Тем, кто ложится спать...

5.

--- Блядь, да она каждый год говорит, что этот выпуск самый лучший, -- Вовка Драников с остервенением расстегивал пуговицы на рубашке. -- У меня сеструха пять лет назад выпускалась, я в зале сидел. Рыжова то же самое гнала. Все, пацаны, я за гитарой. В автобусе увидимся.

На опустевшую сцену выскочила какая-то смутно знакомая тетка, ухватилась на микрофон:

--- Дорогие выпускники, автобус до Речного вокзала отправляется через полчаса. Желтый автобус с надписью "Дети". Стоит со стороны стадиона. Пожалуйста, не опаздывайте. Товарищи родители, обратно к школе автобус вернется в половине седьмого. Повторяю...

Совсем как на вокзале. Шурик не удержался, хмыкнул. Подумал, что всю ночь слышать такой торжественно-сюсюкающий тон, это конечно, то еще удовольствие. Зато ведь в последний раз, ура...

--- Валь, ты домой заходить будешь?

Тальберг не отозвался. Оказывается, он незаметно отстал и теперь о чем-то сосредоточенно разговаривал с родителями. Даже не разговаривал, а спорил. Сквозь всеобщую суматоху до Шурика донеслось знакомое раздражение:

-- Ма, ну какой свитер? Ночью плюс двадцать пять обещали, я по Яндексу смотрел. -- Тальберг обернулся на секунду, нашарил Шурика глазами -- Саша, я сейчас! На крыльце меня подожди. -- А потом опять начал цапаться, но на этот раз с Андреем: -- Ничего не напьюсь. И вообще, я же с Сашей буду.

Шурик вздрогнул и уставился на облепленную ватманом стену. К ближайшему гуашевому колокольчику (его еще на Последний звонок вешали) было примотано несколько воздушных шариков, лопнувших от жары и свисавших, как лепестки вялой гвоздики.

Гвоздику, кстати, он отдал маме. На крыльце, вместе с аттестатом.

Пресловутая синяя книжица исчезла в маминой сумке, уместилась между растрепанной Марининой и коробкой конфет -- по видимому, мама сейчас собиралась отлавливать и без того взмыленную Надежду Петровну.

--- Сашка, ну все, я на два верхних замка закрою. Закусывай обязательно, ты меня слышишь? И звони, если чего -- сразу звони, понял?

Тоже странно. Как будто его не на выпускной провожают, а куда-нибудь на дачу.

Мама еще раз повторила про два замка и начала спускаться с крыльца. Только сейчас Шурик сообразил, что у нее в кулаке -- скомканный отцовский платок с двумя черными штрихами: наверное, тушь потекла.

Отец как-то мялся, старался не дышать почти выветрившимся пивным чадом и вертел в пальцах ЛМину.

--- Пап, а у тебя сигарет с собой много? Дай мне, а то вдруг не хватит?

Папа зашарил в карманах слежавшегося, сильно пахнущего шкафом пиджака. Шурик, недолго думая, уволок обе пачки -- и распечатанную, и целую: на бухло они скидывались, а вот с никотином могли быть проблемы. "Если сдача останется, то купим," -- предупредил Тарханов, пересчитывая десятки, полтахи и две сиротливые сотенные. Валька, правда, пообещал прихватить курево. Но у него ж дорогие, их расстреляют за две секунды.

--- Сань, ну ты зарвался.

--- Ничего, мне можно, я уже взрослый.

--- "Взрослый"... Тут до магазина идти... Три раза туда и обратно успеешь.

--- Пап, так нам сегодня не продаст никто. В "Континенте" так вообще водочный отдел до утра закрыли.

Отец с некоторым любопытством посмотрел на закуривающего Шурика. Хотел, по видимому, в очередной раз вспомнить про свой выпуск и "три топорика", пронесенных в коробке от магнитофона "Романтик", но не успел. Из школьных дверей выскочил Валька, потянул Шурика за рукав.

--- Саша, пошли быстрее, пока время есть...

И Шурик, естественно, вернулся обратно в вестибюль. Даже за сигареты поблагодарить не успел.


Между вторым и третьим этажом от перил отходила похожая на шланг серая обмотка. В ведре с кривобокой надписью "302 каб." валялась фольга и шкурки от полопавшихся шариков. Школьные коридоры -- вычищенные, звонкие до неприветливого эха, заставленные кое-где вынесенными из классов партами, уже начали пахнуть масляной краской и известью. В сентябре стены рекреации из серо-голубых станут тускло-розовыми, а ты этого уже не увидишь. Ну, конечно, если зайдешь вдруг в школу -- к той же Надежде или там за справкой, то заметишь изменения. Но это -- если вдруг. А так оно все уже не твое. И еще не чужое. Как место в поезде.

Валька, кажется, думал то же самое. Пинком распахнул дверь в родной сортир. Уселся на подоконник, вытянул ноги. Посмотрел в окно на суетливых принаряженных одноклассниц. Затянулся и фыркнул:

--- Саша, ты глянь, что на углу творится.

Шурик придвинулся к стеклу и тоже заулыбался.

На углу детсада, на том самом месте, где они иногда стояли после уроков или собирались перед всякими серьезными делами, сейчас торчали ошалевшие от жары мужики в пиджаках. Юркин отчим, дед Женька Каховского, Нечаевы -- отец Толяна и два его старших брата. Еще кто-то, со спины не разобрать. И его батяня, собственной персоной. Уже с пивом.

--- Во дают!

Старшее поколение курило неторопливо, с достоинством. Толькины братья -- несколько нервно, косясь в сторону околачивающейся неподалеку Аниты Борисовны. Как будто она до сих пор могла накатать им замечание в дневник.

--- Вовчик, кстати, сказал, что он с физруком сегодня на брудершафт выпьет, -- вспомнил вдруг Шурик.

--- Думаешь, Борисыч согласится?

--- А кто его знает? Говорят, в том году пил.

После удушливого зала в пахнущем сыростью туалете было даже слегка уютно. Только все равно почему-то грустно. Наверное, из-за того, что в актовом зале они ошивались не так уж часто, а здесь-то дымили каждый день. Водяру ныкали перед "огоньками", крыли суровым матом завуча и остальных учителей, перелистывали разлохмаченный "XXL", списывали английский и химию. Ну, это вместе со всеми. А вдвоем с Тальбергом... Пару раз ругались просто в мясо, торопливо мирились, пока никто не пришел... Нет, серьезно мирились уже потом, дома, а тут так.

--- Сашша... -- Валька, наверняка, чувствовал сейчас что-то похожее. А может и нет. Кто ж его знает, Вальку-то.

В общем, Шурик ни капли не удивился, когда почувствовал знакомые касания -- торопливые, сильные. Такое ощущение, что Тальберг расписывался на нем языком и губами. Словно метку на память оставлял --- "здесь был Валя".

--- Блин... Ну, блин же.

Делать такие вещи у незакрашенного окна было по меньшей мере безрассудно. Он еле заметно подтолкнул Тальберга к кабинке: двери на ней не было, но зато там хоть темно. Сладко зевнул, когда Валька опустился на колени и случайно задел острым подбородком его пах.

Взгляд скользил по опутанной ржавчиной штукатурке, по отдраенным квадратикам коричневого кафеля, по валькиной шее, подернутой игольчато-нежным пушком.

За окном закурлыкал автобус.

--- Опаздываем. --- Валька деловито вытянул пальцы из его ширинки. Поднялся, сплюнул на пол, поморщился. Подождал, пока Шурик справится с удивительно скользкими пуговицами. Невозмутимо заметил:

--- Зря ты подстригся, Саш. Тебе с длинными лучше.

--- Сам знаю, что лучше. Меня мать заездила, я сам бы не стал.

--- Тут кто-то есть? -- из рекреации звучал неуверенный девчоночий голос. Коробейникова. Тьфу, хорошо, что она лишь сейчас объявилась.

Людка, судя по всему, только что курила или что-то переодевала в женском туалете. А теперь, наверное, испугалась, что автобус уедет без нее. Топталась посреди коридора с каким-то целлофановым кульком и пушистой сумочкой. Если не врала, то в сумочке должны были лежать стеклянные станкачики-"йогурты". Правда, больше трех туда бы хрен влезло.

Выходя в коридор, Шурик демонстративно убрал в карман помятую сигаретную пачку. Людка отсалютовала блескучей зажигалкой. А потом, завидев Тальберга, мечтательно протянула:

--- Ва-алечка... Ты сегодня такой красивый.

После истории с Матросовым чмырить Людку было делом чести.

--- Лю-ююдочка, -- как можно нежнее отозвался Тальберг, -- я у нас по жизни такой красивый. А теперь шевелись давай, я тебя ждать не собираюсь. -- и первым понесся по лестнице.


6.

--- Десять девяносто пять форева! -- раздалось с пришвартованного рядом речного трамвайчика, украшенного точно такими же шариками и транспарантами. В темноте буквы на транспаранте сливались во что-то непонятное. Там, скорее всего было написано либо "Прощай, школа", либо, как у них, "Выпуск -- 2002". С палубы было хорошо видно, как по залитому желтым светом салону перемещаются очень похожие на наших вздрюченные выпускники.

--- Соседи... С "Бабушкинской", --- Юрчик Матросов нашарил в кармане петарду, повертел ее в пальцах, а потом сунул обратно. --- Вот тронемся, тогда и пальну.

--- Ну чего, может пока? -- осторожно предложил Тарханов.

Шурик пожал плечами:

--- Если по чуть-чуть...

На верхней палубе было довольно мало народу. В салоне мамаши из родительского комитета второпях заканчивали сервировку стола. Большая часть девиц выстроилась в хихикающую очередь возле заветной кабинки. Их компания обосновалась на будущей танцплощадке, увитой шариками, пластиковыми розочками и еще какой-то фигней. Стояли, поеживаясь от ветра, тихонько покуривали и пялились в серо-черную воду.

Первая фляжка была извлечена из чехла вовкиной гитары: Драников всю дорогу прижимал инструмент к себе и Нельке, чтобы никто не обратил внимания на оттопыривающийся карман.

--- Жалко, стаканов нет... Давай, только тихо...

--- Бля, Вован, это чего такое?

--- Перцовка, а че?

--- Да от нее клопами несет за километр.

--- У меня "Холлс" есть, сейчас зажуешь...

--- Ни хрена ни клопами, клопами это от коньяка...

--- Жендос, а ты его пробовал?

--- Я пробовал, -- Шурик осторожно выдохнул, а потом обхватил губами влажное горлышко фляжки. Рот обожгло не то жаром, не то холодом, такое бывает, если неожиданно заглотить слишком большой кусок мороженого. Только вот от него не выступает пот на спине.

--- Саша, давай сюда, -- Тальберг ткнулся ему под локоть, неожиданно накрыл пальцами ладонь Шурика. Запрокинул голову и нетерпеливо отхлебнул. И точно так же скривился и выдохнул.

--- Валь, ты осторожнее... -- по идее, Тальбергу вообще не стоило пить. Тем более, сорокаградусную. Но ведь не будешь же отнимать... Валька ничего не ответил, только оскорблено сверкнул глазами и полез в карман за сигаретами.

-- Саньчик, ну чего ты его строишь-то? -- выдохнул Юрка. -- Захочет нажраться, так все равно ведь нажрется.

Это точно. Шурик вновь обхватил фляжку, уже теплую и покрытую липкими потеками. Глотнул.

Ветер от Москвы-реки стал не таким пронизывающим. Палуба под ногами слегка вибрировала.

--- Три-четыре... Уважаемые выпускники, просим вас собраться у входа в салон, -- к микрофону, судя по всему, присосалась громкоголосая тетка-организаторша, та самая, что руководила постановкой на Последнем звонке.


За столиком их оказалось шестеро: Вовка с Нелькой, они с Тальбергом, Женек Каховский и, ясен пень, вечная Спивак. За ней сунулся было Пашка Тарханов, но не успел -- стулья кончились. Так что ему пришлось сидеть по соседству, вместе с Юрчиком, Толяном и кучей щебечущих девиц. Зато лицом к Маринке.

Первый тост, разумеется, был за окончание. Второй -- за поступление. Третий произнесла Надежда Петровна. И вместе с ней носом захлюпал кое-кто из девчонок. Шампанское, хоть и теплое, но все равно вкусное, улетало с катастрофической скоростью, а курить хотелось все сильнее. Каховский переламывал пальцами корочку от бутерброда, Вовка барабанил по скатерти. Сам Шурик наматывал на ладонь отглаженный носовой платок -- будто собирался скрутить из него человечка. Совсем как на продленке. Тальберг с тоской посмотрел на директрису, втиравшую что-то там про потенциал и "ваши светлые головы". А потом выудил из вазочки пластиковый сиреневый цветок: то ли маргаритку, то ли фиалку. И начал меланхолично откручивать лепестки.

--- Валь, ты что, гадаешь что ли? -- изумилась Спивак, прижимаясь к Шурику голым локтем.

--- Нет, блин, закусь режу, -- огрызнулся Валька. Отвинтил последнюю пластиковую чешуйку и нахмурился. А потом пересчитал получившийся мусор.

--- Хрень какая-то. То ли к черту пошлет, то ли наоборот, все выгорит.

--- Профессор, ты на поступление гадал? --- Вовчик суеверно постучал пальцами по лбу Каховского. Тот попробовал дать сдачи, опрокинул стакан с газировкой. Хорошо, что в основном на скатерть, а не на Нельку. Рудзиевская ухватилась за салфетки, смахнула на пол изувеченный цветок. А Тальберг, Маринка и сам Шурик продолжали разглядывать лепестки.

--- Нет, не на поступление, -- Валька не отводил взгляд от Марины. -- На сашкину любовь.


--- Осень, мне бы прочь от земли...

Там, где в море тонет печаль,

Осень, темная дааааааль...

Курить ушли на нижнюю палубу. Вроде бы на корму: на этой плавучей коробке хрен поймешь, где что расположено. И куда ни ткнешься -- везде знакомые рожи. Хуже, чем на "огоньках", когда всегда можно было свалить в сортир, на лестницу или вообще домой, если праздник жизни шел наперекосяк.

Сейчас никуда не свалишь. Только и остается -- торчать возле выкрашенных белым перил и смолить одну сигарету за другой, время от времени поглядывая на смеющегося в чью-то видеокамеру Тальберга.

--- Что такое осень, это школа,

Сменка и дневник остались дома...

--- Тьфу, блин... -- Вовка хлопнул ладонью по грифу.

--- Хорошую песню испоганили...

--- Да я не могу, она у меня в мозгах все время вертится, -- начала жалобно оправдываться Рудзиевская.

--- Надо было просто фонограмму ставить, со словами, мы бы тогда только рот открывали, -- утешил ее Юрчик.

В темноте, под тускловатой желтой подсветкой, лица у всех были непривычные. Как будто на сцене во время Последнего звонка. Именно ради этого гребаного мероприятия им пришлось коверкать "ДДТ" и "ГрОб". Хорошо хоть, тексты были не свои, а скачанные в интернете. И хорошо, что из-за такого дурдома они могли свалить с тягомотнейшей биологии, а потом заодно прогулять и историю. То есть -- обществознание, но один хрен, экзамен-то по нему не сдавать.

Вместе с дурацкими текстами тетка-организаторша притащила два или три сценария. Начала распределять роли, что-то там трындеть про актерские данные и требовать от замудоханных одиннадцатиклассников творческой инициативы. Какая инициатива, если у всех на курсах сплошняком идут пробные экзамены, часть из которых вообще можно засчитать вместо приемных.

--- Ну вам же ничего не надо делать, только текст выучить и все, -- уламывала их тетка.

Народ слегка оживился только один раз: когда начали искать кандидата на роль классной. Причем обязательно пацана, типа это вроде как смешнее. Там даже слов никаких не надо -- ходишь себе по сцене и лупишь указкой поющую массовку.

--- Можно журналом лупить, так прикольнее будет.

--- Учебником по геометрии, он же толстый как кирпич.

--- Вован, ну чего, кого геометрией отпиздишь?

--- Да вы че, я же с гитарой буду, -- отмахивался хмурый Вовчик.

--- А я под физрука кошу, мне некогда, -- быстро нашелся Матросов. -- Профессора попросите, у него очки как у Надежды.

Дура Спивак немедленно завизжала от восторга. И не только она, кстати.

Тальберга, который и в актовый зал заявился со стопкой своей жути -- "Если сумма первых трех производных равна...", сразу же обступили девицы.

--- Валечка, ну смешно же будет...

--- Мы тебя даже красить не станем, только волосы завьем.

Валька покусывал губы и таращился куда-то в стену. А Шурик никак не мог пошевелиться. Просто сидел, как приклеенный, и еле сдерживался, чтобы не зажать уши руками.

К девицам подключились Нечаев с Тархановым: явно из боязни, что в таком случае ходить в юбке придется кому-то из них.

--- Тальберг, ну че ты выдрючиваешься. Надежде самой приятно будет, ты же с ней лаешься все время.

--- Слушай, а может ты на сцене какую-нить херню докажешь, ты же алгебру знаешь, как она.

Валька похмыкивал, но соглашаться не спешил. Глянул осторожно на Шурика.

"Ну что?"

"Не-а", -- Шурик еле заметно помотал головой. Фишка была в том, что он точно знал, как именно Тальберг смотрится в женских тряпках. Ведь засветятся, только так, даже если он постарается не таращиться на Вальку. Там дело в другом -- в жестах и лениво-раздраженных интонациях. Это будет ну просто как рентген. А им еще месяц в школе учиться.

Валька грустно пожал плечами. А потом слишком уж сильно возмутился:

--- Да идите вы на хрен со своим детсадом! И вообще, у меня репетитор через полчаса.

--- У всех репетитор, -- взвился Вовчик. -- Мне, между прочим, два часа эту херню бренчать.

--- А ты не бренчи,-- более миролюбиво отозвался Тальберг. -- Я тебе фонограмму нормальную сделаю.

--- Реально что ли?

--- Ну посидим с Сашей в выходные, прикинем. Пиши давай, чего там надо...

Фонограмма -- это аргумент. Больше к Тальбергу никто по поводу постановки не лез. И к Шурику, кстати, тоже, хотя он во всех этих музыкально-электронных делах ни черта не понимал. А математичку в результате сыграл Женек Каховский, сбривший ради этого идиотизма тщательно выращенные усы.



7.

--- Нель, ну не буду я под такую фигню танцевать, ты что, совсем что ли? -- Вовчик с отвращением прислушивался к жутковатому вою с верхней палубы.

"И после смерти мне не обрести покооооой,

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой"

--- Хит сезона, блин. Упасть и сдохнуть, -- Драников сплюнул за борт.

--- Вов, там вроде у Боровковой "Ночные снайперы" были. Под них будешь? -- Нелька виновато посматривала на гитары. Потом загремела каблуками по железным ступенькам. Вовкина косуха, накинутая поверх вечернего платья, смотрелась прикольно. Только ей, наверное, жарко.

В салон они больше не совались: мало того, что там просто тропики, так еще и неутомимая тетка-затейница начала игру в какие-то дурацкие фанты, заставляя выпускников то решать задачки Остера, то вспоминать детсадовские загадки, то декламировать Барто. Трындец.

--- Нель, ты сумку-то оставь, -- запоздало спохватился Вовка.

Водка и впрямь была теплой. Ее беззастенчиво разлили в стаканы с остатками уведенной из салона пепси-колы. И в последний момент успели выкинуть фляжку за борт -- из-за угла показался физрук Сань Борисыч.

Народ вспомнил было про обещанный брудершафт, но физкультурник только отмахнулся:

--- В школе давайте. Вот поступите, придете потом ко мне, я вам раздевалку открою. Тебе, Матросов, "Плейбой" верну, он у меня так в кладовке до сих пор и лежит.

--- Да ладно, Сань Борисыч, оставьте уж себе, на память, -- хохотнул Юрка.

--- А ты меня семечками, наконец, угостишь. А то столько лет лузгой пол заплевывал и ни разу не поделился.

Шурик готов был спорить на что угодно, что за учительским столом помимо шампуня разливали еще и презентованный родителями коньяк.

--- Сань Борисыч, а че сразу я?

--- А кто тогда? Елизаров, что ли?

--- Да не, я в основном бычки кидал, -- подыграл Шурик.

--- А я думал, презервативы...

--- Да вы че, откуда у Саньчика гондоны? Он у нас до сих пор холостой, -- сдал его Матросов.

--- Да ни фига подобного, -- неожиданно отозвался Валька.

--- Профессор, а с кем у него? Ты знаешь, да?

Блин, ну что он делает?

К счастью, именно в этот момент квазимодовские стоны сменились на вполне нейтральную Арбенину:

--- Большой, широкий город,

Магистрали и дома...

--- И чего девки по этим лесбухам с ума сходят? --- изумился Пашка.

Ему никто не ответил: по лестнице вниз сбегала Нелька. Перепуганный Драников схватился за гитару.

--- Сань Борисыч, хотите, мы вам песню споем, про школу. Хорошая песня.

И, не дожидаясь ответа ошарашенного физрука, Вовчик грянул по струнам.

--- В каморке, что за актовым залом,

Репетировал школьный ансамбль,

Вокально-инструментальный,

Под названием "Молодость".

Ударник, ритм, соло и бас...


Шурик осторожно отодвинулся в сторону. Мысль была одна: схватить Вальку за шкирняк и поинтересоваться, какого хрена он так подставляется. Но Тальберг в этот момент что-то наговаривал в видеокамеру Катьки Боровковой. С таким умопомрачительно-серьезным видом, что сразу понятно: какую-нибудь пошлость, не иначе. Самая похоронная морда лица у Вальки была, когда он травил анекдот про минет с песнями. Шурик слышал эту похабщину раз пятнадцать, но все равно хихикал. Тем более, что однажды Тальберг попробовал осуществить фишку из анекдота на практике. Разумеется, ни хрена не получилось, но Валька все равно остался жутко довольным, как коллекционер, надыбавший крайне редкую марку или модельку машины.

--- Валь, а татушку покажи, а? -- Катерина на секунду отодвинулась от камеры.

Про знаменитую тальберговскую змею стало известно еще первого сентября, когда они неожиданно рванули на ВДНХа. Причем практически всем классом, что для них было редкость. Сидели на Дружбе Народов, привычно посасывали пиво. Потом начали выуживать со дна скользкие прохладные монетки. Толян с воплем "ВДВшники купаются, а мы чем хуже?" бултыхнулся в фонтан. Остальные просто посбрасывали пиджаки с рубашками и нависли над серым ободком. Вымокли, естественно, просто как черти. Вот тогда народ и увидел змеюку, давно поджившую и обвивающую валькину руку, как мощный синий жгут. К счастью, день оказался не особенно солнечным: можно было заорать "Ты сейчас подохнешь, а меня потом твои предки уроют" и накинуть на Тальберга пиджак. На это даже внимания никто не обратил: народ в едином порыве принялся сушить Толяна и скидываться на бутылку чего-нить ядреного.

Сейчас, как назло, было до отвращения тепло. И стоял Валька далеко, так сразу не перехватишь. Да не то, чтобы не перехватишь, просто хрен пробьешься: вокруг него уже налипла толпа, включая обозленную Рудзиевскую и кого-то из пацанов. А Тальберг, кажется, именно этого и добивался. Порнозвезда хренова, стриптизер-любитель...

На счет любителя, это Шурик, конечно, зря подумал. Может быть потому, что слишком хорошо помнил, каким Валька был раньше. Еще зимой, да и весной, в принципе, тоже. Не говоря уже про прошлый год. Тальберг вообще мог раздеваться с закрытыми глазами. Морщился, переступал через белье, обхватывал себя руками. Или прислонялся к Шурику так стремительно, будто прикрыться им хотел. Или смотрел куда-нибудь в стенку, а движения были такие неловкие и настоящие.

А тут реальное шоу, по другому и не скажешь. Даже, кажется, чуть ли не в ритм дергается.

Светлый пиджак с надрывающейся в нем мобилой уже прижала к себе Людка Коробейникова.

Под ослепительным потоком камеры поблескивал "ватиканский" крест. Кожа белела, как фильтр дорогой сигареты. Привычно отсвечивала, как будто Валька сейчас просто сидел перед компом --- его иногда пробивало на какие-то гениальные идеи. Ну, сразу после... Так и усаживался перед монитором. А Шурик потом осторожно натягивал футболку на вечно холодные валькины плечи.

Знакомую змею Шурик даже не увидел -- девицы сдвинулись, загородили обзор. Кто-то громко и восхищенно выдохнул:

--- Ваааль.. А там наверху шест есть, настоящий...

Пластиковый стаканчик в шуркиной ладони неожиданно хрустнул, теплая смесь пепси и водяры выплеснулась на пальцы и манжету рубашки.

--- Вот когда нажрусь, тогда и буду с ним обниматься, -- Тальберг застегивал пуговицы. Так спокойно, будто выходил из школьного медкабинета. И так же невозмутимо смотрел на Шурика. "Все, Саш, она меня отпустила. Пошли давай. Ну чего ты смотришь, у меня правда голова кружится."


--- Блядь, ну вот чего ты делаешь, а? --- единственным местом, где никто к ним не полез, оказался крошечный предбанник салона с двумя мусорными бачками и какой-то гудящей фигней. Вокруг железные двери, наверху орет музыка, ни хрена не слышно. И поэтому приходится наклоняться и шипеть прямо в валькино ухо.

Тальберг чуть шевельнулся. Так, будто они не виделись по меньшей мере дней пять. Прикусил губу, а потом вдруг фыркнул:

--- Саша, а ведь они все повелись, прикинь?

Куда повелись? Ну правильно, сейчас Валька стопудово скажет, что этот маскарад придумал с какой-то хитрой целью, а не просто из желания повыпендриваться. Была бы здесь школа, они б давно свалили. Ну какой мудак придумал проводить выпускные на теплоходе?

--- Саша, а если тебе не нравится, то ты сам давай. Чего я за нас двоих прикрываться-то должен?

Это у нас называется "прикрываться". Кажется, сейчас к привычному гудению речного трамвайчика прибавилось еще какое-то бульканье и треск.

--- Саша, ну правда. Пускай они вокруг меня прыгают, а то не так заметно....

--- Что не так заметно? --- почти просвистел Шурик.

--- Что ты стоишь как придурок и меня весь вечер глазами трахаешь... -- Тальберг мягко отскочил, а потом прошмыгнул в салон. Стремительно, как будто боялся, что его сейчас ударят.

Шурик только сейчас заметил, что в кармане беззвучно подрагивает мобильник. В таком грохоте мамин голос расслышать было невозможно. Так что он наобум начал выкрикивать в трубку:

--- Алло, мам? Да нет, блин, все нормально. Веселимся...