-- Блин, ну все... Я думал, точно не доживу, -- Шурик выдохнул облачко морозного пара, а потом затянулся. После пропахшего какой-то паленой дрянью кабинета химии воздух казался отчаянно острым. Со сладковатым запахом подтаявшего снега и неисстребимым ароматом тушеной капусты из столовки.
Тальберг независимо пожал плечами. Казалось, что ему вообще до фонаря, что сегодня пятница и впереди два с половиной дня нормальной жизни. Тем более, что валькина мать с утра умотала в очередную командировку, а Андрей Андреевич вроде бы собирался ночевать у себя.
Впрочем, особых планов на выходные Шурик не строил. Валька в последние дни был какой-то дерганный. И уже непонятно, что теперь лучше: в очередной раз извиняться и молчать или отсиживаться дома, вспоминая, как неделю назад у них все было хорошо.
Шурик попробовал прощупать почву:
-- Валь.. Ну что, домой пойдем?
-- А?
-- Ну... С Блэком там гулять и вообще...
С "вообще" у них тоже как-то не складывалось. В понедельник Тальберг заявился в школу прямо с вокзала, весь день отмахивался от расспросов, а вечером неожиданно заорал "Ну что ты меня вылизываешь, как котенка, надоело..." А Шурик ничего не вылизывал, просто прижимался к валькиной спине губами. И Тальбергу всегда такие вещи нравились. По крайней мере он сам раздевался и все такое. А теперь вот...
Впрочем, тогда все довольно быстро разъяснилось. Минут через десять Валька, привычно фыркая в чашку с чаем, признался, что у отца и его второй жены должен родиться ребенок. Не очень скоро, в августе, но все равно. И вроде бы с одной стороны он за них рад, а с другой -- совсем наоборот. Шурик попробовал бормотнуть что-то утешительное, но ничего толком не получилось: Тальберг отставил чашку в сторону и откинулся обратно на диван. Поманил Шурика к себе. А чуть позже уселся за комп с совершенно посторонним видом -- "Мы с папой эту программу в последний момент добили. Я на поезд почти опоздал". И Шурик еще долго выслушивал непонятные вещи про фотошоп и чего-то там, связанное с клиповой нарезкой. Но тогда Валька был хоть и взвинченным, но таким... нормальным. А сегодня он с самого утра находился в полной отключке, как будто с кем-то долго спорил, только молча.
-- Валь... Я говорю, тебя там Блэк заждался.
-- Что? Да нет, его Галина к себе забрала, я с утра эту суку еле уломал.
Шурик слегка обрадовался. Блэк постоянно царапался к ним в комнату, а в понедельник чуть не тяпнул Тальберга за палец, когда тот, наконец, открыл дверь в коридор.
-- А тогда чего мы стоим-то?
Валька не успел ответить: в этот самый момент его довольно сильно хлопнул по плечу Женек Каховский.
-- Пацаны, у вас до понедельника двадцатки не найдется? Я сразу верну.
-- Да откуда? -- отмахнулся Шурик. А Тальберг вытащил из кармана куртки помятую сотню:
-- Саше в понедельник отдашь, а то меня не будет.
-- В смысле, уезжаешь что ли?
Валька молча зашуршал фольгой. Кажется, на этот раз курево он подрезал у Андрея: на фоне шуркиной "Золотой явы" нераспечатанная пачка "Парламента" выглядела просто вызывающе.
-- Саша, держи.
-- Валь, я тоже возьму, ладно, -- Каховский осторожно потянул на себя ослепительно-белый фильтр: -- Давайте что ли с крыльца уйдем? А то сейчас...
-- Да ладно. Ты иди, если хочешь, а мы с Сашей еще постоим, -- Тальберг, вместо того, чтобы закурить, неожиданно начал разминать сигарету, а потом и вовсе разломал ее пополам.
-- Валь, ну ты даешь. Такой продукт переводить, -- Каховский перехватил у Шурика зажигалку: -- Слушай, может тебе на день рождения кубик Рубика подогнать? Будешь им нервы успокаивать. У тебя когда день рождения?
-- Сегодня, -- Валька потянулся за следующей сигаретой. Сейчас он не смотрел ни на Шурика, ни на Каховского.
-- Ты чего, серьезно? И зажал... Или ты вместе с Саньком отмечать будешь?
Шурик поперхнулся дымом и почти с ненавистью глянул на Каховского. А тот ничего не подозревал:
-- Ну, у Саньки же десятого, в следующую субботу. Сань, или ты в воскресенье проставляться будешь?
-- Там посмотрим, -- Тальберг, наконец, начал спускаться с крыльца. -- Саша, нам пора.
Шурик снова кивнул.
-- Ну ладно, до понедельника тогда...
Ответа Каховский не услышал -- из вестибюля на крыльцо вышла Надежда Петровна. Близоруко прищурилась, а потом ахнула:
-- Женя, и ты туда же... Вы бы хоть за угол отошли, а то выстроились тут, как на майской демонстрации.
-- А у нас выходные, -- Валька и не думал прятать сигарету.
-- Тальберг... Мне что, опять родителям звонить?
-- Ну, попробуйте...
Надежда Петровна только рукой махнула. В эту самую секунду из дверей показалась второклассница в распахнутой дубленке:
-- Мам, а я сменку найти не могу...
-- Оля... -- математичка развернулась и направилась обратно в школу. Каховский с сожалением разглядывал затоптанный бычок.
--- Валь, у тебя, правда, сегодня день рождения? -- Шурик упорно смотрел себе под ноги, хотя дорогу от школы до подъезда за эти восемь лет он реально выучил наизусть.
--- Ну, правда... а чего?
--- Ну, ты бы хоть сказал, а то у меня даже подарка нет.
--- А мне не надо.
--- Это как? -- Шурик слегка притормозил.
--- Саша... --- Тальберг на секунду глянул на него. Еле заметно улыбнулся: --- Ты просто сделай так, как я тебя попрошу. И все. Ладно?
--- Ну... --- В желудке у Шурика что-то привычно вздрогнуло, а ладони мгновенно вспотели, хотя на улице было довольно холодно. --- А ты чего попросишь?
Валька снова улыбнулся. Дождался, пока Шурик наклонит голову и очень спокойно выдохнул ему в самое ухо.
--- Я хочу... чтобы совсем по настоящему. Прямо сегодня.
Шурик никогда в жизни так не краснел. Хотя у подъезда они сейчас стояли вдвоем, да и говорил Валька очень тихо.
--- А когда? --- ему на секунду показалось, будто они сейчас разговаривают о какой-то не особенно приятной вещи, вроде визита к зубному или контрольной по физике.
--- А сейчас, --- Тальберг невозмутимо потянул на себя противно пищащую дверь подъезда.
В мутных сумерках на полу отчетливо белели рекламные листочки. Будто и правда -- старые контрольные. Или рецепты из поликлиники.
--- Валь... А ... --- Шурик еле дождался, пока они войдут в лифт. Впервые за все это время он не стал прижимать Вальку к себе.
--- Да тебе-то чего бояться? -- Тальберг крутил на пальце связку ключей. --- Оно же вроде несложно.
Шурик совсем ничего не понял, но уточнять не стал. Тем более, что Валька с какой-то отчаянной решительностью добавил:
--- А я и анальгин могу выпить.
--- Какой... анальгин?
--- Ну, или но-шпу. Людка вчера Рудзиевской рассказывала, что когда они с Матросовым первый раз, она анальгин пила. Чтобы больно не было.
Шурика передернуло. Он внимательно посмотрел на черные кнопки лифта, а потом очень быстро выпалил:
-- Валь... А если это так, ну... Ну, хочешь, давай наоборот.
-- Не хочу. И вообще, с именинником не спорят, -- Тальберг первым вышел на лестничную площадку.
2.
-- Ну, все, с днем рождения, -- Валька торопливо закинул в рот таблетку и запил ее чаем. А только потом потянулся к коньяку.
Шурик осторожно посматривал на странно сервированный стол. Чайные чашки, высокие стаканы с узором из каких-то тропических листьев, две тарелки с остатками холодного мяса. Наполовину забитая пепельница, черная фляжка загадочного "Реми мартена", по которой фиг поймешь, сколько там осталось.
И небольшая косметичка, из которой торчали фольговые пластинки с таблетками.
-- Валь... -- Шурик никак не мог понять, кого из них двоих сейчас трясет больше. У Тальберга было какое-то странное выражение лица: как будто ему вообще жутко не хочется этим всем заниматься, но он себя пересиливает. Словно он с дерева прыгать собрался или, допустим, первый раз в жизни урок прогуливать. Но такие вещи люди делают классе в третьем, а у десятиклассников забавы получаются посерьезнее.
-- Минут через пятнадцать подействует, тогда и пойдем, -- Тальберг катал по столешнице тускло-зеленую оливку. Как крошечный мячик камуфляжного окраса.
--- А тебе плохо не станет, что таблетки с бухлом мешаются?
--- Да нет. Я в Инете посмотрел, там таблица есть, что смешивать можно, а чего совсем нельзя. А от чего точно умрешь, если дозу высчитать.
Шурик зябко повел плечами -- форточка была распахнута настежь, но дым, кажется, все равно растекся по квартире.
--- Валь, а тебе ничего не скажут, что мы это пьем? -- Шурик неуверенно глянул на "Мартен", а потом осторожно плеснул себе еще, на самое дно чайной чашки.
--- Не скажут. Слушай, ну чего ты все время трясешься, а? Самому не противно? -- оливка закатилась куда-то под стол.
--- Я за тебя боюсь. Что у тебя неприятности будут и вообще... --- Шурик прислонился к кафельной стене, на секунду закрыл глаза.
--- Не будут. Точно не будут. Саша... Сегодня все будет просто замечательно. Я тебе обещаю, -- Валька принялся накручивать на палец светлую лохмушку, -- Сигарету дай.
Шурик торопливо придвинул к Тальбергу "Парламент".
--- Это Андрея сигареты, да?
--- Да нет, он мне сам вчера купил в "Континенте". Сперва перекорежился, конечно... Сказал, что, если бы я был его родным сыном, я бы эти сигареты неделю вспоминал, когда садился, --- Валька чуть усмехнулся, а Шурик принялся разглядывать узор на стакане. Мысль о том, что кто-то может ударить Тальберга или сделать ему больно, в шуркиной голове почти не укладывалась. Но именно что "почти". Потому как перед глазами предательски заплясала очередная картинка, в которой невозмутимый Андрей Андреевич толкает Вальку в грудь, так, чтобы он рухнул на диван, стремительно переворачивает, а потом начинает сдирать с него одежду. А Валька не отбивается, а наоборот, почти хохочет, как тогда в ванной, в последний день каникул. Правда в тот раз всю малину испортил Блэк, решивший, что если в пене бултыхаются двое, то там найдется место и для третьего. В результате Блэк остался в ванне, а они пошли под одеяло. Типа греться.
--- Саша, ты меня слышишь вообще или как? --- Шурик слегка увлекся воспоминаниями.
--- Извини...
--- Саша, в общем, они заявление вчера подали...
--- Какое?
--- Ну, в ЗАГС, куда ж еще-то. Не на развод же. Так что все, через сорок дней поженятся.
-- Тальберг обхватил губами палец, попытался откусить заусенец. Выглядело это слегка неприлично. Наверное, потому, что Шурик прекрасно знал, какими именно солеными и податливыми могут оказаться валькины губы. И не только губы, а весь Тальберг.
Наверняка, со стороны казалось, что ему вообще по фиг, что именно Валька сейчас говорит. А это было совсем не так. И Тальберг вроде бы это понял:
--- Ну а чего ты хочешь, январь же кончился. Помнишь, я тебе про испытательный срок рассказывал? Ну вот, все, короче. Мне мама ночью сказала, когда такси ждала.
--- А ты чего?
--- Да ничего. Она когда такси ждет -- это вообще дурдом. В тот раз чуть загранпаспорт не забыла, в этот -- аптечку. Наверняка Андрей потом по "Шереметьево" носился, ей всякую фигню покупал. А то у нее с сердцем не очень, мы когда возвращались обратно, то кружили долго. Маму просто по креслу размазало, я эту дрянь -- Тальберг ткнул в голубоватую упаковку таблеток, -- у нее в сумочке нашел, все вроде обошлось. Андрея аж перекосило. Там же все пристегнутые были, а он в соседнем ряду.
--- Валь... А как ты теперь с ними?
--- Как-как. Об косяк. Все, пятнадцать минут прошло, пошли давай, -- Валька с хрустом потянулся и решительно загасил сигарету.
А Шурику опять стало страшно.
В каком-то журнале, из тех, что сверстывала у себя в издательстве мама, были всякие советы про первый раз. Правда, про такой... стандартный. Но это неважно, Шурик их все равно запомнил.
В принципе, совсем уж первым разом это все назвать было нельзя. Просто самого главного не было, а вот всего остального.... Так что Шурик много чего знал. И про такие вещи вообще, и про Вальку в частности. Например, о том, что Тальберга нельзя целовать в шею: от щекотки тот выгибался и сдавленно хихикал, разбивая на хрен весь романтический настрой. И про то, что длина ни фига не зависит от роста человека. Потому как Валька его на голову ниже, а на всем остальном это не сказывается. Даже немножко наоборот.
А еще им сегодня будет нужна одна вещь. Причем Валька об этот вспомнил в тот момент, когда Шурик снимал с него рубашку.
--- У мамы там всякая фигня косметическая стоит, сейчас найдем чего-нибудь, -- Тальберг решительно поднялся с кровати. Шурик пару секунд думал о том, застегивать брюки или ну их, а потом отправился вслед за Валькой.
На полочках в ванной стояли всякие тюбики, баночки и флакончики. Рекламу чего-то из них Шурик явно видел по телевизору. Но разобраться в этой дребедени, да еще и после коньяка было невозможно. Хотя Тальберг довольно уверенно проглядывал этикетки.
--- Ночной увлажняющий для век... Блин, его тут хватит... разве что два пальца смазать. Тут вообще на французском, "Кларанс" какой-то... она же еще чего-то с собой увезла. Так, блин, он не размазывается ни фига....
--- Валь, может вот это? -- Шурик ткнул наугад в большой розовый тюбик.
Тальберг пригляделся к этикетке и захохотал.
--- Саша, это маска для лица. Укрепляющая и разглаживающая... Тебе надо что-нибудь разгладить?
--- Нет вроде... -- Шурик не сдержался и фыркнул.
--- А укрепить? Представь себе этикеточку -- "крем возбуждающий, для стареющего члена", -- Валька хохотал еще сильнее, чем от щекотки. Даже слезы из глаз потекли. А Шурик осторожно поглядывал в зеркало на их общее отражение.
В ванной было какое-то странное освещение, с кучей лампочек у зеркала и сверкающим потолком. Так что все было видно очень четко -- и то, как у Тальберга смешно проступают ребра, и еле заметные веснушки на шуркиных плечах -- он почему-то их дико стеснялся. И еще какие-то волоски, царапинки, капельки пота... Но все слегка ненастоящее. Будто грим у актеров.
--- Вроде нашел... -- Тальберг принюхивался к содержимому зеленовато-золотистого флакона. --- тут написано, что этим косметику смывают. Нормально, скользкое. Ну чего, пошли?
Хрень из бутылочки пахла одновременно аптекой и духами. И чем-то острым, почти как болотной тиной. Шурик кивнул.
3.
--- Сейчас, подожди, -- Тальберг зашарил пальцами по шее, отгоняя спутанные волосы. Нащупал замок от цепочки, чертыхнулся.
--- Тебе помочь?
--- У тебя руки скользкие, -- металлическая чешуйка крестика звякнула об пол. -- Вот теперь все. -- Валька послушно ткнулся носом в простыню.
Оказалось, что это можно делать и с закрытыми глазами. По крайней мере так Шурику было легче. Только вот мысли разные лезли.
Было слышно, как где-то на лестнице гудит лифт.
Пальцы почему-то прилипали к простыне.
Тальберг вцепился обеими руками в подлокотник дивана. Держался за него, как заяц из какого-то детского мультика. Только там была река, мостик и зайца уносило холодным течением. А они оба были сейчас до одури горячие. И снаружи, и изнутри.
--- Сейчас... все... нормально... будет... -- с каждым выдохом Шурик слегка продвигался вперед.
--- Не надо... пожалу... -- Валька не договорил и, кажется, прикусил губу. А потом коротко вскрикнул.
Наверное, надо было остановиться, притормозить или хотя бы не так сильно вдавливаться в валькину спину. Но он уже не мог, честное слово. Хотя и сдерживался, до одури, до каких-то зеленых пятен перед глазами. Шурик почти ненавидел себя за это. И себя, и, кажется, Тальберга тоже. Хотя нет, не ненавидел. Наоборот.
Оказалось, что это, все-таки, почти легко. Ну, как в первые секунды, когда вдруг понимаешь, что ты теперь умеешь плавать. Только там ты остаешься со своей победой наедине: воде как-то по фиг, что именно ты с ней делаешь. А тут совсем наоборот. И только буква "ш" подрагивает на валькиных губах, будто волна во время прибоя. "Сашша", "Сашшша".
-- Валь, у тебя там, кажется, синяк остался, сбоку...
-- Да черт с ним, с синяком, -- Тальберг перевернулся на бок, затылком к Шурику. А потом очень смущенно попросил:
-- Обними меня.
Теперь точно невозможно было понять, где кончается его скользкое тело, а где начинается валькино.
-- Тебе не больно было?
-- Не знаю. Наверное, анальгин подействовал, -- Тальберг прижался к Шурику затылком и спиной. -- Только от него спать хочется.
--- Это не от него, -- обрадовано выдохнул Шурик.
--- Да знаю я. Слушай, давай поспим?
--- А ты на поезд не опоздаешь?
--- Куда? Нет... -- Валька отодвинулся на край дивана и добавил каким-то металлическим голосом, -- А я будильник поставлю, на девять вечера. Трубу мне с кухни принеси. И сигареты. И одеяло с пола подними.
Сигареты казались отчаянно вкусными, только вот все время норовили выпасть из пальцев.
--- Сашша...
--- Что? -- Шурику жутко хотелось, чтобы Тальберг сказал ему что-то такое. Ну совсем на двоих, как он сам в новогоднюю ночь. Но Валька вместо этого потерся об него подбородком. Подбородок был совсем мягкий, даже без пушка. Как у первоклассника.
--- Я тебя... А мы с тобой теперь совсем взрослые, да, Саша?
Шурик проснулся от того, что кто-то осторожно тыкался ему в плечо. "Мама будить пришла. Так сегодня же суббота". Можно было свернуться поудобнее и провалиться обратно в сон. Даже не в сон, а в какой-то жутко хороший и немного страшноватый глюк. Про Тальберга и его самого. Шурик осторожно высвободил затекшую руку. Потом вздрогнул и стремительно проснулся. И так же стремительно, за секунду, а может и меньше, вспомнил все, что произошло сегодня днем. Осторожно обхватил Вальку -- как будто хотел удостовериться, что все это происходит именно с ними. Голова была тяжелая, а горло сухим. И глаза то и дело норовили закрыться обратно.
Он вернулся в комнату минут через пять. Ухватился за непривычную ручку стеклопакета, вдохнул ледяной, чем-то напоминающий минеральную воду воздух.
Потом нырнул обратно под одеяло. На самый краешек, чтобы не мешать Вальке. Осторожно закурил. Все вокруг было слегка ненастоящим -- из-за сумерек и тишины. Немножко как в книжке, немножко как в фильме. Будто Шурик до сих пор спал.
--- Блэк, уйди, а? -- Тальберг ткнулся локтем ему в бок, а потом отрубился обратно. Но совсем ненадолго. Почти сразу до Шурика донесся протяжный вздох и неуверенное "Не надо..."
--- Валь... Валя, ты чего...
Тальберг как-то смущенно потянулся.
--- Да ну, фигня всякая снилась.
--- Мне тоже.
--- А сколько времени?
--- Восемь с чем-то. Полежим еще или мне уходить?
--- Полежим. Я сейчас вернусь.
В темноте валькина кожа слегка светилась -- почти как снег на крыше соседнего дома. Только вот снег имеет обыкновение таять. А Валька сейчас вернется обратно и можно будет лежать дальше, прислушиваясь, принюхиваясь, переговариваясь, надеясь, что мобильный телефон сойдет с ума и не будет звонить.
К счастью, это был не будильник, а просто звонок.
--- Ага, здорово... Спасибо, Нон. Ладно. Ага, празднуем. Обязательно, -- Казалось, что Тальберг всю жизнь разговаривал по телефону только в тот момент, когда его... В общем, гладили. А может, ему и правда это нравилось. Шурика этот приветливо-равнодушный тон просто заводил. Фигово только, что Валька с такими же интонациями отвечал на уроках. Получалась просто пытка какая-то. Шурик понятия не имел, что слова "параграф тридцать семь" или "двуокись водорода" могут звучать так непристойно.
--- А оно уже толкается? Хорошо. Знаешь, пускай лучше девочка. Ну все, пока.
Валька привычно скинул мобилу на пол, но она сразу же отозвалась недовольным воем -- девять вечера, подъем.
--- Валь, это Нонна звонила, да?
Валька кивнул, а потом медленно подцепил с пола одежду.
--- А чего ты ей не сказал, что ты к ним едешь?
--- Что? А, пусть сюрприз будет, -- Тальберг почему-то фыркнул.
Шурик тоже стал одеваться, хотя пальцы ни фига не слушались.
--- Валь...
--- Ну чего еще? -- казалось, что Тальберг сейчас не просто отключился, а ушел и дверь за собой захлопнул. Поэтому Шурик сказал совсем не то, что собирался.
--- Слушай, на следующий год прикольно будет. Ноль два -- ноль два -- ноль два...
--- В смысле?
--- Ну, второе февраля две тысячи второго года.
--- А, ну наверное. Я как-то не думал. Саша, ты иди. А то мне еще собраться надо.
--- Хочешь, я тебя на вокзал провожу?
--- Проводишь еще, -- Тальберг смотрел на него так внимательно, будто решил пересчитать все немногочисленные шуркины веснушки. --- В общем, меня в понедельник в школе не будет. Ты... не удивляйся, ладно? -- на секунду Шурику показалось, что Валька хотел сказать что-то другое.
--- Ну ладно. Я с тобой уже вообще ничему не удивляюсь, -- Шурик осторожно притянул его к себе. Зарылся носом и губами в спутанные светлые волосы. Постоял так несколько секунд.
--- Саша, ты иди... А то я... не успею.
Шурик нехотя подхватил с пола рюкзак. Снова хотел что-то спросить, но Тальберг будто прочел его мысли.
--- Саша... Все классно было. Такие вещи... Они на всю жизнь запоминаются. Ты запомнишь?
У Вальки снова появились какие-то странные интонации, будто он сейчас расплачется. А может и правда расплачется. В том самом журнале было написано, что это как раз нормально.
--- Ну конечно. Валь, ты...
--- Ага. Спасибо, -- Валька осторожно заскрежетал задвижкой на двери.
4.
Второй раз Шурик проснулся от пронзительных мультяшных голосов за стенкой. Полседьмого утра, отец собирается на дежурство. К торопливому жужжанию бритвы примешивались умиротворенные родительские голоса. Пахло табаком и жареной рыбой -- мама собирала отцу обед и ужин на турбазу.
--- Сереж, ну чего ты его так врубил? Сашку сейчас разбудишь.
--- Его разбудишь... --- отец не ворчал, а наоборот, посмеивался. Наверное, они с мамой давно не спали. Может быть даже всю ночь. А вот интересно, когда им с Валькой будет под сорок... Шурик улыбнулся. И с удивлением понял, что спит на самом краешке дивана, как будто Тальберг лежал рядом с ним и фыркал ему в плечо.
Жужжание бритвы прекратилось, голоса зазвучали чуть четче.
-- Да ты что, не видел, какой он вчера домой пришел...
-- Пьяный что ли?
-- Типун тебе на язык. Глаза размером с блюдца, губы зацелованные и духами пахнет за километр.
Ой, бля... За духи мама, наверное, приняла эту жидкую дрянь из косметического флакона. Шурику очень хотелось натянуть одеяло на уши, но он боялся пошевелиться.
-- Во молодец, пацан...
-- Сереж...
-- А чего? Самое оно, ему шестнадцать через неделю.
-- Ты ему еще презервативы подари.
-- И подарю. А где это он так, кстати?
-- Да у Вальки своего на дне рождения гулял. Знаю я эти дни рождения... Пришел и спать свалился. Даже не поел.
-- Да там, наверное, кормили.
-- Да уж наверное. Сереж, где термос, я тебе туда сейчас лапши налью. И крышку мне дай.
-- Это чего, палтус?
-- Навага. Палтус у тебя после аванса будет, товарищ капитан.
Отец смущенно закашлялся, а потом сменил тему.
-- Юль, а ты не знаешь, к кому неотложка ночью приезжала? Я покурить высунулся, смотрю -- стоит.
-- Это когда? Когда я в ванной была?
-- Ну да, в первом часу.
-- Да к Ямщиковым наверное. У них ванькина жена родить должна. Я ее вчера в магазине видела, там живот в пальто не помещается.
-- Это какого Ваньки?
-- Ну с пятого этажа. У него еще старший брат был, журналист, это который потом спился. Не помнишь что ли?
-- Так он же пацан, вроде Сашки.
-- Кто, Ванька? Какой пацан, ему тридцатник скоро. Слушай, а помнишь, как он помидорами в твои "жигули" швырялся, когда ты нас из роддома забирал? Я чуть со страху не умерла.
-- Помню. Сам теперь жену из роддома забирать будет. Е-мое... Юль, еще чайку сделай.
-- Ты за рулем-то не уснешь? Ты мне с базы позвони, как приедешь.
-- Теперь точно не усну. Я может днем подремлю, прямо на КПП.
-- "Часовому на посту запрещается..." -- мама засмеялась и произнесла неразличимым голосом что-то совсем ласковое. Раньше Шурика такие вещи немного раздражали, а теперь -- совсем наоборот.
Родительский разговор свернул еще на каких-то соседей, а потом и вовсе растворился. Шурик потянулся и подумал, что когда отец уйдет, надо будет и правда смотаться на кухню, хотя бы молока попить. Сколько сейчас? Без десяти семь? Еще пять минут и все. А Тальберг, наверное, уже подъезжает к Питеру.
Выходные прошли тихо и незатейливо -- как и всегда, когда Валька был где-то в отъезде. В субботу вечером, пока отца не было дома, к маме заехала ее институтская подруга тетя Вера, и Шурик под благовидным предлогом смылся на "решетки".
В подъезде дома со сберкассой сидели Вовчик с Нелькой Рудзиевской, Тарханов, Маринка Спивак и сиротливый Юрка Матросов. Выясниось, что они с Людкой сегодня поругались и, наверное, навсегда. Маринка, внимательно изучая почтовые ящики, пообещала "поговорить", а потом быстро ушла. Она с того декабрьского вечера старалась вообще не попадаться Шурику на глаза. Юрец отдирал с пивной бутылки фольгу и требовал понимания. С пониманием вышли проблемы -- руки у Вовчика сегодня были заняты и вообще ему явно было не до гитары. Потом Нелька поправила куртку и начала осторожно прищелкивать пальцами. А Драников торопливо подбирал аккорды.
-- Нашим теплым ветром
Будет черный дым с трубы завода,
Путеводною звездою
Будет желтая тарелка светафоооора... -- Судя по всему, Рудзиевская пыталась копировать Янку. Выходило лучше, чем когда Вовчик пел под Летова.
До конца Нелька не дотянула, сбилась. Потом начала мурлыкать песню про телевизор.
-- А "железный Феникс", это кто? -- поинтересовался повеселевший Юрка.
-- Памятник Дже.. Дзержинскому, раньше на "Китай-городе" у "Детского мира" стоял... -- откликнулась Коробейникова, входя в подъезд вместе с Маринкой. -- Юра, пошли, сигарет вместе купим.
Юрчик поднялся. Остальные радостно заухмылялись. Нелька забрала у Драникова гитару.
--- Луна появилась
И лезет настырно
Все выше и выше...
Сейчас cо всей мочи
Завою с тоски ...
-- Сань, давай, -- Пашка толкнул Шурика в бок.
--Ууууууууу, -- с готовностью выдал Шурик.
-- Никто не услышит...
В понедельник вечером Шурик торопливо сбросил на знакомый номер две эсэмэски. Тальберг не откликнулся -- может, некогда было, а может -- связь лажала, особенно, если поезд уже отправился. Перезванивать Шурик не стал -- денег на мобиле было с кошкин хрен.
Все равно ведь завтра увидятся. Уже через двенадцать часов, даже меньше.
На первом уроке Валька не появился. Шурик поглядывал то на дверь, то за стекло, надеясь различить в знакомом окне неоновую вспышку: может Валька после вокзала решил заскочить домой переодеться или там учебники забрать. Такое уже было. Но и ко второму уроку Тальберг тоже не пришел. Это было не то, чтобы странно, но как-то неспокойно. А тут еще Тарханов неожиданно начал его тормошить:
-- Сань, а где Валька-то?
-- А я знаю?
-- Ну мало ли... Вы же с ним вроде...
-- А зачем он тебе нужен? -- немедленно напрягся Шурик.
-- Надежда сказала, на геометрии самостоялка будет, а я в ней вообще не бум-бум.
-- Ну и? У вас же разные варианты.
-- Так он бы тебе решил, а я бы у тебя...
-- Может еще придет, вдруг там билеты на дневной поезд были.
-- Так он в Питере что ли?
-- Ну да, еще с пятницы.
-- Тогда хана. Он после поезда совсем чумной становится.
Пашка хотел добавить еще что-то нелестное, но биологиня и без того на них косилась.
А перед самой переменой мобильник в шуркином кармане отозвался знакомым писком. Шурик торопливо глянул на экран и еле слышно матернулся -- вместо сообщения от Вальки там оказалось извещение -- "Сумма на вашем счете..." Наверное, мама получила аванс и сразу положила ему полтинник, "чтоб звонил и не заставлял волноваться". Шурик дождался звонка на перемену, а потом наскоро набрал телефон Тальберга.
Первые два раза трубку никто не снял, а потом, уже перед самым уроком, в телефоне откликнулся мужской голос. Шурик сперва перепугался, а потом неуверенно протянул:
-- А Валю можно?
Теперь голос был точно знакомым. Андрей Андреевич.
-- Саша, это вы? Валя только что уснул, перезвоните позже.
В ухо понеслись привычные сигналы отбоя.
-- Санек, ну чего там? -- оказывается, все это время рядом ошивался Тарханов и другие жертвы геометрии.
-- Сань, так он придет или нет?
-- А я знаю? Он спит сейчас. Наверное, приехал только что.
-- Чтоб я так жил, -- выдохнул разочарованный Юрчик.
-- Все, пацаны, накрылась геометрия.
Шурик только вздохнул, в очередной раз отгоняя от себя воспоминания про валькин диван.
На последней перемене он снова попробовал дозвониться. Оказалось, что "абонент недоступен или находится вне зоны..." Наверное, Валька вырубил мобилу, чтобы не мешала спать. Жалко, что у него дома сейчас Андрей торчит, можно было бы сразу после уроков постучаться. А чего этот хрен вообще делает днем у Тальберга дома? Шурик так увлекся подозрениями, что чуть было не врезался в спускавшуюся по лестнице Надежду Петровну. А она что-то торопливо рассказывала англичанке Маргарите.
-- А жалко все-таки мальчика... у отца голос просто мертвый...
-- А что там, он так и не сказал?
-- Да вроде аллергия на лекарство, что ли...
-- Кошмар, -- выдохнула Маргарита. А потом торопливо добавила -- Зато ты хоть от него отдохнешь, он тебе за эти полгода столько крови попортил... Елизаров! У тебя глаза есть?
Шурик неразборчиво извинился. Надежда Петровна посмотрела на него каким-то странным взглядом: наверное, уже проверила самостоятельные. Ну и фиг с ними.
Телефонная трель раздалась, когда Шурик вышел за школьные ворота.
-- Саша? -- он не сразу узнал голос Тальберга -- тот был неимоверно хриплым и каким-то тусклым.
-- Да. Валь, ты где?
-- Ты ко мне приедешь?
-- Валь, да я уже к дому подхожу, сейчас поднимусь. Ты там чего, простудился что ли?
-- Нет. Саша, я в больнице. Я сейчас трубу Андрею дам, он адрес скажет, а то я не знаю. Саша, ты приедешь?
5.
Бывают такие дурацкие сны, когда ты все время делаешь что-то не то. Пытаешься остановиться, вернуться, что-то исправить, а не выходит. И руки и ноги почему-то двигаются очень медленно, словно в воде. Следующий час Шурик очень надеялся на то, что он спит. И сон этот начался с сосредоточенного голоса Андрея Андреевича -- "Саша, вы будете записывать или запомните?"
Шурик запомнил. Повторил несколько раз про себя, все, от "кольцевая, а не радиальная" до номера палаты. Потом все-таки остановился и зашарил в рюкзаке в поисках ручки. Записал трехзначный номер на левой ладони, потом испугался, что рука вспотеет, и цифры растекутся. Обвел маркером. Получилась кривая клякса, похожая на изображение жирной черной змеи.
У самого метро Шурик притормозил, вспомнил, что у него с собой нет денег. Метнулся обратно, потом нащупал в кармане проездной. Сообразил, что на дне рюкзака должно болтаться несколько рублевых монет. Блин, этого даже на зажигалку не хватит.
"Следующая станция -- "Бабушкинская"
-- Ну куда ты толкаешься, на пожар что ли спешишь? -- тетка с лакированной сумкой недовольно подвинулась, потом уткнулась обратно в роман Донцовой.
По полу вагона лениво перекатывалась темная пивная бутылка.
В голове все... нет, даже не смешалось, а как будто стерлось. Словно хриплый валькин голос заглушил остальные звуки. И запахи, и воспоминания, и какие-то картинки.
А вдруг с ним там совсем?
Если бы с ним там совсем, он бы по телефону говорить не смог.
"Свиблово".
Блин, а когда это произошло? Прямо в пятницу или сегодня утром? Может, Тальберг приехал с вокзала, а потом... А что потом-то? Валька даже не сказал, что с ним случилось.
"Осторожно, двери закрываются.... "
Может, из-за анальгина? Вдруг, его на самом деле нельзя со спиртным? Хотя нет, Валька не мог ошибиться. Но тогда бы ему стало плохо прямо сразу. А может и стало, как только он закрыл за Шуриком дверь.
"Станция ВДНХ"
Ну да, мама же говорила, неотложка ночью приезжала. А вчера Шурик встретил в подъезде толстую беременную тетку с пятого этажа. Тогда получается, что пока он видел во сне всякие не особенно приличные, но такие заманчивые вещи, Тальберга как раз плющило от боли. И он, наверное, позвонить никому не мог? Или только в "скорую"? Не мог или не захотел?
"Уважаемые пассажиры, при выходе из вагона, не забывайте свои вещи. Следующая станция -- Рижская".
Он же говорил, что все нормально, что там только синяк остался. И что все в порядке. А вдруг скрывал? Или вообще, Валька из-за всего этого перепугался и решил, что теперь он как-нибудь справится сам, не будет просить Шурика о помощи.
Тетка вышла на "Рижской", ее место заняла девица с плеером. Покосилась на него, заинтересованно вздохнула, а потом запихнула в ухо похожий на головастика черный микрофончик.
"Кошка хочет курить,
У кошки намокли уши..."
А если это все-таки из-за Шурика? Но тогда бы Тальберг не стал ему звонить. А может быть, Шурика давно бы взяли менты. Отец говорил, что раньше за такие вещи вообще полагалась статья. Ну и... Валька его не сдаст. Послать может, а вот сдать -- нет. И тогда уже совсем непонятно, что лучше.
"Переход на Кольцевую линию"
"Кольцевая, а не радиальная. Саша, не перепутайте, это два разных выхода. Из метро налево..."
Когда они с Валькой ездили на Ленинградский вокзал за билетами, то тоже переходили на Кольцевой. И белые таблички-указатели качались на сквозняке, будто заранее желали Тальбергу удачной дороги.
"Пройдете светофор, дальше будет сквер со стендом... Там уже хорошо видно, высокое серое здание..."
По проспекту с ревом пронеслась "скорая". Потом еще одна. Желто-коричневая грязь взвилась в воздух, а потом осела обратно на асфальт.
Институт Скорой помощи одновременно напоминал поликлинику, мамино издательство и вокзал. По крайней мере аптечные и продуктовые ларьки были как на Ленинградском. Только без пивных и винных бутылок. И номерки в гардеробе были обыкновенные. И вообще, никто не обращал на него внимания, только тетка в белом халате раздраженно прикрикнула "Мальчик, без бахил не пускаем". Но интонации у нее были знакомые, как у школьной технички. Из-за бахил вышла заминка: Шурик довольно долго перетряхивал рюкзак и карманы пиджака в поисках монеток. А потом шуршал дурацкими синими пакетами, которые надо было натягивать поверх "бульдогов".
В лифт вместе с ним вошел мужик с какими-то свертками и кульками. Шурик с испугом сообразил, что, наверное, надо было что-то притащить, сок или апельсины. Но это он завтра сделает, обязательно. Попросит у мамы денег и все купит.
Кроме мужика в лифте ехала тетка в халате. Она чем-то напоминала англичанку Маргариту Ивановну. Если бы Маргарита вдруг пришла в школу без макияжа, в тапках и с забинтованными руками.
Дурацкие пакеты скользили сперва по кафелю, а потом по линолеуму. В коридоре лекарственный запах стал еще сильнее. Мимо Шурика провезли странную высокую тележку, он видел такую в сериале про "Скорую помощь". Кажется, их называют "каталки". На тележке лежали одеяло и смятая простыня со штампом.
Наверное, сейчас как раз было время посещений. Потому как в коридоре оказалось еще несколько человек в синих бахилах. Обычные люди, совсем как в метро. И такие же спокойные, будто они не в больнице находятся, а где-нибудь в вагоне.
Шурик совсем растерялся. Он почему-то думал, что тут будет очень тихо и как-то торжественно, что ли. А так -- просто чисто и неуютно, как в школе. И палата была совсем не такой, как представлялось. Она чем-то напоминала комнату в гарнизонном общежитии. Шурик помнил что-то такое из дошкольного детства, когда отец еще служил, а они с мамой приезжали к нему под Псков. Еда на тумбочках, шум из туалета-боковушки и такие же муторно-бордовые шторы. Только в отцовской общаге было две койки, а в больничной палате -- шесть.
Он никогда в жизни не видел Тальберга спящим. Если не считать пятницы, но тогда было темно, тепло и уютно. А тут -- как в плацкартном вагоне. Мужик на соседней койке перелистывал "Спорт-экспресс", бритый наголо парень разговаривал с кем-то по мобильнику. Возле окна топталась тетка в леопардовой кофточке, выгружала на подоконник банки с фольговыми крышками.
Валька был даже не бледный, а какой-то синеватый. Словно замороженный. Около кровати стояла непонятная железная штука, напоминающая вешалку, только наверху -- стеклянная банка. От нее к валькиному запястью тянулся резиновый провод, заканчивался иголкой. Капельница. На спинке стула почему-то висел большой черный пиджак. Шурик осторожно присел на скользкое коричневое сиденье, чертовы бахилы зашуршали.
Тальберг не пошевелился.
-- Валь...
Шурик думал, что Валька будет одет в полосатую пижаму. Совсем как арестант. А на нем оказалась белая широкая майка. Со слежавшимися складками и кислотно-зеленым ценником на рукаве. Наверное, валькина мать или Андрей купили ее в вестибюле.
-- Валь...
-- Я не сплю, -- Тальберг открыл глаза, резко прищурился, а потом осторожно улыбнулся. На нижней губе был почему-то след от зеленки. Шурик вспомнил, что в первом классе Светлана Павловна мазала зеленкой рты тем, кто плевался или ругался матом. Помнится, Вовчик Драников после подобной экзекуции презрительно сплюнул и сказал -- "Хуй с ней, дома мылом отмою". И кто-то из девчонок немедленно побежал жаловаться училке.
-- Саша... я ведь тебе только что звонил... -- казалось, что Валька лежит здесь из-за ангины. Или из-за воспаления легких. Голос хриплый, а говорить Тальбергу сложно.
--- Ты молчи, если трудно, -- Шурик сдвинул стул и чуть не сшиб капельницу. А потом немедленно спросил: -- Ты один тут? Чего с тобой случилось-то? Это из-за меня?
-- Нет. -- Кажется, Валька попробовал усмехнуться. -- Из-за меня. Андрей внизу. Ему секретарша бумаги привезла на подпись. А у мамы... она приедет скоро, там на Садовом пробка.
-- Севочка, вот тут вот в баночке печеночка, все как ты любишь... -- "Леопардовая" тетка что-то втолковывала седому крючконосому мужику в спортивном костюме.
-- Валь... тебе очень плохо?
-- Да нет, наверное. Просто болит все. Ну знаешь, как после гриппа. И потолок улетает, то вверх, то вниз.
-- А это из-за чего?
-- Интоксикация, -- Тальберг произнес это слово как-то неуверенно, словно в темноте его нащупывал. -- Я пока в реанимации лежал, вообще глаза открыть не мог. Меня сюда только утром перевезли. Саша, сегодня понедельник?
-- Вторник, -- испуганно откликнулся Шурик.
-- Аааа... Значит, сегодня бы похоронили.
-- Валь... Валя, ты чего? Может врача позвать?
-- Не надо. Саша, наклонись, а то трудно шепотом...
Шурик сдвинулся. Краем глаза заметил, что на тумбочке кроме кружки, каких-то таблеток и градусника, мигает сигналка мобильника.
-- Валь, а чего у тебя с голосом?
-- Да из-за трубок...
-- Каких трубок?
-- С водой. Саша, только ты...
У бритого парня снова зазвонил телефон. По палате немедленно разнесся вопль:
-- А ты где вышла? Да на кольцевой надо было. Наташ, ну ты совсем тупая, да?
Валька поморщился, дернулся, будто хотел закрыть уши руками. Но мешала капельница.
-- Саша, ты сейчас не кричи, ладно?
-- Не буду, -- пообещал Шурик, вытирая о колено ладонь с размазанными цифрами.
-- Саша, в общем, это я сам...
-- Чего сам?
-- Ну таблетки... из аптечки, которые...
-- Тебе что, плохо тогда стало?
-- Нет. -- Валька зажмурился, а потом еле слышно произнес:
-- В общем, я умереть хотел. В пятницу.
6.
Оказывается, мама за это время успела не только прийти с работы, но и начала готовить суп -- отцу на завтрашнее дежурство. Шурик представил себе распахнутую жестяную банку с розовым лососем, переложенным серой шкуркой-пленкой, и его почему-то совсем замутило. Не от голода, а наоборот, хотя он сегодня даже толком не завтракал.
Телевизор отплевывался рекламой прокладок. В коридоре висел еле заметный сизый дым от подгоревших семечек.
-- Сашка... У тебя совесть есть? Телефон отключил, сам не звонишь... -- мама выскочила в коридор с половинкой очищенной картофелины. Недовольно глянула на Шурика и вернулась на кухню -- ругаться оттуда.
-- Я не отключал... Это он в метро, наверное...
-- На ВДНХа что ли ездил? Так холодно же. Или ты эту свою провожал?
-- Какую "эту"? -- устало удивился Шурик.
-- Ну с кем ты там на дне рождения... Давай руки мой. Сейчас поешь и за уроки. Хоть бы дневник показал, Казанова...
-- Ма... Я к Вальке в больницу ездил.
-- Да ты что? -- мама даже приглушила звук от вопящей заставки новостей. -- Господи Иисусе...
-- Сань, а где он лежит? В "двадцатке"? Я там с камнями лежал, помнишь? -- отец, поправляя сине-серые тренировочные штаны (совсем как у одного из валькиных соседей по палате), вынул из заморозки помятую банку с пивом.
-- В НИИ Скорой помощи, -- немножко гордо отозвался Шурик.
-- Господи... Сашка, а что с ним?
-- Отравился...
Мама на секунду замолчала. Видимо, как и Шурик, никак не могла понять, зачем Тальбергу понадобилось кончать жизнь самоубийством.
-- Водкой что ли? -- отец лязгнул банкой.
-- Сергей!
-- Да нет, он не сказал, чем именно...
-- Вот жрете на улице всякую гадость из собачатины, а потом удивляетесь... Саша, там на балконе компот яблочный стоит, возьми завтра с собой, отвезешь. Только пусть он банку вернет....
По запотевшему окну проскользнула крупная капля. Совсем как лекарство из пипетки.
Параграф все не кончался и не кончался. Шурик смотрел на него осоловелыми глазами, морщился и загибал уголки страниц. В тетрадке по истории щерилась пустыми квадратами недоделанная таблица -- "политическая ситуация", "экономическая ситуация", "социальные реформы", "ключевые даты"... Можно было бы плюнуть и забить, а потом списать у той же Людки или у Нельки, но история шла первым уроком. Историчка сразу собирала тетради и пролистывала их, пока кто-то мусолил параграф... Одну двойку из-за этой фигни Шурик уже получил, и снова нарываться как-то не хотелось.
Оранжевая настольная лампа была омерзительно горячей, как батарея у Вальки в палате. Шурик задумчиво покачивался на стуле, грыз ручку и вспоминал сегодняшний вечер.
-- Саша, ты только не ругайся? Я потом... а то весь день спрашивают, я не могу больше...
-- Ладно, не буду...
От валькиной щеки пахло чем-то незнакомым и отвратным, но таким... вполне живым, не церковью, не цветами. Именно тогда Шурику стало слегка страшно.
-- Рука болит... А мне с этой дрянью еще час лежать, не меньше, ее там много.
-- Валь... А ты.. ну, когда плохо стало, чего меня не позвал? Не захотел?
-- Да нет... Я же не сам сюда... это Андрей привез, когда домой к нам приехал.
Тальберг чуть сдвинулся, повернул голову поудобнее и хрипло задышал в шуркино ухо.
-- Это вообще из-за бумаг. Он же у нас жил этот месяц. Иногда у себя, а так -- с мамой. Там папка оставалась, на холодильнике... зеленая. Не помнишь? И я не помню.
Шея затекла, а руки почему-то начало покалывать. Совсем как дома, когда смотришь по ящику очередную серию "ментов", а в Дукалиса кто-то стреляет прямо из чердачного окна. И ведь понимаешь, что попадут не в него, а в бутылку с пивом, но все равно страшно. И тут тоже. Валька словно показания давал. Или параграф пересказывал -- равнодушно, спокойно. Только губы терлись о шуркину щеку. Но это тоже было... ну, словно это не Тальберг, а кто-то из пацанов, и они с Шуриком просто шептались на уроках.
-- Какая-то фигня очень важная. А я трубку не беру. Звонок слышал, а взять уже не мог. А у него ключи. Я на щеколду не закрывал, чтобы найти было легче. В общем, он приехал.. я этого не помню... потом вообще не помню ни черта. Только больно очень, и датчик какой-то пищит. А меня... -- Валька чуть смутился, потом зашептал еще быстрее: -- В общем, как куклу. Колют чего-то, переворачивают. Трубки засовывают... разные... А я их даже послать не могу, так все больно. Потом сюда привезли. Или я спал до этого. Не помню.
-- Если ты... Валь, если тебе от этого плохо, ты не говори.
-- Нормально. А оно все, я уже рассказал. Глаза открываю -- мама. Опять открываю -- врач. Потом -- Андрей. Потом ты. Как калейдоскоп. Саша, я сейчас... голова опять...
Шурик испуганно отпрянул. Тальберг немного полежал с закрытыми глазами, а потом заговорил уже нормальным тоном. Хриплым и прибитым, но совсем живым.
-- Трубу возьми. Там во входящих "мама". Набери и дай мне.
Мобильник был абсолютно знакомым, словно он сейчас лежал не на тумбочке, а у Вальки в комнате или на парте.
-- Алло... ма... давай.
Валька передал телефон обратно.
-- Она уже здесь.
-- Слушай, я, наверное, пойду тогда. Тебе чего принести завтра?
-- Саша, а мне все равно ничего нельзя. Да я и не хочу. Я тебе позвоню. Можно?
Шурик кивнул, потом потянулся за рюкзаком. Ему очень хотелось поправить Вальке одеяло, но оно и без того было в порядке.
Кажется, Тальберг вообще не заметил, что Шурик уходит. Он как-то слегка обмяк, будто выдохнул и никак не мог снова вдохнуть. Шурик испугался. Потом сообразил, что Валька дышит, просто тихо. И что больничная койка ни фига не похожа на гроб, просто он лежит так... неудобно, наверное.
