Если вы нашли что-нибудь ненужное

Дома я рухнул на табурет в прихожей. Мне было тошно от случившегося, от предательства Лестата и от себя самого. Еще недавно я верил, что смогу жить почти как смертный, и вот — вместо шага вперед отступил назад, переступил черту ради иллюзии: жестокое убийство тех шестерых было совершено даже не ради утоления голода, это было убийство просто ради убийства. Я пошел на него для спасения собственного благополучия, так сказать, «семейного счастья». А его никогда не было. Лестат только пользовался мной и смеялся за моей спиной. И как я мог довериться ему, ведь я так хорошо его знал?! Казалось бы, я должен быть научен горьким опытом. Но нет — он снова уверенно начинает и выигрывает.

В это время прозвенел звонок.

Открыл я больше по инерции. Он стоял на пороге. Я хотел захлопнуть дверь перед его носом, но он удержал ее:

— Луи, подожди! Мне нужно было попробовать начать сначала, попробовать быть рядом с тобой, поэтому я тебя обманул. Понимаешь?

Я надавил на дверь, и он вскрикнул:

— Луи, ты же обещал, что больше никогда не будешь со мной злым!

— Ты брал это обещание, чтобы использовать, когда твое вранье откроется, верно? — как, оказывается, быстро может измениться реакция на кого-то: сейчас мне даже смотреть на него было противно. Не знаю что было хуже: то, что он уверял меня, будто хочет быть со мной откровенным, или то, что я ему поверил.

— Нет… Луи, формально я даже не обманывал тебя: я сказал, что долго не мог пить человеческую кровь — так и есть. Но физически она мне не вредит.

— Тогда что это было, в чем причина? Что за очередную выдумку ты пытаешься мне впарить?

— То же, что и у тебя! — взорвался он. — Отвращение к себе, желание умереть, — думаешь, эти чувства зарезервированы только за тобой? А душевный банкрот Лестат не способен думать ни о чем, кроме как набить живот?.. Можно мне войти? Скоро рассвет.

Я посторонился, и он проскользнул в дверь:

— Прости, я правда не хотел тебе врать, но понял, что иначе ты меня выставишь: ты начал говорить об этом с первого же дня.

— Почему ты решил, что твоя ложь сработает?

Он задумался:

— Ты любишь безобидных. Надо было дать понять тебе, что я безобиден.

— И тебе нравилось делать из меня идиота. Понимаю...

— Нет, не нравилось!

— Да ладно, хоть для разнообразия скажи правду! — заорал в ответ я. Ты водил меня за нос, смеясь над идиотом Луи, который думал, будто ты не убийца. Боже, я должен был догадаться! Этот Свенсон! Что-то пошло не так, верно? Ты только собрался полакомиться соседом, и тут ввалился я?

— Какой еще Свенсон? — удивился он. — Ах, этот! Луи, он просто шутка, городской сумасшедший, помешанный на инопланетянах. Я его не трогал, клянусь! Хоть и был не прочь распить его с тобою пополам. Пока я жил с тобой, я действительно не пил человеческой крови. Это было нелегко, но у меня уже был большой опыт, — он ухмыльнулся, точно это было смешно.

— Я тебе не верю.

— Луи! Неужели по мне было не видно, что я голоден? Ты до сих пор не можешь отличить сытого вампира от голодного?

— Не знаю. Теперь я уже ни в чем не уверен.

— Я не мог рисковать, потому что боялся, что ты заметишь, — видя, что это меня не убеждает, он махнул рукой:

— Ладно, это было, но всего один раз, на Марди-Гра, — я не собирался этого делать, просто не удержался. И боялся, что ты меня раскусишь, поэтому дежурил около дома почти до самого рассвета, чтоб не дать тебе времени меня рассмотреть. Mea culpa, — некстати закончил он формулой исповеди. — Вот, теперь я рассказал тебе все как на духу, все, как есть.

Я отвернулся, чтобы уйти, и он схватил меня за рукав:

— Поверь, это единственное, в чем я тебе врал. Я так мечтал об этом шансе и знал, что с ложью будет только хуже. Я не стал бы губить удачу своими собственными руками!

Он говорил так эмоционально и, казалось, так искренне, что я снова ощутил теплые чувства. Но знал, что верить ему нельзя, и неохотно сбросил наваждение:

— Ты нарочно устроил так, чтобы сегодня все закончилось бойней?

— Что? Нет… Луи, как ты можешь меня в этом обвинять?

— Если б ты ушел вместе со мной, ничего бы не случилось.

— Но они бы и святого вывели из себя! — воскликнул он. Потом выдохнул, будто собираясь с мыслями, и продолжил спокойнее: — Поверь мне, я тоже расстроен, что все получилось так. Мне надо было признаться тебе по-другому. Я просто не удержался… Они издевались над нами, пинали нас, плевали в нас! Почему я должен был унижаться?!

— Потому что ты и так знал, что сильнее.

Он открыл рот, потом закрыл, но яростно помотал головой, показывая, что совершенно не согласен с этим аргументом, и продолжил:

— А потом было уже поздно и я не хотел расходовать кровь зря. Я думал, в этом ты меня поймешь.

— Не мог больше ждать, бедняжка? То-то ты так протестовал против моих «экспериментов».

— Луи! Я беспокоился за тебя!

— Не верю. Даю тебе два дня на сборы, после ты отсюда уедешь — или уеду я, — высвободив рукав, я пошел к себе.

На минуту он сник, а потом побежал за мной:

— Что сегодня произошло такого, чего раньше не было? — запальчиво кричал он. — Ничего, кроме того, что я, наконец, напился человеческой крови. Так же как и ты, заметь, — он яростно ткнул в меня пальцем, — значит, ты злишься на меня за это. Почему ты отказываешь мне в том, что делаешь сам?! Ну и черт с тобой, иди! Мне надоело под тебя подстраиваться! Думаешь, приятно было терпеть твое отношение свысока? Ты даже не носил мне ничего, кроме крыс! Ни кошек, ни собак, ни птиц — ничего! Вот как ты ко мне относился! — палец, которым он все еще тыкал мне в грудь, дрожал.

Потом он хлопнул дверью и ушел в гостиную. Из моей комнаты было слышно, как он яростно переключает телевизионные каналы. Видимо, это его не успокаивало — потому что через некоторое время он снова вернулся ко мне и уселся на диван, нервно сжимая руки:

— Луи, как тебя убедить? Что еще мне сделать, чтоб ты не смотрел на меня, как на врага? Я терпел жажду и рези в желудке, унижался, простил тебе все… что еще мне надо было вытерпеть?

— Это не изменит того, что ты лгун, — устало ответил я. Я чувствовал себя выжатым, как лимон. — И давай отложим разбирательства на завтра.

Он зашипел и вылетел из комнаты.