Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Отпуск на троих | |
Автор: | Шуршунка |
Бета: | нет |
Рейтинг: | NC-17 |
Пейринг: | Ямамото/Гокудера/Цуна |
Жанр: | AU, Action/ Adventure, Detective, Drama, Romance |
Отказ: | Все права на персонажей и сюжет Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире. Автор материальной прибыли не извлекает. |
Цикл: | Katekyo Hitman Reborn!: "На троих" [1] |
Аннотация: | Кёко замужем за другим, Гокудера и Ямамото комфортят Цуну. Но проблемы личной жизни Десятого Вонголы не отменяют мафиозных разборок. Экономическая война, охота за секретами Вонголы... что еще? фик вдохновлен заявкой с кинк-феста 3B-20. 6YL!Ямамото/6YL!Гокудера/6YL!Тсуна. Устоявшиеся отношения между Ямамото и Гокудерой. Когда Кёко выходит замуж (за кого - неважно) у Тсуны начинается депрессия. Друзья пытаются вывести босса из неё. Отправиться в отпуск на тёплые острова. Солнце, море, коктейли, пьяный секс в бассейне/на пляже. |
Комментарии: | |
Каталог: | нет |
Предупреждения: | AU, слэш |
Статус: | Закончен |
Выложен: | 2016-10-23 17:49:45 (последнее обновление: 2016.10.20 08:55:33) |
просмотреть/оставить комментарии |
Глава 1. Июньская невеста – Тебе хорошо, – говорит Цуна. – Вы с Ямамото никуда друг от друга не денетесь. Он стоит, прижавшись лбом к оконному стеклу, и не видит лица Гокудеры, но в голосе того – растерянность на грани паники. – Десятый?.. За окном, внизу, Кёко садится в машину. Кёко невероятно красивая сегодня, – хотя, разумеется, свадебное платье ни одну девушку в мире еще не сделало уродиной. Вслед за Кёко рассаживаются по машинам остальные. Рёхей в костюме выглядит непривычно серьезным. Хару оглядывается, прижимая к груди букет невесты. Бьянки отмахивается от Шамала. У них весь праздник впереди, и Цуна не собирается портить его. Он честно улыбался все это время. Поздравил. Сказал: – Желаю вам счастья. Добавил, глядя на несмелую улыбку Кёко: – Ты извинишь меня, если я… Запнулся, не зная, как продолжить. Кёко смущенно опустила взгляд, сказала тихо: – Я понимаю, Цуна-кун. Извини меня. – Тебе не за что извиняться, – он выдавил это через силу, сквозь ставшее вдруг чужим горло, и смутно удивился тому, каким странным кажется собственный голос. – Ты ничего мне не обещала, никогда. Я рад, что ты счастлива. – Повернулся к жениху, то есть уже мужу, мельком подосадовав, что не нашел в себе сил познакомиться поближе. Сказал: – Берегите ее. Вам очень повезло. Она лучшая. И сбежал. То, что он чувствовал на самом деле, не имело ничего общего с радостью. – Десятый… Тихая паника в голосе Гокудеры наконец-то пробивается сквозь притупивший восприятие Цуны барьер. Цуна оборачивается рывком, готовый к любым неприятностям: – Что? Ничего. Опасности нет, в комнате никого, кроме него, Гокудеры и Ямамото. Тихо, только слышно, как внизу отъезжают машины. – Вы давно знаете, Десятый? В лице, глазах, голосе Гокудеры – смятение. И это давно позабытое «вы»… До Цуны доходит, что именно он ляпнул. Кровь приливает к щекам, Цуна готов схватиться за голову, только вот сил на резкие движения уже не осталось. – Гокудера-кун… Ямамото… простите, я не должен был… – Это было неожиданно, – Ямамото улыбается слегка напряженно. – Мы не думали, что кто-нибудь знает. Гокудера щелкает зажигалкой, его пальцы слегка дрожат. – Никто не знает, – с непонятно откуда взявшейся уверенностью говорит Цуна. В пальцах Гокудеры ломается сигарета. «Десятый, а вы?» – написано на его лице так внятно, что не прочтет, наверное, только слепой. – Хороший босс, – говорит появившийся словно ниоткуда Реборн, – знает о своих подчиненных все. Цуна все-таки хватается за голову. – Реборн! Они просто мои друзья! И почему ты здесь?! – Меня нет, – говорит Реборн, – это голограмма. Зря ты не поехал с нами, глупый Цуна. Отвергнутой любовью сыт не будешь, а свадебный торт хорош. Цуна садится на пол и утыкается лицом в колени. Его трясет. Теплая ладонь Ямамото ложится на плечо: – Цуна… Отвезти тебя домой? Цуне все равно. В машине он сидит, закрыв глаза, и глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Он благодарен друзьям, простившим неосторожное замечание, и не хочет случайно сделать еще какую-нибудь глупость. – Спасибо, что остались со мной, – говорит он, когда Гокудера, слишком резко затормозив, сворачивает в их двор. – Я, как твоя правая рука, обязан… – Гокудера запинается и умолкает. – Тебе было слишком плохо, – просто говорит Ямамото. – Ребята поняли, не переживай. Никто не в обиде. Дом полон воспоминаниями. Сегодня здесь тихо – так тихо, как не было, наверное, никогда со времени появления Реборна. Цуна останавливается посреди коридора, не зная, куда свернуть. Везде здесь слишком много Кёко. Шесть лет она приходила сюда запросто. Делать уроки, пить чай, варить шоколад… – Я должен радоваться, – глухо говорит Цуна. – Обыкновенный парень, будет делать карьеру в университете и жить мирной жизнью. Со мной ей было бы слишком опасно, всю жизнь опасно. Она и так столько раз могла погибнуть из-за меня… Проклятая мафия, думает Цуна. Я ведь не хотел, никогда не хотел. Но она все равно не была бы со мной, думает Цуна, босс я или нет, без разницы. Мы просто друзья. Так было и так будет, если я все не испорчу. Я просто слишком долго о ней мечтал, думает Цуна. В груди как будто натягивается что-то, больно, тяжело дышать и нет больше сил сдерживаться; Цуна нашаривает непослушными пальцами чью-то рубашку, рывком притягивает к себе и утыкается лицом в чье-то плечо. – Десятый… – растерянно шепчет Гокудера. Цуна всхлипывает – и отпускает себя. Глухо воет, содрогаясь от сухих, без слез, рыданий, вцепившись в рубашку Гокудеры, как в спасательный круг, в соломинку, способную удержать на плаву. Гокудера и держит – крепко и бережно обняв за плечи, прижав к себе и даже, кажется, слегка укачивая, как ребенка. Почему-то Цуна знает: Гокудера сейчас кусает губы и смотрит на Ямамото. И Цуне, черт бы все побрал, Цуне завидно. Слезы наконец-то прорываются, становится легче, как будто лопнула, отпустив, пережатая сверх меры пружина. Потом Гокудера ждет, пока Цуна умывается, и ведет его на кухню, а Ямамото готовит чай. А потом они втроем пьют чай, молча и медленно, и руки у Цуны уже почти не дрожат. Голос, наверное, дрожал бы. Хорошо, что можно молчать. – Все пройдет, – говорит Ямамото. – Она просто дура! – сердито бросает Гокудера. Цуна качает головой и протягивает Ямамото чашку. Ничего не пройдет, а Кёко не дура, просто любви не прикажешь, вот и все. – У них все будет хорошо, – говорит Цуна. Голос не дрожит, он просто сел. – Спасибо, что остались со мной, – повторяет Цуна. Он вдруг понимает, что в одиночестве не пережил бы этого дня. Следующие несколько дней проходят в оглушающей, бьющей по нервам тишине. Реборн, Бьянки и почему-то И-пин уехали в Италию, у Рёхея финал, а остальные… Цуна улыбается, он спокоен, честно, спокоен, но с ним почему-то все очень осторожны. Говорят неестественно бодро и смотрят сочувственно, как будто в доме покойник. Хару улыбается через силу и уводит Ламбо играть в парк развлечений. Фута постоянно настороже, будто ждет чего-то плохого. Мама качает головой и готовит что-то вкусное, только Цуна не чувствует вкуса. Кёко уехала в свадебное путешествие, и это хорошо: Цуна совсем не уверен, что смог бы улыбнуться, встретив ее на улице, и сказать, как прежде: «Доброе утро, Кёко-чан!» Но теперь у него есть время привыкнуть. К ее возвращению он должен стать таким, как раньше, иначе… иначе все станет совсем плохо. Гокудера постоянно рядом, и Цуне слегка неловко от этого. Неловко перед Ямамото: он знает, что нарушил сложившийся у друзей порядок жизни и, наверняка, планы на каникулы. Но Ямамото улыбается, заходя, угощает суши, рассказывает, как доволен отец, что у сына есть время помогать ему в ресторане. Дни похожи один на другой, Цуна их не считает: лето едва перевалило за середину, и безделья впереди еще слишком много. Занять себя решительно нечем, разве что торчать в тире, пока плечо не начнет ныть от отдачи. Цуна не любит стрелять, но Реборн настоял на тренировках: перчатки, кольца и коробочки не всегда уместны. Цуне кажется, что он тонет в установившейся вокруг него монотонности, но это не так уж плохо. Когда мир словно весь состоит из серой мутной ваты, в этом есть один несомненный плюс: не о что разбить голову. Монотонность разбивает Гокудера. В один из дней он врывается в дом, размахивая билетами на самолет, и с порога вопит: – Десятый! Собирайся! У меня каникулы, у Ямамото отпуск, а ты, как положено боссу, приглядишь, чтобы твои подчиненные хорошо себя вели! Цуне все равно, отпуск так отпуск. На сборы уходит полчаса. В эти полчаса успевает прийти Ямамото с сумкой через плечо. Улыбается: – Море, пляжи, пальмы, прекрасные туземки и прочие соблазны тропического рая – все для нас! – Ламбо тоже хочет! – орет Ламбо. – Ламбо не дорос до прекрасных туземок, – смеется Ямамото. Цуна мельком радуется, что Хару сегодня не зашла: девушка смотрит на него взглядом покинутого пса, от этого тяжело, ее жалко, но что он может сделать? Любви не прикажешь. – Ты взял мяч? – спрашивает он Ямамото. Просто так, чтобы разбавить внезапную тишину. Ямамото смеется и кивает. Гокудера счастливо улыбается. В машине, когда они трогаются с места и провожающие остаются позади, улыбка сползает с лица Гокудеры. – Я получил сообщение от Девятого, – говорит он. – Девятый просит, чтобы кто-нибудь из нас проверил управляющего на его курорте. Дела там в последние месяцы идут не так хорошо, как надо бы. Туда нужен человек, не засвеченный в Италии. Десятый, прости, что я решил все без тебя. Но это дело плевое, а тебе и правда надо развеяться. – Надо, – соглашается Цуна. До него только дошло, что Кёко должна вернуться уже завтра. Глава 2. Тропический рай Курорт, принадлежащий Девятому – во всех отношениях шикарное местечко. У обычных студентов не хватит денег и на один день в этом полном соблазнов раю. – Мы будем выделяться, – говорит Цуна. – Здесь есть дешевый сектор, – объясняет Гокудера, – поселимся там. Без молодежи на курорте скучно, умные люди это понимают. Девятый выделяет квоту на льготные путевки. Спонсорская помощь малоимущим, заодно налоги снижает, со всех сторон выгодно. – Но разве нам не придется ходить в казино и все такое? – спрашивает Цуна. Он давно усвоил: любые проверки нужно начинать оттуда, где крутятся большие деньги. – Оставь это на меня, Десятый, – тихо говорит Гокудера. – Ты приехал отдыхать. – Да, – соглашается Цуна. Он не хочет расстраивать друзей и честно старается развеселиться. Знойное тропическое солнце пробивается сквозь серую вату, заново раскрашивая мир. Ямамото был прав, здесь море, пальмы, песок и красивые туземки, и все это для них. Они плавают наперегонки, валяются на песке, потягивая апельсиновый сок со льдом, и заигрывают с девушками – просто так, без явных авансов, чисто ради того, как говорит Гокудера, чтобы не выделяться. Цуна знает, что Гокудера еще не приступил к поручению Девятого. Это правильно: они должны примелькаться и приглядеться, прежде чем совать головы в пасть тигру. Даже если тигр окажется игрушечным. Так проходит неделя. Цуне кажется, что он уже оттаял, он снова может смеяться, это много. Скоро он станет совсем прежним. Вечером седьмого дня Гокудера открывает коробочку с облачным жучком. Жучок множится, разлетаясь по намеченным Гокудерой точкам: рестораны, залы казино, контора, квартиры управляющего и начальника службы безопасности… Электронную слежку засекут легко, но Пламя и коробочки – все еще мегасекретная разработка, только для избранных. – Несколько дней, – говорит Гокудера, – и все будет ясно. – Мы должны что-нибудь делать? – спрашивает Цуна. – Отдыхать, – отвечает Гокудера. – Так же, как отдыхали все это время. На следующий день на пляже появляются новые девочки. Девочки здесь трех видов, и Цуна уже научился их различать. Одна категория, самая по-человечески симпатичная, – приехавшие по льготной квоте студентки, молоденькие офисные работницы, продавщицы, няни, в общем, самые обыкновенные девушки, которым выпал счастливый лотерейный билет. Они ловят каждое мгновение отдыха, смеются от души, их можно угостить коктейлем, не опасаясь осложнений, или пригласить поиграть в волейбол. Здесь уж, правда, без осложнений не обойдется: Ямамото и на пляже Ямамото, дай ему в руки мяч, и… Впрочем, выход есть: играют Цуна с девушкой против Гокудеры с девушкой, а Такеши вручаются свисток и полномочия судьи. Главное, чтобы мячик случайно не полетел в его сторону. Вторая категория – любовницы. С женами сюда не едут, хотя Цуне трудно это понять. Если бы он женился на Кёко, разве стал бы он… Цуна встряхивает головой, отгоняя ненужные мысли, и презрительно морщится. Любовницы, почти все, ему противны. Они облизывают своих «папиков», готовые выполнить любой, самый извращенный каприз, а на остальных девушек смотрят, как на отбросы. Наверное, их стоило бы пожалеть, но… Жалеет Цуна третью категорию – тех, кого Гокудера, усмехаясь, называет «честные шлюхи». Перед ними Цуне стыдно. Это часть бизнеса мафии, а значит – часть его ответственности. Той самой ответственности, которую он так не хотел принимать, но сам не заметил, как принял. Так вот, девицы, подошедшие к ним вечером восьмого дня, явно из категории «честных шлюх». Они смеются профессионально поставленным смехом, словно ненароком задевают парней то плечом, то бедром, предлагают выпить вместе. Цуна замечает, как переглядываются Ямамото и Гокудера: Такеши слегка пожимает плечами, Хаято чуть заметно качает головой. – Идите, девочки, – дружелюбно говорит Ямамото, – мы заняты. – Ну-у, – надувает губки подсевшая к нему блондинка. – Иди, детка, – повторяет Такеши. – Со мной только время потеряешь, а у тебя время – деньги. И тут к Цуне подходит девушка, до того державшаяся за спинами подруг. Садится на песок – ее загорелые коленки касаются его, кожа к коже. Улыбается, спрашивает: – Возьмешь меня? Цуне не хватает воздуха. Эта шлюха так похожа на Кёко, издали – спутал бы. Слава богу, у нее другая улыбка, совсем другая, продажная, улыбки Кёко он бы не вынес… – Уйди, – глухо говорит Цуна. Девица, похожая на Кёко, слегка пожимает плечами, встает легким текучим движением и отвечает: – Как хочешь. Причем ясно, что это «хочешь» относится совсем не к «уйди», а… да ко всему. К чему угодно, чего он захочет. – Стой, – говорит Цуна. Девушка оборачивается с радостной готовностью. Захоти он, отчетливо понимает Цуна, прикажи, – прямо здесь раздвинет ноги, перед всеми. Такая у нее работа. – Пожалуйста, – говорит Цуна, снова не узнавая свой голос, – не подходи ко мне больше. Я… я могу убить тебя. Улыбка уходит с лица девушки. Теперь она похожа на Кёко еще больше. – Я поняла, – серьезно говорит она. – Хорошо. – И добавляет: – Спасибо. Цуна закрывает глаза. Вечер испорчен. Вокруг снова сгущается серая вата, но теперь Цуна не готов тонуть в ее вязком покое. – Я пойду в номер, – говорит он. – Мы с тобой, – напряженным голосом отзывается Гокудера. – Не обязательно, – говорит Цуна. – Все со мной будет в порядке. – Дело не только в тебе, – все так же напряженно говорит Гокудера, и Цуна не спорит больше. Он почти бежит, ничего не замечая вокруг. Внезапная злость остро требует выхода. Наверное, два, три, четыре года назад он спросил бы эту похожую на Кёко девочку, что привело ее на такую грязную работу. Выслушал бы. Дал бы денег. Теперь он знает – у каждой из них заготовлено с десяток жалостливых историй, под каждый тип клиента. Знает – сейчас не те времена, когда приходится идти на панель, чтобы выжить. Истина в том, что мафия позволяет заработать больше, чем любая законная работа. Им просто хочется жить красиво. Цуна останавливается в дверях номера и лупит кулаком о косяк – раз, другой. Боль отрезвляет. – Заходи, – Ямамото, мягко приобняв, заводит его в комнату. Гокудера запирает дверь. – Мне страшно, – говорит Цуна. – Я никогда не думал, что захочу убить… вот так. Просто. Не в бою, не врага. – Ты и врагов обычно не хочешь, – Ямамото непривычно серьезен. – Все так плохо, Цуна? – Не знаю. Я думал, уже хорошо. Но она… Почему она так похожа?! – Цуна разворачивается и лупит кулаком в стену – от души, так, как бил бы в перчатке. Боль простреливает руку до плеча. – Как она смеет?! Такеши перехватывает его руку на следующем замахе. В короткое, очень короткое мгновение оказывается перед ним – и прижимает к себе. Крепко. – Тихо, Цуна, успокойся. Не надо ломать стены. – Мне страшно, – глухо, уткнувшись в грудь Ямамото, повторяет Цуна. – Ты справишься, – говорит Такеши. – Ты сильный. Цуна горько смеется. Потом в руке у него оказывается стакан, и он пьет, не понимая, что пьет. По телу бежит горячая волна, в голове шумит; он резко обмякает, но Такеши держит его, и это хорошо. – Не отпускайте меня, – просит Цуна. – Не отпустим, – обещает Такеши. – Я схожу за вещами, – говорит Гокудера. – Нам лучше остаться вместе. Вернувшись, он предлагает заказать ужин в номер и утыкается в ноутбук. Цуна с телефоном валится на кровать, звонит в обслуживание. Ямамото стоит у окна, чуть сбоку, чтобы его не было видно с улицы. Все мы теперь так, думает Цуна, привычка к опасности въедается в тело, и ты сам не замечаешь, как перестаешь высовываться в окна и останавливаться спиной к двери, а в ресторане всегда садишься так, чтобы за спиной была стена. Цуне хочется плакать. Это совсем не та мирная жизнь, о которой он мечтал и за которую готов был погибнуть. Я пьян, думает Цуна, всего лишь пьян. Он поворачивается набок, утыкается лицом в подушку: если пьян и хочется плакать, плачь, может, и правда полегчает. Возглас Гокудеры вырывает из подступившего пьяного забытья: – Чертова девка! Цуна подскакивает. Такеши уже стоит за плечом Хаято, заглядывая в ноутбук. – Так и знал, что дело нечисто, – рычит Гокудера. Шлюха, похожая на Кёко, пересказывает свой разговор с Цуной. Лица мужчины не видно, только обтянутые серой футболкой широкие плечи и коротко стриженный затылок. – Так и сказал? – переспрашивает мужчина. – «Могу убить»? – Да. – Интересно. Ладно, иди. Задание отменяется. За девушкой закрывается дверь, и мужчина говорит сам себе: – Раз ты настроен так серьезно, Дечимо, поищем другие подходы. – Кто это? – спрашивает Цуна. – Начальник службы безопасности, – отвечает Гокудера. – Наш подозреваемый номер два. Цуна кивает. Потом до него вдруг доходит, что «Дечимо» - это он и есть, и «другие подходы» собираются искать к нему. – Что делать?! – Цуна хватается за голову и пытается сообразить, сможет ли незаметно таскать с собой перчатки. Гокудера достает три крохотных таблетки-наушника. Говорит: – Быть на связи, постоянно. По возможности не разделяться. Самая логичная причина нашего появления здесь – отдых, просто отдых. В конце концов, это курорт Девятого. Но если они почуют, что под них роют… – Ты уже нарыл что-то? – спрашивает Ямамото. – Пока ничего конкретного. Только подозрения. – А теперь они замрут, пока мы не уедем. – Не все дела можно притормозить. Десятый, пожалуйста, – Гокудера смотрит встревоженно, – не ходи никуда один. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Приносят ужин. Гокудера смотрит на тарелки, бутылки, длинноногую официантку в крохотном кружевном фартучке и вдруг говорит: – Мы отменяем заказ. Ямамото понимающе кивает. Остаток вечера проходит спокойно. Ужинают в недорогом кафе с самообслуживанием – там уж точно ничего не подсыплют в тарелку. Вернувшись, Гокудера проверяет номер на «жучков», а Ямамото зачем-то заглядывает под кровать и говорит: – Цуна, ляжешь посередине. – Я пинаюсь во сне, – пытается шутить Цуна. – Пинайся, – разрешает Ямамото, стаскивает футболку и идет в душ. Вернувшись, выпускает из коробочки светлячка, говорит: – Сторож. Падает на свой край кровати и засыпает. – Твоя очередь, – кивает на душ Хаято. А Цуна почему-то пытается вспомнить, сколько раз эти двое уходили на задания вместе – вдвоем. Светлячок дождя кружит под потолком, Цуна лежит на спине и провожает его взглядом. Прошел, кажется, час, а может, два. Комната битком набита серой ватой, просто удивительно, как светлячок Такеши пробивает себе путь. Наверное, он такой же, как сам Такеши – просто идет вперед. Просто играет, когда надо играть, сражается, когда надо сражаться, и побеждает, когда нельзя не победить. – Десятый? – шепот Гокудеры не удивляет, откуда-то Цуна знал, что Хаято тоже не спит. – Что? – Ты дрожишь. И правда, замечает Цуна. Обхватывает себя руками, медленно выдыхает сквозь стиснутые зубы. Расслабиться не получается. – Десятый… – Может, мне выпить? Так, чтоб намертво до утра? – Нет. Опасно. Если ночью придут… Не договорив, Хаято наклоняется над Цуной, несколько мгновений вглядывается в его лицо, а потом… Целует. Цуна не сразу понимает, что происходит. Хаято прижимает его плечи к матрасу, не дернуться, но это лишнее, Цуна и сам застыл. Губы Гокудеры горячие и сухие, а поцелуй злой, как сам Гокудера, и Цуне становится вдруг любопытно, чем отвечает на эту вечную злость Ямамото. – Десятый, – Гокудера отрывается от его губ, глядит в глаза, готовый, понимает Цуна, встать и уйти ночевать под дверь, если он, босс, проявит хотя бы тень недовольства. – Это странно, – шепчет Цуна. – Это хороший способ расслабиться, – Цуне кажется, что Гокудера улыбается улыбкой Ямамото. – Мне помогает. Расслабься, Десятый. – Я постараюсь, – серьезно отвечает Цуна. Теперь поцелуй нежен. Так, наверное, могла бы… Цуна моргает, прогоняя из мыслей это предательское «могла бы». Пряди волос Хаято щекочут лицо. – Спи, Десятый. Цуна поворачивается набок, рука Хаято ложится на его плечо. Теплая. В затылок сонно дышит Такеши. И Цуна наконец-то засыпает. Глава 3. Блэкджек и шлюхи Когда Цуна просыпается, солнце за окном стоит высоко, заливая комнату полуденным жарким светом, а Ямамото с Гокудерой сидят, уставившись в ноутбук, и шепотом о чем-то спорят. «Их же оружием», – слышит Цуна, а потом: «Давно ничем по башке не прилетало, придурок?» Цуна зевает и спрашивает: – Что вы хотите делать? – Я – сидеть тихо и собирать информацию, – отрезает Гокудера. – Ураган, – подначивает Такеши. – Ядро атаки. – Мы приехали отдыхать, – рассерженным котом шипит Хаято. – Мы должны валяться на пляже и пить коктейли, а наш интерес к шлюхам не должен – слышишь меня хорошо, Такеши? – не-дол-жен носить познавательного характера. Только развлекательный. – Переведи, – фыркает Ямамото. – Перевожу, – зло скалится Гокудера. – Если ты снимешь шлюху, ты должен будешь ее трахать, а не расспрашивать о том, что здесь творится. Обо всех твоих расспросах она тут же доложит кому не надо, ты вчера не понял? – Вчера у нее было какое-то задание, – возражает Ямамото. – Сегодня его отменили. – Это не значит, что она не захочет заработать на твоей болтовне. Все, вопрос закрыт. То, что ты хочешь – безумие. Смысл спора доходит по Цуны вместе с возвращением вчерашнего «поищем другие подходы». Значит, Ямамото предлагает контратаку… – Оставим инициативу им, – говорит Цуна. – Ведь проверка еще не закончена, их следующий ход может дать нам факты или подсказать что-то важное. Просто будем внимательны. – Внимательно валяться на пляже, – смеется Такеши, – внимательно пить коктейли… – И особенно внимательно снимать шлюх, – бурчит Гокудера. Но сегодня к ним не проявляют интереса. День проходит, как обычно, даже тише обычного, – ровно до того момента, когда они заходят в облюбованное вчера кафе, то самое, недорогое с самообслуживанием, от которого трудно ждать подвоха. Сегодня в кафе устроили лотерею. – Не выбрасывайте чеки, – орет в микрофон моложавый ведущий в пестрой рубашке. – На каждый чек вы получите приз! – А на самые счастливые чеки – су-уперпри-из, – завывает помогающая ведущему грудастая модель. Ничего, по большому счету, необычного, банальное привлечение клиентов, такое окупается. Но почему именно сегодня? Совпадение? Цуна внимательно смотрит на ведущего, ловит мельчайшие знаки, но не видит ничего подозрительного. В меру уставший человек, честно делающий свою работу. Улыбается во все тридцать два зуба, вручая очередной девушке яркую игрушку или бутылку сока, целует ручки пожилым матронам, обменивается поклонами или рукопожатиями с мужчинами, безошибочно определяя, с кем каких правил придерживаться. Призы в основном недорогие – смешные игрушки, бутылки с пивом или прохладительным, красивые морские раковины из тех, что продают в сувенирных лавчонках. Но иногда грудастая модель объявляет суперприз, и зал взрывается воплями, сверля счастливчика завистливыми взглядами. Счастливчик получает купон на романтический ужин в ресторане, или билет на морскую прогулку, или стопку фишек казино. – Надо поднять бухгалтерию, – шепчет Гокудера. – Регулярно они такое проводят, или только ради нас решились потратиться? Ответ становится очевиден через несколько минут. Когда Гокудера, сверив номер их чека с очередным выкрикнутым, сует чек Ямамото и шипит: – Ты хотел в бой? Вперед. В Такеши узнают японца, безупречно раскланиваются, спрашивают, нравятся ли ему местные девушки («Да, они красивые и веселые», – улыбается Ямамото), и вручают очередной суперприз. Три десятка золотых фишек «самого счастливого казино на нашем райском острове». – Приходите с друзьями, – улыбается ведущий, – испытайте свою удачу, звезды подсказывают мне, что к вам она будет благосклонна. – Он ждал нас, – тихо говорит Цуна. – Он узнал Ямамото. Гокудера молча кивает. Они допивают коктейли и уходят, а позади лотерея идет своим чередом. Ведущему подносят коробки с призами, грудастая красотка улыбается всем без разбору. Заподозрить подвох практически невозможно. Если ты не наследник Вонголы с ее семейной интуицией и не Гокудера с давно и прочно въевшейся в мозг паранойей, помноженной на безупречную логику. В номере можно говорить спокойно. – Подкуп или ловушка? – Ямамото подкидывает на ладони пригоршню фишек. Фишки – сыр в мышеловке – колотятся друг о друга с глухим, но обещающим звон монет стуком. – Мы пойдем? Он улыбается задумчивой, слегка рассеянной улыбкой, такая бывает у него перед серьезной игрой – или перед боем. Он настроен идти, понимает Цуна. Игрок не может пропустить матч, мастер меча не может не ответить на вызов. – Наверняка ловушка, – говорит Гокудера. – Но ловушка, настроенная всего лишь проверить, есть ли у нас подозрения. Если не пойдем, ответ будет не в нашу пользу. Ни один нормальный отдыхающий не откажется от такого подарка. Даже мафиозо, – Гокудера зло улыбается, – если только не ждет от подарка ловушки. – Мы идем, – решает Цуна. – Тогда, – говорит Гокудера, – надо ждать, что без нас обыщут наши комнаты. – Да, такой шанс упускать глупо, – смеется Ямамото. Выкладывает на стол пистолет и две своих коробочки. – Катану я оставлю. Раз уж нас узнали, все равно не поверят, что я без меча приехал. Гокудера оставляет пистолет под подушкой, а динамит берет с собой: его динамит не берут ни сканеры, ни собаки, проверено. К коробочкам Ямамото он прибавляет свою и облачную, рядом кладет ноутбук. – Это все. У Цуны нет коробочки Неба: может, это и глупо, но все эти годы он ждет, когда появится Натс. Ему не нужен кто-то другой. Зато у него есть коробочка Тумана, позволяющая спрятать что угодно от чужих глаз. Одно движение – и стол девственно чист. Вот только, думает Цуна, если у врага есть иллюзионист, нам точно крышка. Но вслух он этого не говорит: зачем, выбора все равно нет. Разве что плюнуть на казино и спалиться сразу. Нам нужно всего лишь выиграть время, напоминает себе Цуна. – Костюмы, – напоминает Гокудера. Такеши морщится: он не любит официальную одежду. Цуна достает специальный костюм и сует в карман перчатки. Казино «Золотой шанс» слишком помпезно, на скромный вкус Цуны. С первых шагов ему здесь не нравится. Не нравятся багряные с золотом драпировки, цепкие взгляды охраны, слишком скользкий паркет, слишком приторные улыбки обслуги. Цуна скользит рассеянным взглядом по посетителям, пересчитывая переодетых работников казино: службу безопасности, шлюх, подсадных уток. Он не специалист в игорном бизнесе, но все же уверен: их слишком много. Он начинает чувствовать себя кроликом в клетке со львами. Гокудера касается локтя. – Спокойно, – считывает еле заметное шевеление губ Цуна. – Этого надо было ждать. Все в норме. Цуна отказывается от шампанского, Гокудера тоже. Ямамото, улыбаясь, берет бокал. Гокудера держится за плечом Цуны, изображая не столько грозную правую руку, сколько бдительного, но туповатого телохранителя. Они ждут, что их попытаются разделить, но все же пропускают момент. Миловидная, довольно скромно одетая блондинка берет Ямамото под руку, улыбается слегка смущенно: – Я видела вас на пляже. Столько раз хотела покидать мячик с вами в паре, но вы почему-то никогда не играете, только ваши друзья. Может быть, завтра поиграем вместе? – С удовольствием, – Ямамото улыбается девушке, та протягивает ему еще бокал шампанского. За шампанским приходится отступить на несколько шагов, и блондинка тянет Ямамото за собой. – Давайте выпьем на брудершафт? Нам ведь надо познакомиться, правда? Цуна смотрит на Гокудеру: тот спокоен и откровенно бдителен. – Мы рады приветствовать вас в «Золотом шансе», – обращается к Цуне благообразный синьор. Управляющий казино? Или шишка помельче? Делает плавный жест, указывая куда-то за драпировки: – Блэкджек? Как раз сейчас должна составиться партия. – Нет, – отзеркаливает профессиональную улыбку Цуна. – Знаете, я придерживаюсь принципа «не умеешь – не лезь». Где у вас игральные автоматы? – О, вон там зал, – синьор сверкает улыбкой и испаряется. – Вы любите волейбол? – спрашивает свою блондинку Ямамото. Их уже почти не видно за спинами, но связь работает отлично. – Очень, – горячо уверяет блондинка. – И спортсменов, – бурчит Гокудера. – И спортсменов, – будто с его подсказки, продолжает блондинка. – В них есть тот дух азарта, которого лишены другие мужчины. – По-моему, – смеется Ямамото, – духа азарта здесь даже слишком, а вот спортсменов… – Ой, это же совсем не то, – шаг за шагом блондинка уводит свою добычу, Ямамото не сопротивляется, и Цуна думает: как хорошо, что Гокудера позаботился о связи. – Понимаете, Такеши, здесь от вас мало что зависит, здесь игра со слепым случаем, с судьбой. Это заводит, но разве это спорт? Они подготовились, думает Цуна, разговоры о спорте – как раз тот крючок, на который легко поймать Ямамото. – По-моему, – говорит Гокудера, – его ведут к рулетке. Концентрат слепого случая. – Если хотите испытать судьбу, – возникает рядом еще одна блондинка, – попробуйте игральные автоматы. Вам наверняка повезет. В игральных автоматах мало от судьбы и уж вовсе нет слепого случая. В них встроена жесткая программа с фиксированным процентом выигрышей: прибыль должна получать мафия, а не пришедшие испытать судьбу простачки. И везет в них тем, кому нужно. Цуна скармливает жетоны ненасытной пасти автомата, думая лишь об одном: когда все это закончится. Ему было бы скучно, если бы не было так тревожно. Оглушительный звон застает его врасплох. – Вы выиграли! – блондинка хлопает в ладоши, изображая восторженную девочку. – Судьба к вам благосклонна, – кланяется возникший рядом господин. – Выигрыш наличными или жетонами? Цуна требует наличные: ему опротивело здесь торчать, пора сворачивать знакомство. Рядом возникает официант, на подносе тесными рядами – шампанское, коктейли, мартини. Цуна берет бокал, не глядя. Чокается с блондинкой. Он видит совсем не праздное ожидание в ее глазах и понимает, что легко их не отпустят. Поезд уже идет под откос, не остановить, не спрыгнуть, остается только вцепиться покрепче в поручни и постараться не свернуть себе шею. Коктейль мятным холодом обжигает нёбо. «Стингер». Символично, думает Цуна, хотя объяснить эту мысль он вряд ли сможет. «Отдыхать», – слышен в наушнике веселый и уже пьяный голос Ямамото. – «Детка, а зачем еще нужны такие места? Расслабиться…» – Я тебе нравлюсь? – шепчет на ухо блондинка. От нее пахнет клубникой и карамелью. – Нет, – честно отвечает Цуна, он уже слишком пьян для дипломатии. – Мне нравится Кёко. – Тогда почему ты не взял ее с собой? – блондинка, кажется, готова обвиться вокруг него змеей. – Такой красивый парень не должен быть один. – Она не захотела, – Цуна берет еще бокал, снова – не разбирая, что в нем. Пьет, не чувствуя вкуса. Повторяет: – Не захотела… «Быть со мной» застряло где-то в груди, возле сердца, и не хочет идти на язык. И не надо, последним разумным усилием решает Цуна, этого не нужно говорить, «не захотела со мной сюда» – достаточно… – Отдых в чисто мужской компании имеет свою прелесть, – говорит за спиной Гокудера. – В частности, никто на тебя не обидится за интерес к другой девушке. Гокудера выговаривает слова медленно и внятно. Он тоже пьян, понимает Цуна. Нас всех тут опоили, а мы – мы попались, как детишки. – Верно, – смеется блондинка. – А тебе я нравлюсь? – Предпочитаю черненьких, – отвечает Гокудера. – Тогда я позову подружку, – щедро предлагает блондинка. – Ямамото не потеряйте, – спохватывается Цуна. Потом его ведет окончательно. Глава 4. Звезды и брызги Цуна приходит в себя в бассейне. Он сидит в воде, разутый, но одетый, и, запрокинув голову на бортик, смотрит на звезды. Звезды яркие и крупные, кажется, протяни руку – достанешь. Он мог бы подарить Кёко ожерелье из этих звезд, но Кёко любит другого. – Я пьян, – говорит Цуна. Рядом смеется девушка. Цуна смутно помнит ее пахнущие клубникой и карамелью губы. Она ему не нравится. Он ей тоже, у нее просто такая работа. – Уходи, – говорит Цуна, – ты мне не нужна. Девушка смеется и болтает босой ножкой в воде. В брызгах отражаются звезды. – Уходи, – орет от противоположного бортика Гокудера. – Тебе сказали проваливать, что непонятного? – Эй, эй, – Ямамото, как всегда, в роли миротворца. – Мафиози должны быть вежливыми с дамами. – Не со шлюхами, – отрезает Гокудера. – Не с наглыми навязчивыми шлюхами, которые не понимают простого слова «уходи». – Я всего лишь принесла вам выпить, – слегка обиженно говорит девушка. Цуна слышит: ее обида притворна. – Уходи, – повторяет он. – Больше ничего не надо. И никого. Она уходит, и бассейн остается им троим. Бассейн, поднос с коктейлями, теплая вода, много звезд и шум в голове. – Десятый, ты не разделся, – говорит Гокудера. – Ничего, – отвечает Цуна, – мне и так хорошо. – Не пей больше, тебе хватит. Черт, нам всем хватит, – Ямамото смеется, запутавшись в штанинах собственных брюк и, поскользнувшись, спиной вперед падает в бассейн. – Придурок, – орет Гокудера, – здесь же мелко, убьешься! – Не убился же, – Ямамото поднимается на ноги, стаскивает брюки и швыряет их на бортик. – Не сердись, – он вылезает, ухватившись за протянутую Гокудерой руку, обхватывает его… – Ты мокрый! – орет Гокудера. …И целует. Кажется, думает Цуна, это и правда хорошее средство. Гокудера замирает, не замечая, как промокает его рубашка. Запрокидывает голову, отвечая на поцелуй. Долго. У Цуны закружилась бы голова, наверное, хотя она и так кружится, и звезды пляшут в глазах. Лучше смотреть на ребят, а не на звезды, решает Цуна. Он смотрит, хотя это странно и, наверное, неправильно. Они целуются, а Цуна смотрит, и в его голове сейчас нет мыслей о Кёко. Хотя бы потому, что Кёко слишком чиста для этого места, насквозь пропитанного запахом грязных денег и грязных развлечений. Им можно, они мужчины и мафиози, а Кёко пусть остается в Намимори. – Чертов придурок, – бурчит Гокудера, – раздевайся уже, ты весь мокрый. Ямамото смеется и спрыгивает в бассейн – прямо так, с Гокудерой в охапке. – Ты тоже, – говорит он и затыкает рот Хаято очередным поцелуем. Цуна смотрит, как Хаято стаскивает с Такеши футболку, как Такеши смеется, дергает Хаято за упавшую на лицо прядь волос и снова целует. Черно-белое, бессвязно думает Цуна. Черно-белое, смугло-бледное, ало-голубое. Теперь он знает, как Ямамото гасит вечную злость Гокудеры. Теперь он понимает, почему эти двое вместе. Он смотрит, как они возятся в воде, стаскивая друг с друга последнюю одежду, толкаясь и брызгаясь, хохоча, а потом руки Ямамото скользят по бледной коже Гокудеры, и тот замирает, прогнувшись, а дыхание его становится чаще и громче. А потом Ямамото сажает его на бортик… И Цуна снова смотрит на звезды, а потом просто закрывает глаза. Потому что это нечестно, что он сейчас здесь, ребятам будет неловко, что он видел их в такой момент. Надо было бы уйти, но он, во-первых, слишком пьян, а во-вторых, они ведь договорились не разделяться. Так что он просто не станет смотреть. – Придурок, чего ты тянешь, – лихорадочно шепчет Гокудера, – давай уже… Шепот летит над водой, отражается от звезд, шепот, быстрое дыхание, короткие стоны. Это хорошо, что ребятам хорошо, думает Цуна, а мне просто не надо было столько пить, хотя я ведь не мог отказаться, мы же тут отдыхаем, просто отдыхаем… Под закрытыми веками пляшут звезды, Цуна опускает голову в воду и держит под водой, покуда хватает дыхания. Потом он пытается отдышаться, откидывает мокрые волосы с глаз, встает – с пиджака ручьями льется вода. Он стаскивает пиджак, мокрая ткань сопротивляется, с рукавами вовсе приходится выдержать настоящий бой, – бросает его на бортик и вытирает мокрое лицо подолом мокрой рубашки. – Хорошо-о, – стонет Ямамото. – Протрезвел? – слегка насмешливо спрашивает Гокудера. – Вылезай. Если уснешь в воде, утонешь. Ямамото вылезает на бортик – смуглое тело кажется почти черным в тусклом лунном свете, – потягивается, оборачивается и говорит: – Цуна! Я смешон, думает Цуна. Он стоит в бассейне, по колено в воде, мокрые брюки липнут к ногам, спасибо, хоть туфли умудрился снять, а пальцы как вцепились в рубашку, так почему-то не хотят отпускать. – Десятый… – Гокудера шлепает к Цуне, разбрызгивая воду, подходит так близко, что Цуна отчетливо видит паутинку бледных шрамов на бледной коже – память о первой встрече с Гаммой. – Десятый… – Гокудера смотрит на него отчаянно и беспомощно. – Все нормально, – говорит Цуна. – Простите, что я… – Ничего не нормально, – орет вдруг Гокудера. – Десятый, пожалуйста! Засмейся, пошли меня к дьяволу, убей нахрен, но только стань прежним! Не помирай из-за глупой бабы! Оживи! Падает на колени – в брызгах отражаются звезды, – трясущимися пальцами расстегивает на Цуне брюки, стаскивает вниз вместе с трусами. Шепчет хрипло: – Можешь прибить меня за это, только оживи, пожалуйста. И берет в рот. Цуна опирается о бортик. Он закричал бы, но не хватает воздуха, руки дрожат, колени вдруг ослабли, он упал бы, но Гокудера держит. Руки Гокудеры обхватывают его, Цуны, бедра, ладони лежат на его, Цуны, заднице, а губы – горячие, вспоминает вдруг Цуна, горячие, сухие и злые губы, – обхватывают его, Цуны, член. Скользят вверх и вниз, щекоча нежную кожу, щекотка оборачивается жаром, ударяет в пах, бежит по телу, бьется алыми звездами в глазах. Цуна смотрит, как Гокудера сосет ему, смотрит на мокрую белую макушку, напряженные плечи, капли воды на бледной коже… Разрядка накатывает и отпускает. Цуна дрожит и всхлипывает, опираясь ладонями о плечи Гокудеры, а тот остается неподвижен, на коленях с опущенной головой, будто ждет удара. – Гокудера, – шепчет Цуна. – Хаято… Он спросил бы, что это было, зачем, почему… но не знает, как. Гокудера вскидывает голову. Отчаяние из глаз никуда не делось. – Еще не все, Десятый, – он подсаживает Цуну на бортик и укладывает на спину, подстелив свой – сухой – пиджак. Он гладит член Цуны, это приятно, в голове плывет, звезды раскачиваются и свиваются змеями, и Цуна закрывает глаза. Он не удивляется, что у него встает. Удивляет другое: ощущение, что ладонь Хаято сменяется… чем-то другим. Тесным и горячим. Цуна открывает глаза: Гокудера медленно, вроде бы даже не дыша, садится на его, Цуны, член. Приподнимается, опускается, слегка меняя угол. Раскачивается. Его лицо серьезно и отрешенно, он смотрит на Цуну, но кажется отстраненным. Как в бою, думает вдруг Цуна. Мысль, что вот так могло бы быть с Кёко, кажется вдруг преступной – совсем не из-за Кёко. Не смей закрывать глаз, приказывает себе Цуна. Смотри. Не смей представлять сейчас на его месте никого другого. Потом мысли исчезают. Остаются движения Гокудеры, сначала плавные, а после – все более резкие. Остаются волны сухого жара, бегущие по телу, выжигающие ставшую привычной глухую боль. Цуна плачет. – Десятый? – Гокудера замирает. – Мне хорошо, – отвечает Цуна. – Мне никогда… – Гокудера вновь начинает двигаться, и Цуна понимает, что подается навстречу его движениям,– никогда еще не было… так хорошо… Гокудера улыбается, когда Цуна кончает. Поднимается медленно-медленно, выпуская из себя обмякший член. Сидит рядом, молча глядя Цуне в лицо. Цуна дышит глубоко и жадно, ночной воздух пахнет близким морем. Цуне хорошо, но странно. Как будто что-то лишнее и чего-то не хватает. Вот так, одновременно. Он понимает, в чем дело, когда к ним подходит Ямамото. Это и правда странно, только в пьяную голову и взбредет, но Цуна точно знает, как надо. – Еще не все, – говорит он. – Что ты хочешь? – спрашивает Гокудера. – Я хочу… – Цуна не знает, как объяснить. Как выразить словами то чувство, что несет его уверенно и неотвратимо, как океанская волна. – Так же. В смысле, наоборот. То есть… – Слова путаются, Цуна запрокидывает голову, смотрит на Ямамото и говорит грубо и прямо: – Можешь трахнуть меня? Сможешь? – Цуна? – сказать, что Такеши удивлен – не сказать ничего. – Пожалуйста. Я не могу сейчас объяснить, просто… извини, что я тебя прошу, ты сможешь? Ямамото садится рядом, касается Цуны, ведет рукой по его плечу, руке, сжимает ладонь. – Я-то смогу. Но ты… зачем тебе? – Десятый, что не так? – Гокудера страдальчески морщится. – Все так, – дрожа, отвечает Цуна. – Все хорошо, Хаято, честно. Я просто чувствую… не знаю, не могу объяснить, бред какой-то, я чувствую, что мне это сейчас нужно. В глазах друзей – непонимание, и Цуна честно пытается объяснить, облечь в слова то смутное чувство, которое вдруг захватило его, несет и не отпускает. – Была вата. Ты сжег, стал пепел. Легче, но еще не все. Надо смыть. Нужен дождь. – Ты пьян, – качает головой Ямамото. – Пожалуйста, – шепчет Цуна. Он дрожит все сильнее, ему страшно, и от него сейчас ничего не зависит. – Пожалуйста… – Это будет больно, – сдавленным голосом предупреждает Гокудера. – Я понимаю. – Хорошо, – решается Ямамото. – Только, пожалуйста, расслабься. Цуна закрывает глаза и глубоко дышит, стараясь расслабиться как можно лучше. Прикосновения Ямамото – там, внизу, – пугают его, поэтому он сосредотачивается на Гокудере: Хаято гладит его пальцы, целует, скользит быстрыми поцелуями вверх по руке, задерживается на шее… В это мгновение Ямамото входит. Это и правда больно, очень больно, Цуна дергается, прикусывает губу и крепко, изо всех сил зажмуривает глаза. Он боится, что если не получится удержать крик, Ямамото испугается, а уговорить его попробовать снова у Цуны не хватит решимости. – Десятый, – Хаято дышит в ухо, гладит по волосам, по плечам, – расслабься, терпи, будет легче. Цуна изо всех сил стискивает его ладонь, а второй рукой притягивает к себе – за шею – и неловко тычется губами, не понимая, куда. Хаято сам находит его губы и целует, долго, так легче, намного легче терпеть, это и правда помогает расслабиться, боль становится глуше и словно дальше, словно отдельно от него, Цуны. В конце концов, его телу и не такое случалось выдерживать. Цуна открывает глаза и смотрит в лицо Гокудеры: тот встревожен, и Цуна хочет сказать, что все нормально, все хорошо, но вместо этого притягивает его ближе и снова целует. Так – на самом деле хорошо. Над головой Хаято звезды раскачиваются все сильнее, а потом расплываются, и Цуне кажется, что по гладкой воде бассейна шуршит дождь. – Не плачь, Десятый, – шепчет Гокудера. Дождь все громче и громче, уже не шуршит, а звенит, и скоро в мире не остается ничего, кроме этого торжествующего, смывающего и очищающего дождя… Глава 5. Подкуп или шантаж? Цуна просыпается в кровати в своем номере. Рядом сопит Ямамото. Гокудера прислонился к стене возле двери, у него красные глаза и мокрые волосы, похоже, он и не ложился. Почему сторожит он, думает Цуна, а не светлячок Такеши? Ответ обрушивается лавиной, волной, сносящим разум цунами: все о вчерашнем вечере, начиная с оставленных под иллюзией коробочек и ноутбука и заканчивая… заканчивая… Цуна хватается за голову. От его вопля Ямамото подпрыгивает, выхватывает меч и ошалело вертит головой. – Ребята! Что я наделал! Ребята, простите! Я не должен был! – Десятый!!! – Гокудера подскакивает, пытается обнять Цуну, оступается и падает, придавливая к кровати обоих, и Цуну, и Такеши. Приподнимается, неловко придавливая рукой прядь волос Цуны, и повторяет счастливо, восторженно и, кажется, даже немного безумно: – Десятый!.. – Что? – почему-то шепотом спрашивает Ямамото. – Он вернулся! – орет Гокудера. – Ямамото, ну погляди же, проснись, он вернулся! – Кто? – Цуна уже совсем ничего не понимает. – Да ты же! Десятый… – Гокудера садится, неловко поджав ногу, смотрит на Цуну жадно и восторженно и говорит неожиданно серьезно: – Ты понимаешь, что тебя с нами не было? Весь последний месяц вместо тебя рядом с нами был мертвец. Спокойный, иногда даже улыбающийся труп. Черт, да от этого можно было спятить! Цуна не знает, что ответить. Наверное, Гокудера прав. Цуна уже забыл то ощущение легкости и нового утра, с которым он сегодня открыл глаза. – Ребята… – А кричал по какому поводу? – спрашивает вдруг Ямамото. – Цуна? Цуне хочется провалиться сквозь землю. – Я не должен был, – растерянно, мучительно говорит он. – Влезать. Мешать вам. Я вообще должен был уйти вчера. А я… Он вспоминает странное чувство, как будто его подхватило и несет – «так надо». Похоже, так и правда было надо. Ему, Цуне. Но все равно он не должен был, не имел права… – Простите, – шепчет он. – Цуна, – говорит Ямамото, – слушай. Замолчи. Перестань. Я за тебя боялся, но если тебе хорошо, то все хорошо. Ты один, только ты один никогда не станешь между нами и никогда не будешь лишним. – Ты наше Небо, Десятый, – непривычно тихо объясняет Гокудера. Ямамото зевает, снимая внезапное смущенное напряжение. – Не знаю, как вы, но я завтракать отказываюсь. Что за дрянь мы вчера пили? – Сунь башку под кран, помогает, – советует Гокудера. – Десятый, мне нужен мой ноутбук. Цуна охает, шлепает себя по лбу и достает коробочку Тумана. Вещи на месте, в том же виде, в каком их оставили. – Отлично, – подводит итог Гокудера. – Нас напоили, расспросили, организовали крупный выигрыш и веселую ночь. Мы живы, вещи целы. Похоже, мы проверку прошли. Теперь поглядим, как дела с нашей проверкой. Следующий час Цуна и Ямамото сидят тихо, стараясь не мешать Гокудере. Ямамото тянет мелкими глотками холодную воду. Цуна удивленно думает, что ему почему-то хорошо, очень хорошо. Как будто вместе с душевной болью выжжены и смыты и все следы той отравы, которую пришлось вчера глотать. Еще он думает, что надо позвонить домой. Узнать, как там дела, передать всем приветы и сказать, что с ним все хорошо, на самом деле хорошо, а не так, как было. – Есть! – Гокудера торжествующе вскидывает кулак. – Всё, Десятый, дело сделано. Сейчас отправлю данные Девятому. – Что там? – спрашивает Цуна. – Банальное мошенничество, – презрительно хмыкает Гокудера. – Снизить цену акций, скупить по дешевке, сколько получится, у мелких держателей, а потом наладить все снова и грести прибыли лопатой. – Я думал, акции у Девятого, – удивляется Цуна. – Десятый! – восклицает Гокудера. – Ты правда спишь на лекциях? Ты же босс, ты должен это все знать! – Объясни, – просит Цуна. Следующие полчаса они с Ямамото слушают рассуждения об антимонопольных законах и способах их обойти. Гокудера впадает в азарт, размахивает руками, в его изложении та экономическая муть, от которой в университете Цуна и правда клюет носом, получается интересной и даже захватывающей. Потом приходит ответ от Девятого: «Оставайтесь на месте, ждите распоряжений». Гокудера захлопывает ноут и предлагает пойти пообедать. Ветер пахнет морем, пальмы умыты ночным дождем, встречные девушки улыбаются. Мир, оказывается, очень яркий. – Хорошо, – говорит Цуна. Поев, Гокудера заявляет, что к черту пляж, он хочет спать. Ямамото поддерживает. Цуна, смеясь, объявляет, что готов караулить их сон, но только в паре со светлячком Такеши, потому что сам он раздолбаем был, раздолбаем и остался, и вообще собирается звонить домой, и все, что будет происходить ближе Намимори, рискует прошляпить. Дома все хорошо, ближе Намимори тоже спокойно, ребята просыпаются в отличном настроении, и Ямамото предлагает пойти на пляж: «Подумаешь, поздно. Ночь на море, это…» Что «это», он не договаривает: Гокудера открывает ноутбук и выходит в свою следилку, и вдруг, грязно выругавшись, притягивает их обоих к себе и шипит: – Слушайте! На экране знакомый Цуне коротко стриженный затылок начальника службы безопасности. Лица того, с кем он говорит, не видно, зато голос слышен отчетливо: резкий, торопливый, мешающий правильный итальянский с сицилийским, так что Цуна понимает с трудом. – Завтра их не должно здесь быть. Слава Иисусу, они действительно всего лишь отдыхают, такое вот неудачное совпадение, но они вовсе не безобидные лопухи, какими кажутся на первый взгляд. Даже этот их смехотворный Дечимо. Они могут опознать наших партнеров, это сорвет все дело. – Я уберу их, – спокойно отвечает безопасник. Цуне не нравится это спокойствие: за ним слишком явно видна привычка убивать. Гокудера щелкает зажигалкой, кладет пистолет на стол рядом с собой и отправляет Девятому еще одно сообщение. Ямамото вешает на плечо катану и снова выпускает светлячка. Цуна сует руки в карманы, не находит перчаток и растерянно оглядывается. Костюм валяется в углу номера. Он так и высох измятым, от него несет спиртным и приторными духами. – Мерзость, – Цуна достает из карманов перчатки и отбрасывает костюм обратно в угол. Он спокоен, и ему почему-то совсем не страшно. Вопреки ожиданиям, к ним приходят не убийцы, а начальник службы безопасности собственной персоной. В строгом костюме, с плоским чемоданчиком в руке – не то преуспевающий бизнесмен, не то мафиозо на работе. Как, собственно, и есть. – Чему обязаны? – с холодноватой вежливостью спрашивает Гокудера. – О, ничего особенного, – улыбается их сегодняшний враг. – Пришел спросить, довольны ли вы вчерашним вечером. И ночью. Пауза перед последними словами слишком многозначительна, чтобы быть случайной. – Да, спасибо, – Цуна улыбается невинной улыбкой счастливого мальчишки. Кажется, он подхватил у ребят их азарт ожидания боя. – Кстати, вы не представились. – Разве? – удивляется безопасник. – Прошу прощения. Я Джон Смит, менеджер этого отеля. – И? – Гокудера щелкает зажигалкой. – Завтра утром, – говорит «Джон Смит», – наш теплоход отходит в недельный круиз по архипелагу. Я принес вам пригласительные. «Грубая работа», – написано на лице у Гокудеры. – Спасибо, но не надо, – все так же невинно отказывается Цуна. – Неловко признаваться, но… У меня, знаете, морская болезнь. Укачивает. – Ну что вы, на таких лайнерах, как наш, не бывает морской болезни… «Смит» расписывает прелести круизного лайнера и предстоящей поездки, Гокудера курит, Ямамото улыбается. Цуна не перебивает. И только, когда «Смит» уже готов вручить им билеты и торжественно пожать руки, исключительно вежливо говорит: – Спасибо за предложение, но мы никуда не поедем. Нам нравится здесь. Здесь, знаете, весело. – Веселей с каждым днем, – кивает Гокудера. Цуна видит мгновенно подавленную злость на лице врага и чуть заметное напряжение плеч. Но вместо драки «Смит» улыбается во все тридцать два зуба, делает шаг к столу и открывает свой чемоданчик. Внутри оказывается ноутбук. – Мальчики, – с приводящей в бешенство доброжелательной фамильярностью говорит чертов безопасник, – в вашем возрасте лучше слушать старших. Это помогает избегать больших неприятностей. – Например? – спрашивает Цуна. – Например, таких, – и «Смит» выводит на экран запись. Ночь, бассейн, они трое и блондинка. Блондинка болтает в воде босой ногой, потом встает и уходит. – Любопытно, – говорит «Смит», – какие развлечения теперь в ходу у молодого поколения Вонголы. Поглядите только. Ракурс подобран так удачно, что ясно: камер было не меньше десятка. Цуна смотрит на то, на что ночью постеснялся смотреть: как Гокудера выгибается и стонет, когда Ямамото входит в него, как кусает губы, подмахивает и что-то шепчет – звук выключен, но Цуна не сомневается, что у «Смита» записано все, до самого тихого стона. – Во времена моей молодости, – сокрушенно замечает «Смит», – такие горячие мальчики были при боссах разве что подстилками, а тут поди ж ты, правая рука. Хотя, при таком-то боссе… Кино продолжается. Теперь Цуна смотрит на себя – как Гокудера отсасывает ему, стоя на коленях в воде, среди отражений звезд, как отшвыривает в сторону его мокрые, перекрученные брюки и насаживается на его член, а потом – как он, Цуна, исступленно целуется с Гокудерой, пока Ямамото плавно раскачивается, трахая его – теперь Цуна видит, насколько осторожно. – Во времена моей молодости, – говорит чертов безопасник, – такое поведение было причиной для ликвидации. Вряд ли Девятый Вонгола обрадуется, что его наследник… Он делает сокрушенную паузу, и Гокудера зло усмехается: – Значит, мы добрались до дела, и это дело – шантаж. Очень интересно. И что же вы хотите за уничтожение всех копий этой записи? – Сущий пустяк, – уверяет «Смит». – Ничего, что уронило бы вашу репутацию или нанесло любой другой ущерб. Всего лишь то, с чего началась наша сегодняшняя беседа. Провести следующую неделю в увлекательном морском круизе. – И не мешать вам продавать Вонголу в розницу, – кивает Гокудера. – Чьих именно лиц мы не должны увидеть? «Смит» меняется в лице. Цуна зажигает кольцо и окружает всех троих щитом Пламени – прием, подсмотренный когда-то у Сквало. – Подкуп, незаметный допрос, организация материала для шантажа, – перечисляет Гокудера. – Обычная процедура для подозрительных клиентов. Вопрос, почему вы применили ее к Вонголе? Ответа не надо. Девятый уже знает ответ. – Что должно было случиться с вашим лайнером? – спрашивает Цуна. – Крушение, взрыв котлов, Бермудский треугольник, зеленые человечки? «Смит» не сдается. – Посмотрим, что случится с вами, когда Девятый полюбуется на эту запись. – На какую запись? – открывается дверь, и в номер входит Девятый. Собственной персоной. В легкомысленной курортной рубашке – пальмы и попугаи, в соломенной шляпе и с неизменной тросточкой. Пенсионер на отдыхе, да и только. Оборачивается: – Он здесь, работайте. И легко проходит за щит Цуны. «Смит» выхватывает пистолет. Несколько пуль с глухим стуком ударяются о меч Ямамото, а потом неприметные люди в серых костюмах скручивают начальника службы безопасности – бывшего, очевидно, начальника, – и выволакивают прочь. – Ну что ж, – Девятый оглядывает номер и садится на смятую кровать. – У нас есть время поговорить. Вам есть что рассказать мне, верно? Глава 6. Закон Вонголы – Вам есть что рассказать мне, верно? – спрашивает Девятый. Его улыбка мягка, но Цуна знает: старик умеет быть жестким. Цуну тревожат слова «Смита» о том, что подумает Девятый, увидев запись, и о ликвидации. – Итак? – Нас пытались шантажировать, – неловко пожимает плечами Цуна. – Вы дали повод для шантажа? Какой? Цуна краснеет. Гокудера кладет на стол зажигалку, разворачивает ноутбук «Смита» к Девятому и включает запись. – Звук, – через несколько секунд просит Девятый. Пока все невинно – смех, возня; но Цуна слишком хорошо помнит, что будет дальше. У Цуны начинают гореть уши. «Ты мокрый!» Плеск. «Ты тоже». Поцелуи. «Придурок, чего ты тянешь, давай уже…» Шепот, быстрое дыхание, короткие стоны. Цуне кажется, что краснеть уже некуда, но, похоже, он ошибается. Глядеть в спокойное, слегка заинтересованное лицо старика стыдно, и Цуна переводит взгляд на друзей. Гокудера бледен. Улыбка Ямамото кажется приклеенной. Цуна снова смотрит на Девятого. «Пошли меня к дьяволу, убей нахрен, но только стань прежним! Не помирай из-за глупой бабы!» Девятый слегка приподнимает бровь, но его лицо тут же становится прежним. Никакая гиперинтуиция не поможет прочитать, что на уме у этого всегда спокойного старика. Собственный голос там, в записи, кажется Цуне чужим, почему-то от этого легче: меньше тянет провалиться сквозь землю и остаются силы думать, сумеет ли прикрыть ребят от Пламени Девятого и будет ли в том толк. Если, конечно, Девятый займется ими сам… Запись заканчивается. – Вы уже сняли наблюдение? – спрашивает Девятый. – Нет, – ровно отвечает Гокудера. – А в этом номере жучок есть? – Да. Как будто они оставили бы без присмотра свои комнаты… – Покажите, чего хотел… этот, – Девятый слегка дергает подбородком в сторону двери. Гокудера выводит запись их разговора со «Смитом». Девятый слушает. Заканчивается и эта запись, и на комнату опускается тревожная, звенящая тишина. Следующий вопрос Девятого ставит Цуну в тупик: – Кто та глупая баба, из-за которой ты помирал, Цунаёши? – Кёко, – онемевшими губами выдавливает Цуна. – Она… вышла замуж. Девятый чуть слышно хмыкает. Говорит, пристально глядя на Цуну: – Запись действительно горячая. Ты ведь понимаешь, Цунаёши, что нет никакой гарантии уничтожения всех копий? Я могу объяснить, какие основания ложились в основу… упомянутых вашим оппонентом решений. Мафия живет, пока она тесно связана с простыми людьми, стоит ей лишиться поддержки населения – и она погибнет. А общественное мнение не любит… такого. От возмущения Цуна даже перестает бояться: – А наркотики, проституцию и убийства общественное мнение, значит, любит?! – выпаливает он. – Это, по крайней мере, не противозаконно! – Десятый, – глухо говорит Гокудера, – пожалуйста, не спорь. Девятый… – он шагает вперед и опускает голову, – это моя вина. Я должен был подумать о камерах… о том, что нас могут не просто подкупать, а подставлять под шантаж. В этот момент Цуна проклинает все на свете: чертову гиперинтуицию, не работающую с Девятым, привычку Гокудеры брать на себя вину, мафию в целом и Вонголу в частности. – Гокудера, – говорит он, – за своих людей отвечает босс. И за себя тоже. Девятый, если вы и правда думаете… о ликвидации, – Цуна сглатывает, – вам придется начать с меня. Старик качает головой: – Дети. Сейчас, хвала Мадонне, не прежние времена. Под угрозой только ваша репутация. Но это очень, очень серьезная угроза. Улыбка Ямамото становится шалой. – А что, – спрашивает он, – влияния Вонголы недостаточно, чтобы слегка изменить общественное мнение? Я слышал, в Европе сейчас в моде, э-э, толерантность. Брови Девятого ползут вверх, а потом он начинает смеяться. Смеется долго, хлопая себя по коленям и вытирая слезы ладонью. Говорит, сначала все еще похрюкивая от смеха, но быстро, очень быстро вновь становясь серьезным: – Похоже, Вонголу ждут веселые времена. Что ж, вы неплохо справились. Я бы сказал, отлично, если бы не этот прокол. Но мне нравится, что вы не поддались. И нравится, что вы помните: что бы ни грозило вам лично, нельзя продавать Семью и врать своим. Это закон, а остальное – внутренние дела Вонголы. Кажется, думает Цуна, мне снова устроили тренировку на роль босса. – А муж Кёко, – спрашивает вдруг Девятый, – из Семьи? – Нет, – Цуна сглатывает. – Обычный парень, из Токийского университета. Кажется, ее однокурсник. – Старше, – негромко поправляет Гокудера. – Он уже в магистратуре. – Перспективный? Цуна мотает головой: – Я не хочу его впутывать, не надо! Пусть Кёко живет мирно. – Десятый, не паникуй, – шепчет Гокудера, – он все равно не годится. Абсолютный обыватель. – Вот как? – старик задумчиво постукивает пальцами по набалдашнику трости. – Ты уверен, Гокудера-кун? Гокудера пожимает плечами и выдает полное досье, начиная от того, за какие именно качества мужа Кёко ценят в Токийском университете – так ценят, что уже предложили после магистратуры остаться, – и заканчивая вредными привычками и любимыми телепередачами. – Гокудера-кун! – Цуна в шоке, он и не подозревал о большей части… да что там, обо всем этом! – Я не мог не навести справки, – снова пожимает плечами Гокудера. – Это ведь касается Кёко. Десятый, ведь ты все равно кинешься ее спасать, если что-нибудь случится, значит, за ней надо приглядывать, муж там или не муж! – Спасибо, – шепчет Цуна. – Отличная работа, – кивает Девятый. – Ты хорошая правая рука, Гокудера Хаято. Хаято краснеет. – Мой наследник может на тебя положиться. – Девятый делает паузу и усмехается в усы: – Во всем. Теперь краснеет Цуна. – Что ж, – Девятый смотрит на часы, – я пошел. Дело окончено, наблюдение можно снять, а вы можете отдыхать здесь, сколько захотите. Приятно было повидаться, хотя обстоятельства… – он качает головой и, не договаривая, выходит. Цуна без сил прислоняется к стене. Он еще не верит, что все закончилось благополучно. У него трясутся руки. – Десятый! – Гокудера падает на колени. – Десятый, простите! Из-за меня нас всех могли убить. Нам повезло, просто повезло, что Девятый… такой. – Хаято, – тихо говорит Цуна, – встань, пожалуйста. Все мы прокололись одинаково. – Если бы я не потерял голову, – кажется, Гокудера собрался постучать этой самой головой об пол, – эта чертова запись была бы втрое короче. И не задевала бы вас! – По-моему, – говорит Цуна, – тебе срочно нужно успокоиться. Хотя, кажется, нам всем… Он подходит к Хаято, садится с ним рядом и целует. Ямамото запирает дверь. |
"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом" |