Инсе ненавидела чувство вины. Казалось бы, это легко, раз и навсегда решить для себя — что сделано, то сделано, осознай ошибки и иди себе дальше. Прошлое невозвратимо, его уже не существует. Гарри Поттер умер. Как она может исправить то, что натворила? Очевидно же, что никак.
Была ли она виновата в смерти матери? Нет, это вышло случайно. И с Гарри — тоже случайно, у Инсе и в мыслях не было воспринимать свои бредовые идеи всерьёз. Кто наедине с собой никогда не фантазировал, чтобы какого-то конкретного человека никогда не было? Чтобы он просто взял и исчез — растворился, испарился, трагически погиб... Кто никогда никого не убивал в мечтах или не желал в сердцах кому-то смерти?
Именно подсознательное понимание, что ты ни за что не причинишь настолько серьёзного вреда другому, и позволяет воображению рисовать свои жестокие картинки, а мозгу — таким нехитрым способом сбрасывать напряжение. Человек — маг ли, маггл — социальное животное. Нужно адаптироваться, уживаться, мириться с естественной агрессией без ущерба для окружающих.
Инсе как-то не умела адаптироваться. Может, не хотела? Иногда Торесен казалось, что по большому счету ей ничего не стоит притвориться, да так, чтобы самой в это поверить. Выйти замуж за сердобольного хаффлпаффца, уехать с ним жить в одну из волшебных деревенек или построить дом рядом с магловской, как Уизли, поселившиеся на окраине Оттери-Сент-Кэчпоул, родить двоих — мальчика и девочку, а в свободное от готовки и глажки время писать статьи в какой-нибудь местный «Ведьмин досуг», про чары вязания крючком или со сравнением пяти рецептов запеканок.
Подобные перспективы казались ей то радужными, то чудовищными.
Легкий ветерок сдувал снег с прибитых за окном цветочных ящиков, отчего тот прилипал к стеклам. Скоро возвращаться в Хогвартс. Скоро пролетит вьюжный февраль с его изумительными кровавыми рассветами, завораживающе красивыми, за которыми так приятно наблюдать в привычной тишине гостиной Рейвенкло. Скоро лед на озере потемнеет, пойдет синими трещинами, а в марте солнце окончательно растопит его, и, как и каждый год, какой-нибудь особо отважный старшекурсник решит открыть купальный сезон на спор с друзьями, а потом будет отпиваться Бодроперцовым. А потом останется всего ничего до экзаменов и... свободы? А если свободы, то от чего?
Подумать только, еще год назад всё было просто и понятно, и Инсе была как никогда счастлива — знай себе строчи статьи вместе с Панси. Жилье, деньги, отношения — без этой вот приторно-розовой романтики, никаких особых изысков с чарами и магией. Сейчас от былой уверенности не осталось и следа. Пару дней назад Торесен хотя бы понимала, что её наверняка скоро поймают, но её не нашли. Не нашли — и всё. Неизвестно, каким образом и почему, но дело закрыто, земля над гробом постепенно осядет, а на Инсе нет никаких улик. Более того, её даже не подозревают!
От одной мысли об этом голова шла кругом. Аврорам достаточно было просто спросить, где она была и что делала в конкретное время, Торесен даже без Сыворотки правды начала бы бледнеть и заикаться. Инсе снова выглянула в окно, будто ждала кого-то или чего-то. Словно кто-то сверху должен всё-таки снизойти до того, чтобы свершить над Торесен правосудие, ниспослать заслуженную кару. Да, она виновата. Проклятое чувство вины.
Она винит себя в смерти матери, она винит себя в смерти Гарри Поттера, в том, что не оправдала надежды Панси, что заморочила голову Лили, что никак не может привыкнуть к Норе и хорошему к себе отношению, что... топила этих несчастных котят.
Слабых, измученных голодом, почти взрослых, умирающих от крысиного яда, или еще слепых — зная, что самые сильные продержатся год-полтора максимум, пока не начнется очередная сезонная травля крыс в порту.
Что-то внутри отчаянно сопротивлялось. Разве она хоть раз желала кому-нибудь плохого всерьёз? Разве хотела причинять боль другим людям? А себе — хотела ли?
Почему тогда всё так, почему она до сих пор пытается быть хорошей, а у неё ничего, ничего не выходит.
Тяжелей всего было принять то, что в этот самый момент в голове Инсе вспыхивали хаотичные мысли и образы, логические цепочки и интуитивные вчувствования — Торесен отчаянно пыталась понять, где же может быть Старшая палочка. А Лили... Поттер спала у неё на коленях — у Инсе давно занемели ноги, но она не хотела будить рыжую.
Дыхание Поттер обжигало кожу сквозь тонкую ткань юбки, распущенная копна её волос струилась по ногам почти до самого пола — щекотной волной обнимая лодыжки Инсе. Похоже, со смерти отца это был первый раз, когда Поттер так уснула — глубоко, спокойно, целительным сном, полностью отключившись от реальности, и не потому, что до этого вволю наплакалась.
Инсе меланхолично смотрела, как тяжело поднимается и опадает грудная клетка Лили, как натягивается на каждом вдохе старый домашний пуловер ручной вязки, с раздражающе рябыми пятнами цветных вставок.
Интересно, что скажет Поттер, если когда-нибудь узнает правду? Интересно, какое у неё будет выражение лица — ошарашенное, отчаянное? Её привычно диковатый ангел Инсе, каждый поступок которой оправдан заранее, — убийца. Хватит ли у Поттер сил простить её и на этот раз?
Когда-то давно, на летних каникулах Инсе наткнулась по спутниковому каналу на цикл полудокументальных передач, где приглашенная команда бравых детективов расследовала и пересказывала дела самых известных серийных убийц за последние полвека. Вот там как раз прозвучала фраза, что особо изощренным маньякам всегда нужно поделиться с другими, рассказать о совершенных преступлениях людям, чтобы их гениальность оценили. Инсе еще подумала про себя тогда, ярко так, что такое поведение удивительно — даже психопат с манией величия не лишен инстинкта самосохранения, призывающего молчать в тряпочку и уничтожать улики. Теперь... ей мучительно хотелось, когда все в очередной раз соберутся к ужину, в самый неподходящий момент манерно постучать ложечкой по чашке, привлекая к себе внимание, и, деловито прокашлявшись, заявить: «Знаете, вы все, это я убила Гарри Поттера».
Инсе вздрогнула. Ей вдруг показалось, что эту фразу она сказала вслух, но Лили безмятежно спала.
— Рыжая... — едва слышно прошептала Торесен, погладив Поттер по волосам. Раньше Инсе могла сколько угодно думать, что ничего не должна Лили. Теперь... Инсе будто пригвоздило к ней, будто распяло: в правую руку вбит гвоздь жалости, в левую — ответственности, ноги — кровят, приколоченные, виной. Торесен столько сделала Лили дурного, была с ней груба и жестока, щедро одаривая... неблагодарностью.
Совесть нашептывала, что Инсе нужно либо ответить на чувства Поттер и — навсегда или пока Лили не уйдет сама... либо перестать с ней общаться, не позволять себе пользоваться добротой и доверчивостью Поттер, как можно меньше показываться ей на глаза, чтобы через год, два, ну максимум три, Лили, окончательно разочаровавшись в своих чувствах, нашла себе новое увлечение.
Жмурясь и кусая губы, практически оглохнув из-за сонма этих голосов — морали, стыда, «так будет правильно, Инсе», — она пыталась услышать голос своего сердца, которое могло бы помочь, подсказать. Но оно молчало.
Разум — не молчал, раз за разом возвращая Торесен к уже до боли надоевшему предмету. Всё-таки... Есть ли у Инсе хоть крошечный шанс узнать, где сейчас находится Бузинная палочка? Артефакт точно не уничтожен, иначе к чему вся эта секретность?
Может, в Гринготтсе? Вряд ли. После того, как многие гоблины во время войны даже после запрета Министерства продолжили сотрудничать с Пожирателями, проводя незаконные банковские операции и не давая обыскивать личные хранилища приспешников Вольдеморта, — нет. А уж после знаменитой заварушки с ограблением, когда Золотое трио Поттер-Грейнджер-Уизли, обрушив половину фасада Гринготтса, вылетели оттуда на драконе и, судя по словам гоблинов, что-то украли из одного из тайников... Нет, не Гринготтс.
Министерство? Тоже вряд ли. За половиной вещей, хранящихся в Отделе Тайн, нужно постоянно и тщательно присматривать, и этим занимаются Невыразимцы. Даже к самым секретным комнатам есть доступ у двух-трех волшебников, это Инсе точно знала от Панси. Желание обладать Старшей палочкой слишком велико, чтобы те, кто на себе почувствовал, насколько она опасна, рассказали о её местоположении другим в надежде на их порядочность. Выдержать подобное искушение абсолютной силой может только тот, кто к ней безразличен, — уже однажды смог возвыситься над ней, отказался от неё по своей воле... Либо святой, либо... мертвый. Мертвым тоже плевать на мирские страсти. Инсе хихикнула своей невольной шутке и вдруг замерла.
«...только он знал достаточно, чтобы не делать того, что сделал ты. Он был просто умнее тебя. Он был лучшим волшебником, чем ты, и лучшим человеком».
Воспоминание Слагхорна! Разговор Вольдеморта и Поттера.
«Да, Дамблдор мертв, но не ты убил его. Он сам выбрал свою смерть за много месяцев до того, как это случилось, обговорил во всех деталях с человеком, которого ты считал своим слугой».
Уверенный, но звенящий силой и напряжением голос Гарри. Если бы Инсе не знала, насколько засекречено это воспоминание, она бы не придала значения словам, но сейчас...
«Снейп не побеждал Дамблдора! Смерть Дамблдора была обговорена между ними! Дамблдор хотел умереть непобежденным, подлинным хозяином Бузинной палочки! Если бы всё получилось по его плану, сила палочки умерла бы вместе с ним, потому что никто не отнял её у него!».
Либо святой, либо мертвый... А ещё лучше — и святой, и мертвый. Тот, кто смог отказаться.
Дрожащий от злобной радости голос Вольдеморта: «Я похитил палочку из гробницы ее последнего хозяина!».
Инсе смотрела в пространство прямо перед собой, не замечая, что неосознанно сжала прядь волос Лили в пальцах. Ступни ног покалывало, но уже не столько от онемения, сколько от радостного предвкушения. За время работы с Панси Торесен убедилась, что обладает определенным журналистским чутьем. Что-то вдруг включалось внутри, будто загоралась сигнальная лампочка, показывая, на что нужно обратить внимание. Иногда первые попытки узнать правду оборачивались настоящим мини-расследованием и не всегда удавалось докопаться до истины, но интуиция не обманывала её. Теперь Инсе знала, с чего начать поиски, и, вызывая в памяти полное решимости, благородное и исхудалое лицо семнадцатилетнего мальчика, борющегося с одним из самых могущественных магов современности, понимала его чувства — усталость и горячность, смесь обреченности и надежды, неугасимую веру в добро, отчаянные порывы мятущейся, храброй души.
Гарри Поттер ни за что не стал бы оставлять Бузинную палочку себе или отдавать другому, он мог только, как и Дамблдор, надеяться, что умрет непобежденным, чтобы она потеряла силу. Доверие же Гарри к Дамблдору было безграничным... О чем мечтал измученный подросток, на плечи которого легла вся тяжесть обескровленного войной магического мира? Только сбросить с себя хотя бы один груз — вернув палочку тому, у кого она была украдена и кем он так восхищался.
