Энид живет в Акфилде. Соседний городишко, ехать туда от силы минут пятнадцать, и всю дорогу мы активно друг друга стеснялись.
— Я точно никому не помешаю? — переспрашиваю я, когда мы подъезжаем к дому.
— Не беспокойтесь, — рассеянно отвечает она, заводя машину в гараж. — Муж во Франции, сын в Оксфорде, а дочка третий год замужем. Одна я да кошки.
Кошки встречают нас уже на пороге. Двое невнятно серых, сиам и невероятно раскормленная дымчатая персиянка, которую я сначала принял за кота.
— Их всего шесть, — объясняет Энид. — Еще двое на крыше греются. Это мамины... Питер кошек не любил. Боялся... Знаете, бывает иногда... Фелинофобия, если не путаю. А когда он... когда нам пришло то письмо, мама принесла с улицы котенка и назвала его Питер. Он прожил пятнадцать лет — такой был толстый, вальяжный кот... А потом появились Лапка, и Дженни, и Малыш, а потом пошли котята... Это ведь уже третье поколение, — Энид чешет за ухом серого кота, тот падает на спину и подставляет ей брюхо. — Молодняк мы стерилизовали и частью раздали, а старики — кому они нужны... — она грустно улыбается, — кроме близких.
— А что вы хотели узнать о Питере? — спрашивает она наконец.
— Ну... — два разговора я уже, считай, запорол, может, третий будет волшебный? — Даже не знаю... А он старше вас? Был...
— Старше. На три года.
Соображаю, что спросить еще.
— А... вы, наверное, не помните, как ему пришло письмо, да?
— Мне было восемь... — Энид вздыхает. — Мама очень радовалась тогда. Плакала еще, что отец не дожил. Папа, он умер, когда мне было три года, а Питти — шесть...
— Его...
— Сбила машина, — объясняет Энид. — Мама говорила, он не очень хорошо ориентировался в... неволшебном городе.
— Простите...
— Ничего, — вздыхает она. — Сегодня у меня день такой — воспоминаний.
— А его друзей вы знали? — может, она видела отца не только на фотографиях?
Энид качает головой.
— Он и из нашей-то школы домой никого не водил. Мне кажется сейчас, что он стеснялся. Все-таки мы — как это? — магглы... И потом, мама, она... Ну, знаете, так часто бывает после смерти мужа: матери начинают носиться с сыновьями, как наседки. Могла начать его причесывать при всех или там... нос вытереть...
Киваю, вспоминая первую встречу с Молли и Роном.
— Он, знаете, завел себе привычку лохматить волосы, — продолжает вспоминать Энид. — Всей пятерней.
Невольно провожу рукой по волосам.
— Да-да, вот так, — Энид улыбается. — Только у Питти волосы были тонкие, сразу разлетались, как солома... Мама как увидит — сразу к нему с расческой... Он, по-моему, немного завидовал вашему отцу, мистер Поттер, — тихо добавляет она.
— А... он про отца рассказывал что-нибудь?
Она кивает.
— У него вся комната была фотографиями завешана. Вы там увидите... И говорил постоянно только о нем: мы с Джимом то, мы с Джимом се... Джим говорит, у метлы надо какие-то там прутья укорачивать... Для меня Джим Поттер был — как Джек, Победитель великанов, и Мальчик-с-Пальчик в одном лице.
~ * ~
Устроив меня на диване со стопкой фотоальбомов, Энид, вопреки моим протестам, убегает хлопотать на кухне.
— Я дома не готовлю, когда мужа нет, — торопливо оправдывается она. — Но пару бутербродов предложить могу: время-то обеденное...
Вздыхаю, вызываюсь помочь, получаю отказ и берусь за фотографии. Кошки ходят кругами и по очереди нюхают мои брюки.
Питер маленький: в одеяльце у матери на руках. В кроватке. Купается. Питер с отцом — высоким худощавым блондином. Питер ползет по ковру и улыбается во весь рот — фотография двигается, отец снимал. Питер ест кашу. Питер на прогулке. Питер на лошадке... Пролистываю альбом до конца: Питеру пять, и он везет коляску с сестрой. Питер с родителями. Питер с Энид. Питер на фоне школьного автобуса... Нормальный веселый мальчонка, и глаза живые.
Кот со звучной кличкой Макбет запрыгивает ко мне на колени и мешает открыть второй альбом. Питер в начальной школе: играет, делает уроки... Питер подавленный, в черном костюмчике на похоронах отца. Действительно, почти нет его фотографий с друзьями — только со школьных праздников. И, что еще более странно, почти нет фотографий Энид.
Из третьего альбома выпадает прозрачная папка с фотографиями большого формата. Уголки там проколоты, и я догадываюсь, что это они висели в комнате Питера. Раскладываю их на полу, надеясь, что хозяйка не побьет за такое святотатство. Отец. Джеймс, Джеймс и снова Джеймс: смеется, улыбается, подмигивает и ерошит волосы. Часть фотографий явно обрезана, некоторые я даже помню...
— Они не все одновременно висели, — Энид подошла совсем неслышно. — Он менял экспозицию каждое лето.
Ну да: на одних фотографиях еще мальчишка, а на других ему уже шестнадцать-семнадцать. Беру в руки одну из последних: отец прислонился к дереву и смотрит куда-то в сторону.
— А эту я сегодня уже видел. Или...
— У мамы висит похожая, но с Питером, — кивает Энид. — Минутку...
Она быстро перелистывает альбом и открывает где-то на последней четверти. Действительно, Питер копирует позу почти один в один.
— Удивительно, — говорит Энид. — Как похоже стоят, и какая разная пластика.
— А вы тоже заметили? — удивляюсь я.
— Это профессиональное, — смеется она. — Я преподаю хореографию.
— Так мы почти коллеги, выходит! Я тоже преподаю... полеты.
— Это на метле, да? — Энид с любопытством смотрит на меня. — Так вы, наверное, тоже знаете, какие там надо прутья подрезать?
— В школе как-то не интересовался — мне с метлами везло. Но в принципе, если метла старая и растрепалась, ее стоит подрезать по бокам, а то на поворотах заносить будет... Что я несу, а?! Зачем вам это?
— А мне интересно! — она снова смеется. — Как будто старая сказка вернулась. Не каждый день встречаешь настоящего волшебника!
Она приносит поднос с чаем, и дальше смотрим вместе. Питер становится все больше похожим на себя. И полнеет на глазах.
— Он был худенький в детстве, вы сами видели, — рассказывает Энид. — А потом... Мама очень боялась, что он плохо ест. И он ел, ел... А потом было уже не остановиться.
Питер с Джеймсом, вся четверка вместе, Питер с Ремусом, гриффиндорская группа пятикурсников...
— Он ведь ожил в Хогвартсе. На каникулы приезжал веселый, взбудораженный. И рвался, рвался туда, — вздыхает Энид. — Поначалу все мне пересказывал, жизни учил на правах старшего брата. А потом стало понятно, что письмо мне не придет... и как-то он замкнулся, стал важничать. После школы сразу нашел какую-то работу и поселился отдельно. Наведывался только изредка, да и то: пару слов скажет, и назад... А потом вдруг объявился — как снег на голову. Ужас просто: с лица спал, серый весь, руки трясутся... Сидел дома и пил, беспробудно пил, целую неделю. Мама и ругалась, и плакала — он только огрызался. Нам и самим тогда это ощущение передалось — знаете, как у Стивена Кинга: что-то должно произойти. Что-то страшное. Еще и фургон этот...
— Фургон?
— Помню как сейчас. Большой такой, на пол-улицы, с яркой рекламой: «Привет из Гаммельна: уничтожим крыс, мышей и прочих паразитов»... Каждый день ездил по нашему переулку и гудел. Зачем — непонятно: у нас и тараканов-то ни у кого не было... Медленно так едет, знаете, и гудит... Как будто зовет кого-то... А потом Питер пропал. И фургон тоже. А еще через неделю нам сообщили, что он убит. Мама очень переживала тогда, очень... — она грустно улыбается. — Понимаете, я ведь никогда не была любимой дочкой, а когда оказалось, что я не волшебница... В общем, мама часто вела себя так, будто у нее один ребенок.
Молчим. Она задумалась, а я не знаю, что сказать.
— А можно у вас это позаимствовать? — я показываю на альбомы. — Я... я не насовсем, только копии снять. Понимаете, я... знаком с его сыном.
Она роняет альбом.
— Так у Питти есть сын?!
Киваю.
— Тогда... тогда конечно, берите! И — погодите! — она вскакивает и убегает.
Начинаю собирать рассыпавшиеся фотографии.
— Вот! — Энид возвращается с увесистой картонной коробкой. — Это его тетрадки школьные — может, мальчика заинтере... Хотя какой же он мальчик, он же, наверное, ваш ровесник...
Черт... А, ладно, она и так уже знает столько, что...
— Да нет, вы знаете... — решаюсь я. — Он... Ну, в общем, Питер погиб позже. Не тогда, когда вам сообщили. Он... скрывался почти двадцать лет, погиб в девяносто девятом. И его сын... он действительно мальчик. И очень мало знает про отца.
Она моргает.
— В девяносто девятом. Это ребенку сейчас, получается...
— Одиннадцать. Он родился, когда Питер был уже убит.
— Так его все-таки убили... — вздыхает Энид. — Как все сложно в вашем волшебном мире...
Вздыхаю и развожу руками. Сложно, не без того.
Она встает.
— Вам дать чемодан?
— Нет, спасибо, я... — краснею, уменьшаю вещи и сую в карман. На увеличение энергии уходит больше, придется попросить Минерву.
Энид задумчиво следит за мной.
— Наверное, это удобно — быть волшебником... — произносит она. — Вы... вы бы привезли как-нибудь мальчика к нам, может быть? Вроде как не чужие... Как его зовут?
— Дик.
— Дик Петтигрю?
— Дик Перкинс. У него... фамилия матери.
— А... — она замолкает.
— Я постараюсь, только мне придется поговорить с его матерью и со Снейп... с его опекуном. Понимаете, они...
— Недолюбливают Питера, да? — кивает Энид. — Вы сказали Снейп? Сопливус Снейп?
— С-северус... Откуда вы знаете?
— Младшим сестрам иногда рассказывают больше, чем родителям, — усмехается она. — Как странно все повернулось... Они ведь, кажется, враждовали в школе, а теперь этот человек воспитывает его сына... Я так поняла, Питер запутался в каких-то темных делах и так и не смог выпутаться, да?
Прячу глаза.
— Да... что-то вроде этого... Примерно.
Она встает.
— Ну что ж... удачи вам. И, если можно, передайте Дику, что у него есть тетка, которая не прочь с ним познакомиться. И даже готова накормить его бутербродами, если что. Передадите?
— Да, ой, спасибо вам огромное, и за чай, и за... я обязательно передам...
— Это вам спасибо, — улыбается Энид. — Кто бы мог подумать: у меня, оказывается, есть племянник... Вы... не забывайте дорогу сюда, ладно? И если бы вы раздобыли пару фотографий Дика в обмен на эти... — она кивает на мой карман.
— Конечно! Обязательно, я постараюсь...
— Спасибо! — она движется к двери, но останавливается. — Ой, вам же не обязательно через дверь, да? Питер как-то... телепортировался прямо из дома. Вы ведь тоже так умеете?
— Э... Я не такой сильный волшебник, как Питер. Но если вы мне объясните, как добраться до местной почты...
— Это близко, — улыбается она. — Даже добираться не надо. Дойдете до конца улицы и на углу увидите.
— Спасибо...
— Тогда что же, получается, до свидания, да?
— До свидания. Я... постараюсь найти вам фотографии Дика.
Уже на улице оглядываюсь. Она стоит на крыльце, и две кошки трутся о ее ноги.
~ * ~
Залетел к Рону на пять минут отдать карточку — и остался обедать. Наелся за три предыдущих дня. Если я и дальше так буду жрать, то меня разнесет, как Питти... Тьфу. Петтигрю.
Прятался у мамы под крылом, ну надо же... И от кого? От своих же дружков Упивающихся? С чего ему прятаться-то было, если он родителей выдал? И почему он их выдал, если так от отца млел? Прячутся от врагов вроде как. Или его на испуг взяли? Но за испуг ведь метку не дают, а он уже тогда с ней ходил... Что-то я уже ничего не понимаю. Придется все-таки дергать Рема, когда от полнолуния оклемается.
Вылезаю на почте в Хогсмиде — и проклинаю все и вся. В Суссексе солнце, в Лондоне тучи, но сухо, а тут — льет как из ведра! Зачаровываю очки, одалживаю зонт у почтмейстера — лохматый старикан в огромных очках сам кажется совой среди своих питомцев — и чавкаю по размокшей дороге в Хогвартс. В такие минуты приходят в голову светлые идеи: например, о пункте проката метел для тех, кто не хочет замочить ноги. Подкинуть, что ли, идейку близнецам — пусть устроят такой в хогсмидском филиале...
За стеной ливня не сразу замечаю, что впереди маячит чей-то силуэт. Нагоняю попутчика. Снейп. Возвращается из Хогсмида. Видимо, аппарировал куда-то... И я даже подозреваю куда.
Заметив меня, Снейп демонстративно ускоряет шаг. Я — почти на автомате — его догоняю. Тогда он сдвигается к обочине. Идем порознь — до первой лужи. Лезть в кусты или мерить глубину Снейпу явно не хочется, и мы обходим лужу вместе — по узкому краю.
— Не сидится на месте, Поттер? — наконец не выдерживает Снейп. — Я знал, что вы садист, но не до такой степени.
Молчу. Виноват.
— Довели женщину до истерики... А если я подам в суд на вас и вашего приятеля Уизли?
И снова — что тут возразишь... Черт, будут у Рона неприятности из-за меня...
Снейп молчит, потом сухо бросает:
— Вы правы, не подам. Это требует денег, а деньги нужнее мальчику.
Он оплачивал учебу, — вспоминаю я. Действительно, не Алиса же платила, на пособие по безработице... Но зачем, зачем, зачем он все это делает? Только потому, что обещал Питеру? Но не такой же он идиот, чтобы Нерушимый обет дважды давать. Да и кого в свидетели брать на такое...
— Чего вы хотите, Поттер? — цедит Снейп. — Чего вы хотите от этой семьи? Война отняла у них все, что еще вы хотите отнять?!
— Зачем вы врали ему про отца? — спрашиваю первое, что приходит в голову.
Он смотрит на меня, как на заспиртованного редкого тритона.
— О чем вы, Поттер?
Может, все-таки получится взять его в союзники?
— Понимаете, Дик ведь думает, что его отец герой, спас меня ценой своей жизни...
— И вы намерены восстановить справедливость и сообщить ему правду? — кривится он.
— Я не знаю, что ему говорить, профессор. Но врать я тоже не могу.
— Не сомневаюсь.
Он снова ускоряет шаг, и на этот раз я его нагоняю только в холле. Яростно встряхивая промокший зонт, он косится в мою сторону и шипит:
— Когда будете рассказывать ему свои правдивые истории, не забудьте гвоздь программы — ту, что вы узнали на пятом курсе.
Он уходит — выпрямившись и чеканя шаг.
— Вы знаете, что я этого не сделаю, — тихо говорю я ему вслед.
