам шампанское, демонстративно добавил в гаррин бокал какой-то порошок и, спросив без обиняков: «Ты ведь в первый раз?», протянул ему «коктейль»: «Больно не будет, обещаю». «Кому – больно? Я вообще-то топ!» — мысленно возмутился Гарри, но послушно выпил – а что кобениться и разыгрывать из себя святую невинность? Сам пришёл, сам строил Рори глазки, сам хочет трахнуть его (так хочет, что даже уже натирает себе узкими джинсами полустояк)… ну и, возможно, чтобы и его трахнули – не станет возражать… пока не решил… в процессе прикинет перспективы… Рори выпил своё шампанское одним залпом, вытер ладони и зачем-то лоб бумажным полотенцем и начал раздеваться. Его бледная кожа на не особо бугристых, но заметных мышцах и кое-где аппетитно выпирающих косточках мерцала в полутьме перламутром.
Поцеловать себя вот так сразу Гарри не дал, но к улёгшемуся на тахту в красивой приглашающей позе полуголому партнёру (о, как! Ебарю, трахальщику, кадру, мужику, полюбовнику? Фу. Вот, мистер Поттер, вы и докатились до таких специфических словечек…) подсел с явным желанием…
* * *
Обговоренных денег Рори не взял – мятые банкноты так и остались лежать на тумбочке, а того и след простыл. Спрашивать у охранника, как тут платят, Поттер постеснялся, клуб он покинул с устойчивой головной болью и с новыми ощущениями, поразившими его своей силой и неоднозначностью.
* * * Коллекционер подбирался к нему всё ближе и ближе, с каждым разом всё глубже пропускал в податливую ауру Снейпа свои паучьи хелицеры. Выжидал удобного момента, чтобы впрыснуть пищеварительный сок, а затем высосать желеобразную бесформенную душу жертвы, ставшую сытным гуммигутом (2), и занять её место.
Воспламенить что-то без волшебной палочки, силою мысли, для могущественного мага – нелёгкая, но решаемая задача. Поджечь самого себя – вполне возможно, что Северус Снейп первый волшебник, сделавший это с собой.
Огонь долго клокотал в его груди, стрелки мониторящих приборов прыгали, будто в бешенстве, «мыльный пузырь» вспыхивал зашкаливающими чарами, по всему госпиталю сбоило оборудование и сбивались настройки лечебного колдовства. Потом, ещё дольше, крохотное пламя, зародившееся внутри, набирало силы, медленно, по миллиметру пожирая энергию вокруг себя. И вот – с треском и гулом взметнулись буйные языки свободной плазмы. Северус Снейп загорелся, как высохший в труху ствол мощного дерева. Только этого огня никто, кроме него самого, не видел, не чувствовал… Вся боль, которую Снейп испытывал ранее, острая, жаркая, колючая, ноющая, тупая, изнуряющая, к которой он привык, заставил себя привыкнуть, смириться, показалась ему всего лишь чересчур резкими, грубыми ласками по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас, горя заживо. Горя и горя…
……………………………………………..
(1)Coma – газопылевая оболочка кометы.
(2)В значении млечного сока.
* * *
Полотенце всё время съезжало из-под него, потного, из последних сил пытавшегося не свалиться с дурацкой скользкой оттоманки, вцепившегося ногтями в упругую «кожу» валика, прокусившего подлокотник, наполненный скрипучим крошащимся поролоном. Сзади слышались шлепки тела Рори о гаррины ягодицы, его жаркое дыхание обжигало холку. Оргазм, мощный, топкий, родившийся не на конце, как обычно, а где-то ниже, глубже, в какой-то непонятной, но явно центральной, точке, бился сладостным импульсом по всему телу – и Гарри уже несколько минут как позабыл, что совсем недавно жмурился от боли и никак не мог улечься удобно под сильными властными руками Рори, разложившего его на валике кушетки и пытавшегося войти в узкий, испуганно пульсирующий, то раскрывающийся, то зажимающийся в сморщенное колечко гаррин анус. Партнёр оказался тёртый в таких делах, опытный, умелыми ласками, поцелуями и техничным минетом распалил Гарри настолько, что он сам был готов сесть на призывно покачивающийся между стройных мускулистых ног Рори крепкий тёмный член с вытянутой большой головкой. Но его развернули, положили, раздвинули ему ягодицы, отвели колено – и началась сладостная пытка. Первые мгновения которой Гарри, измученный перемешанным с болью кайфом, почти сразу забыл, а теперь просто отдавался новому, невероятно приятному, острому наслаждению и партнёру, дарившему его.
Они попробовали всё, Гарри даже не постеснялся лизнуть и проглотить несколько капель спермы Рори – оказалось не особо вкусно, но завело его повисший перетруженный и подстёртый член на второй круг, словно по щелчку…
Последний раз Гарри кончал прямо в партнёра, уже не контролируя себя, выскальзывая из припухшей покрасневшей дырочки, и провалился в забытьё с мыслью, что так хорошо ему никогда не было…
Во сне от этих воспоминаний о сексе с Рори он кончил, как мальчишка, прямо в трусы. И проснулся от криков, что подняли бесстыжие крылатые тени, метавшиеся над ним.
В окно светила кровавая заря, как пожар, объявший полмира.
Лёжа в поту и в собственной сперме, Гарри слушал заполошные вопли своих персональных демонов. На этот раз совершенно сбрендивших.
— Пожар! Горит! – верещали голоса, искажаемые то ли временем, то ли пространством, а то ли и тем, и другим одновременно. – Пожар! Спаси! Ты должен его спасти! Горит! Ай-ай-ай, как горит! И не сгорит никогда!
Гарри повернул голову и в полузабытьи увидел рядом с собой лицо Северуса… Юного, раскрасневшегося, с опухшими от поцелуев губами, с нетрезвыми глазами человека, только что испытавшего неземное наслаждение.
Гарри стало так больно, что его первым мужчиной оказался не Северус!..
«Я люблю тебя, – подумал он, глотая не посмевшие выступить на глаза слёзы. – Теперь точно знаю, что люблю. И именно тебя, Северус…»
Когда он впервые назвал профессора по имени – сам не заметил…