Глава 6. Что угодно, Генрих/Келюс/Шомберг, драма, NC-17
Название: Что угодно Пейринг: Генрих/Келюс/Шомберг Жанр: драма Рейтинг: NC-17 Предупреждение: секс втроем Примечание: написано на ФБ 2012
– Я хочу, чтобы вы помирились, – говорит Генрих. Он обращается к ним обоим, но смотрит почему-то только на Келюса, как будто догадывается, что пустячная, в общем-то, ссора чуть не зашла так далеко именно по его инициативе и по его вине.
– Государь! Видит Бог, я хочу того же! – пылко отвечает Шомберг, и Келюс понимает, что эти слова сказаны от чистого сердца. Шомберг не способен на ложь, Шомберг прямолинеен и честен настолько, что Келюс чуть не захлебывается от отвращения к самому себе и собственной злости, с которой не может и не сможет справиться.
– Я рад это слышать, дитя мое. – Генрих улыбается, мягко, нежно и радостно, и у Келюса темнеет в глазах. От того, что не он вызвал на губах короля эту улыбку. От того, что эта улыбка предназначена не ему.
– Келюс… – У Генриха в глазах пляшут шалые искры, и Келюс не сомневается в том, что понимает их значение, но все равно отвечает, не может не ответить:
– Все, что вам будет угодно, мой государь.
– Нет, дитя мое, так не пойдет. – Генрих мягко проводит рукой по его щеке. Келюс боковым зрением замечает, что Шомберг заливается смущенной краской. – Я ведь знаю: вы любите друг друга. Не так ли, друзья мои?
В каком-то смысле это действительно правда. Совместные приключения из разряда тех, что им всем довелось пережить в Польше и позже, сближали и более непохожих друг на друга людей, а ведь Шомберга и без того есть за что любить.
– Государь, я был счастлив считать господина де Келюса другом и буду еще более счастлив и впредь числить его среди своих друзей.
Если бы Келюс был способен, он бы рассмеялся этой наивности и невинности, даже странной для человека, которого так приблизил к себе Генрих III. Но ладонь короля все еще касается его кожи, и темные глаза смотрят почти умоляюще, и Келюс не может не сказать:
– Я отвечаю вам тем же, господин Шомберг.
И он даже не кривит при этом душой, разве что самую малость. Но все равно смотрит только на Генриха.
– Спасибо вам, друзья мои. Все забыто, не так ли? – Шомберг почтительно склоняется, но эти слова тоже предназначены одному Келюсу. – Нет-нет, – добавляет король, заметивший в позе Шомберга намек на возмущение тем, что в его честности усомнились, – я не оскорблю вас сомнением в вашей искренности. Напротив: я хочу, чтобы вы разделили со мной часы досуга.
Шомберг широко распахивает глаза. Он не ожидал такого игривого завершения пусть и начатого поздним вечером в покоях короля, но вполне официального разговора. А Келюс не ждал ничего иного: он знает Генриха слишком давно и слишком хорошо, знает, как сильно тот верит в целительную силу физического наслаждения. Хотя, наверное, для самого Генриха, как и для справившегося с первым замешательством и уже открыто и весело улыбающегося Шомберга, все действительно обстоит именно так. И пусть для него это несколько иначе, Келюс, уже чувствуя подступающее возбуждение, все равно молча кивает – со сладкой горечью обреченности. «Все, что вам будет угодно, мой государь». Это – его единственная истина и его величайшее наслаждение, и больше ничто в целом мире не имеет значения. И, может быть, именно поэтому, когда они, обнаженные, оказываются в постели, Келюсу кажется, что это не Шомберг, а Генрих гладит его бедра, осторожно разводит ягодицы, ласкает пальцами горячий вход. Темные глаза короля жадно наблюдают за «друзьями», с его губ срываются низкие, протяжные стоны, и этого вполне хватает, чтобы Келюс потерял голову. Когда Шомберг входит в него короткими, резкими толчками, Келюс со всхлипом подается назад, и ему кажется, что он принадлежит Генриху даже больше, чем в те ночи, когда отдается ему в этой же постели. Шомберг двигается все быстрее, а насытившийся ролью наблюдателя Генрих придвигается ближе и запускает руку в волосы Келюса, притягивая его голову к своему паху. Келюс почти бессознательно раздвигает губы, принимая напряженную плоть. Рука Шомберга скользит по его собственному члену, и Генрих стонет все более жадно и нетерпеливо. И когда он, наконец, изливается ему в рот, Келюс и сам содрогается в оргазме, чувствуя горячее семя Шомберга, бьющее в его тело.
***
На следующую ночь, когда Келюс остается в спальне Генриха, тот в какой-то момент игриво спрашивает:
– Может, мне позвать Шомберга? Как ты думаешь, дитя мое?
Это шутка, разумеется: король достаточно ревнив, чтобы не испытывать тяги к слишком частым ménage à trois. Но Келюс отвечает так, как всегда отвечает на все, даже невысказанные, вопросы своего короля:
