Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

Выпусти меня

Автор: Magenta
Бета:Бета Папоротник, гамма kasmunaut
Рейтинг:R
Пейринг:Северус Снейп/Гарри Поттер, Бэзил Холлуорд/Дориан Грей
Жанр:Crossover (x-over), Humor, Romance
Отказ:Персонажи взяты напрокат у миссис Дж. Роулинг и мистера О. Уайльда, возврат в сохранности не гарантирую. :)
Вызов:Still Life
Аннотация:В надежде отыскать исчезнувшего со времени Последней Битвы Снейпа, Гарри заказывает его портрет у весьма сомнительного художника.
Комментарии:Предупреждение: ООС привидения. Призраки умерших творческих личностей в стандарты и шаблоны не вписываются, поскольку, как правило, не поддаются стандартизации и при жизни.

Благодарность: Фик в подарок хорошему человеку kasmunaut. :)

Спасибо Киссюшке за чудесный арт.

Написано на фест «STILL LIFE» для Polyjuice Potion по теме "Магические портреты".
Каталог:Пост-Хогвартс, AU
Предупреждения:слэш, OOC
Статус:Закончен
Выложен:2015-04-18 13:00:48 (последнее обновление: 2015.04.18 14:50:15)
  просмотреть/оставить комментарии


Глава 0. Пролог

С самого утра маленький городок Литтл-Хэнглтон поглотил туман.

На кривой мощеной улочке, стиснутой фасадами угрюмых серых зданий, узкой, будто сжатой в каменных ладонях, не было ни души. Где-то каркнула ворона, хлопнула форточка, и вновь все стихло. В подворотне быстрой тенью метнулась крыса.

Гарри Поттер, победитель самого опасного темного мага всех времен и народов, Мальчик-Который-Выжил, герой войны, а ныне начинающий аврор, был кем угодно, но не трусом. Впрочем, мальчиком он тоже больше не был. Битва, из которой Гарри вышел со щитом, а не позорно разлегшись на оном, развеяла иллюзии детства и отрочества, придав еще юному лицу отпечаток взрослой грусти и налет сурового мужества. А может, последним Гарри был обязан трехдневной щетине.

Но сейчас, стоя у покрытой гнилью двери большого мрачного особняка, бравый аврор банально трусил.

«Это всё погода, — Гарри зябко поежился и плотнее завернулся в мантию. — И вообще, не каждый день приходится наносить визиты привидениям. Ерунда. Чепуха. Дело привычки».

Отогнав тени смутной тревоги, он коснулся пальцами дверного молоточка. Проржавевшее кольцо не сдвинулось с места.

«Может, я не туда попал? — Гарри недоуменно оглядел полуразрушенное строение. — Нет, вот и табличка, номер тринадцать, все верно».

Окутанный туманом особняк выглядел необитаемым. Цоколь почернел от времени и порос мхом, стены до самой кровли обвил ползучий плющ, давно засохший и мертвый. И все же, казалось, из-под паутины плюща дом наблюдает за гостем своими хмурыми глазами-окнами, как живое существо.

«Будь я художником, сроду бы не поселился в таком отвратительном, безобразном, гадостном…»

Додумать мысль о странных вкусах творческих людей Гарри не успел.

На покрытой плесенью поверхности двери проступила надпись подозрительного бурого цвета:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

С последней буквы стекла струйка темной вязкой жидкости и зависла густой каплей перед самым носом аврора Поттера. Гарри моргнул, и смахивающая на кровь мерзость исчезла. Вместе с дверью.

Глазам открылся помпезный холл в цветах бургундского и широкая мраморная лестница с темно-зеленым ковром, убегающая ступенями в таинственный сумрак.

«Зря не выпил Феликс Фелицис», — мелькнула у Гарри малодушная мыслишка.

На всякий случай напомнив себе, что Волдеморт мертв как гвоздь, а посему можно не нервничать, аврор Поттер набрал воздуха в грудь и смело шагнул через порог Дома С Привидением.

***


Страхи оказались напрасными. Призрак покойного художника Бэзила Холлуорда оказался на редкость гостеприимным и приятным господином.

Вот уже четверть часа Гарри чинно сидел в гостиной — с виду вполне обитаемой, несмотря на пятна сырости на стенах, зачехленный рояль и мрачную старую мебель.

— Надеюсь, чай не слишком горячий, — любезно сказал сэр Холлуорд. — Напрасно вы отказались от молока, дорогой мистер Поттер.

Приятное впечатление от радушия хозяина слегка портил его внешний вид. Дело было не только в рукоятке ножа, глубоко вонзенного в шею художника чуть пониже уха. Время от времени сэр Холлуорд ронял на пол части своего тела, и будь это самое тело менее прозрачным, гостя бы стошнило от отвращения. Изъязвленная темными пятнами кожа призрака местами отслаивалась, свешивалась тряпочками с лица и рук и осыпалась на паркет, как осенняя листва.

— Прошу прощения, — художник выловил из чайной чашки упавшую туда фалангу пальца. — Творческая неряшливость… Я порой бываю ужасно несобранным.

Он обезоруживающе улыбнулся.

Отпадающими руками и ногами Гарри было не удивить — в свое время он вволю насмотрелся на школьное привидение с откидной головой. Дело было не в том. «Как этот тип рисует, если у него пальцы отваливаются?» — мелькнула у Гарри тревожная мысль.

— Я догадываюсь, о чем вы подумали, — сэр Холлуорд приладил на место попорченный зеленой краской ноготь. — Можно ли доверить мне серьезный заказ? О, поверьте, когда я стою у мольберта, охваченный вдохновением, нет более цельного человека, чем ваш покорный слуга.

«А ведь когда-то он был красивым мужчиной, — некстати подумал Гарри, разглядывая полупрозрачное лицо художника. — И у него хорошие глаза… Грустные, правда».

— Нет-нет, сэр, я верю моим друзьям, которые вас рекомендовали, — смущенно сказал он вслух и слегка покраснел. — Все говорят, вы очень талантливы, а написанный вами при жизни шедевр останется в памяти маглов на века.

— У вас очаровательный румянец, — пробормотал Холлуорд, не сводя с гостя странно светящегося взгляда. — Вы чем-то похожи на… Неважно, — он махнул рукой. И совершенно напрасно — тут же оторвавшаяся кисть шлепнулась под стол. Не растерявшись, рука перевернулась с тыльной стороны на ладонь и зашагала крабом к телу хозяина, перебирая пальцами по паркету.

Гарри отставил чашку чая, которую поднес было ко рту.

— Шедевр, о котором вы упомянули, обошелся мне слишком дорого, — со вздохом сказал художник, отстраненно наблюдая, как его конечность заползает по ноге, цепляясь пальцами за брючину. — В тот портрет я вложил слишком много своей души, слишком много себя… — он покачал головой, и та плавно отделилась от тела. — И вот вам результат. Нет мне покоя, и не будет никогда, я вечный скиталец, которому не откроют двери ни рая, ни ада. Моя любовь — мое проклятие, — прошептал он и нахлобучил на место голову, вздумавшую было укатиться на диванную подушку.

«Вот оно что, — подумал Гарри, проникаясь к художнику симпатией и жалостью. — Где любовь, там и проклятие. Интересно, какое?»

— Скажите, сэр, вам можно чем-то помочь? — взволнованно спросил он.

Сэр Холлуорд вновь улыбнулся, разглядывая гостя печальным мягким взглядом.

— Сомневаюсь, — он задумчиво потер шею, в которой торчал нож. — Не всем так повезло, как Симону Кентервилю. Меня не спасет никакая Вирджиния, я девушек и при жизни… только лишь рисовал, любя не более, чем прекрасные цветы, бабочек или птиц. Если можно, зовите меня Бэзил, — прибавил он, проникновенно глядя Гарри в глаза.

«Привидение-гей! Хорошенькие дела!» — аврор Поттер покраснел алой розой, и художник некстати вспомнил, что у него подходят к концу запасы кармина.

— Тогда и вы зовите меня Гарри, — молодой человек опустил ресницы, не в силах вынести грустного и нежного взгляда сэра Холлуорда, и обнаружил, что отвалившаяся по щиколотку нога привидения, обутая в домашний шлепанец, зачем-то направилась к его, Гарри, ботинку, мягко перекатываясь с пятки на носок.

Подобравшись поближе, нога выскользнула из тапочки и возбужденно пошевелила полупрозрачными голубоватыми пальцами.

— Бэзил, а скажите, — торопливо начал Гарри, пытаясь незаметно отодвинуться от подозрительной конечности. — Если хотите, конечно… Что с вами случилось?

Холлуорд тяжко вздохнул.

— Случилось так, что тот, кого я любил, мой гений, мой идеал, мой обожаемый мальчик… Дориан зарезал меня, а тело решил уничтожить. Его друг-химик для удобства расчленил меня на части и облил азотной кислотой, — он рассеянно провел рукой по лицу, и со скулы слез слой кожи. Бэзил легким шлепком припечатал его на место.

Покинувшая хозяина нога незаметно всползла на ботинок гостя и теперь топталась на нем пальцами, как кот, приминающий лапами подушку. Взволнованный историей о столь плохо кончившейся любви, Гарри не обратил на это внимания.

— Не будем обо мне, — с кроткой улыбкой сказал художник. — Это не слишком интересно. Давайте к делу, Гарри. Как я понял из вашего письма, речь о портрете человека, который почему-то отказались рисовать мастера из министерства.

Растерявшись от царящего в доме абсурда и избытка впечатлений, Гарри уже и забыл, зачем явился к господину Холлуорду.

Он лихорадочно порылся в карманах мантии и наконец вынул свернутую в трубочку газету.

— Понимаете, сэр, то есть Бэзил, этот человек был моим школьным учителем, — сбивчиво начал он, сжимая в руке газету и не спеша передать ее художнику. — В свое время я не слишком его любил, если не сказать хуже… Но тогда я просто не знал, что он… — Гарри замялся, раздумывая, как яснее выразить мысль.

Бэзил Холлуорд смотрел на него все тем же теплым и располагающим взглядом. Гарри вздохнул и пустился в объяснения.

— Мы считали его предателем и трусом, — с горечью сказал он. — Думали, профессор Снейп наш враг и подлый негодяй. Но потом оказалось, это далеко не так. Он настоящий герой! Я не знаю другого такого смелого и мужественного человека. Если бы не он, я бы сейчас здесь не сидел. Сколько раз он рисковал жизнью ради всех нас! Он прошел через ад, — прошептал Гарри, прижимая газету к груди и глядя на художника взволнованно блестящими глазами.

Невесть когда успевшие пуститься в путешествие два пальца Бэзила задумчиво помешали чай серебряной ложечкой, уползли гусеницами под салфетку и там затаились.

— Кто, он?

— Северус Снейп. Последний директор Хогвартса.

— Снейп? Знакомое имя, — пробормотал художник, поглядывая на пылающее румянцем лицо Гарри. — Где-то слышал… Впрочем, я живу в своем мире, где нет места реальности. Почему министерские художники отказались браться за его портрет? — с любопытством спросил он.

— Потому что они рисуют только тех, кто умер, — Гарри заворочался в кресле, пытаясь стряхнуть с ботинка обосновавшуюся там пятку призрака. — Тело профессора Снейпа исчезло. Мы ищем его всем авроратом, но пока никаких следов. Я верю, что он жив, — тихо сказал он, глядя в странно искрящиеся глаза Бэзила. — Если вы нарисуете его портрет, я смогу с ним общаться и, быть может, получу хоть какую-то подсказку, где его искать. Вот, посмотрите.

Он развернул слегка помятую газету с колдографией во всю страницу, разгладил ее рукой и протянул художнику через стол.

— Нет! — Бэзил с криком отшатнулся.

От резкого движения голова выскочила из воротника, а руки и ноги разлетелись по комнате, как от взрыва. Судорожно сжатый кулак плюхнулся в чай, забрызгав очки и мантию Гарри.

— Я не буду его рисовать! — сердито воскликнула голова, забившаяся между диванными подушками. — Он неимоверно уродлив!

Гарри, никогда не считавший профессора Снейпа красавцем, внезапно разозлился так, как не злился уже давно.

— Какая вам разница, черт возьми! — гневно крикнул он. — Я заплачу, сколько скажете! Мне нужен этот портрет!

Вне себя от обиды и возмущения, он схватил выкарабкивающуюся из чашки мокрую руку и запустил ею туда, где брезгливо дергалось безголовое тело.

— Истинного художника не подкупишь ничем, — гордо сказала голова, одухотворенно блестя глазами. — Подобный натурщик оскорбляет своим безобразием всякое эстетическое чувство. Я никогда не рисовал уродливость жизни, к чему добавлять грязи и боли в этот мир? Мой Дориан был прекрасен, как спустившийся с Олимпа юный бог!

«Твою мать! — раздраженно подумал Гарри. — На хрен мне твои боги, эстет гребаный! Мне нужен Снейп, такой, как есть!»

Вскочив с места, он принялся подбирать расползшиеся по гостиной части тела художника.

— Легко любить всё красивое и хорошее! — Гарри выдернул из камина ногу, вздумавшую притвориться кочергой. — И дурак может! Ваш красавчик Дориан — чудовище! — он сердито ткнул ногу в опустевшую штанину безголового тела и оглянулся в поисках второй. — Чтобы мой друг заколол меня ножом, а потом облил кислотой? Хорош гусь! Да этот Дориан в сто раз уродливей профессора Снейпа!

Из-за диванных подушек донесся печальный вздох.

Вторая конечность пряталась под тогой мраморной Афины Паллады у окна, пристроившись третьей лишней к изящным ножкам богини. Гарри бесцеремонно схватил беглянку за волосатую лодыжку и вытащил из укрытия.

— И не такой уж Снейп урод! — с обидой воскликнул он, размахивая в воздухе находкой. — Моя подруга Гермиона считает его интересным мужчиной!

— Интересным? — вспрыгнув на обрубленную шею, как петух на насест, голова скосила глаза в лежащую на столе газету и скривила губы. — Да он страшен как грех! А в этих дьявольских насмешливых глазах цинизм десяти лордов Генри! О нет, Гарри, я вам не Босх, рисовать такое!

— Вы не понимаете, — Гарри присел на корточки рядом с безруким художником и умоляюще заглянул ему в лицо. — Если я не разыщу этого человека, не скажу ему хотя бы простое спасибо… Я сойду с ума! Он снится мне чаще, чем снился Темный Лорд! Умоляю, Бэзил, нарисуйте его портрет! Повторяю, я готов заплатить любую цену.

Нога Бэзила вырвалась из пальцев Гарри и вернулась на место, ловко ввинтившись под брючину.

— Любую цену? — эхом повторил художник, глядя на гостя сверху вниз из-под изъеденных кислотой век.

«Что ему от меня надо?» — нервно подумал Гарри, бессознательно ощутив, что мысли Холлуорда потекли в опасном направлении.

Покраснев как вареный омар, он вскочил и забегал по комнате, делая вид, что ищет разбежавшиеся по гостиной руки. Одну он нашел сразу — повиснув в воздухе, та выводила на вспотевшем стекле витиеватые изящные инициалы «D.G.».

— Сядьте, Гарри, — со вздохом сказал Бэзил, покорно подставляя плечо для найденной беглянки. — Спасибо за помощь, вы очень добры ко мне.

Гарри покорно сел в кресло и тут же вскочил как ужаленный — разлегшаяся на сиденье вторая рука сэра Холлуорда коварно ущипнула его за зад.

— Простите, Гарри, мое тело не всегда меня слушается, — пробормотал Бэзил в ответ на вспыхнувший в глазах гостя гнев. — Хорошо. Я согласен рисовать вашего учителя. Но при одном условии.

От волнения Гарри плюхнулся назад в кресло, угодив в раскрытую ладонь, тут же призывно сжавшую его ягодицу.

— При каком? — севшим голосом спросил он, выдернув из-под себя похотливую конечность.

— Мне не нужны ваши галлеоны, — сказал художник, разглядывая Гарри откровенно плотоядным взглядом. — Давайте так. Портрет Северуса Снейпа в обмен на ваш портрет.

— Но у меня нет… — начал Гарри и умолк.

Я хочу написать вас, — искристые глаза привидения восхищенно расширились, губы тронула улыбка предвкушения. — Для себя.

Гарри задумчиво почесал в затылке.

— В голом виде? — с подозрением спросил он.

Художник мечтательно вздохнул.

— Не смею на этом настаивать.

— Тогда по рукам! — с облегчением воскликнул Гарри, радуясь благополучному исходу дела. — Когда начнем?

— Я пришлю сову, — сказал Холлуорд, довольно улыбаясь.

Гарри вздрогнул, ощутив за ухом что-то щекотное и юркое, сунул руку в шевелюру и выудил запутавшийся в волосах ласковый палец художника.

— Возьмите, сэр, — вежливо пробормотал он и положил палец поверх газеты с колдографией Снейпа. — Мне пора идти. Надеюсь, вы э-э-э… весь собрались? Не хотелось бы случайно унести домой какую-нибудь часть вашего те…

Не договорив, он застыл с открытым ртом, глядя себе под ноги.

Пружинисто подпрыгивая, к его креслу подбирался длинный и мясистый член, шлепая яйцами по паркету.

«Твою ж мать!» — смелый аврор Поттер взвился с места и отскочил от бойкого органа на безопасное расстояние.

На его счастье, художник быстро сгреб с пола сбежавшего негодника и затолкал в карман.

— Извините, — немного смущенно сказал он. — Бывает. Позвольте вас проводить.

«Бывает!» — скрипнул зубами Гарри, заметив, что неугомонный член с любопытством высунул голову из кармана художника.

Он бросил последний взгляд на газету, на передовице которой ехидно ухмылялся профессор Снейп, и направился к выходу, мысленно проклиная оригинальных людей искусства с мозгами набекрень.

***


— Он ушел, — со вздохом сказал Бэзил. — Что ты там высматриваешь?

Выпрыгнувший из кармана член раскачивался на подоконнике, подобрав яйца и весь дрожа.

Художник протер ладонью пыльное стекло.

— Дался ему этот бледный урод… — пробормотал Холлуорд. — Хороша натура! Ты видел, какой у него непропорциональный нос? А эти осклизлые волосы, о боги, боги… — он сокрушенно покачал головой. — Ладно бы просто портрет, но зачем писать его на фоне… Как этот милый юноша сказал? «На фоне уютной обстановки, чтобы профессор ни в чем не нуждался».

Призрак сердито фыркнул, глядя на прильнувшего к окну молчаливого собеседника.

— Ладно, кровать, кресло и книги, — проворчал он. — Но рисовать котлы для варки зелий, фиалы и колбы?

Подпрыгнув и издав короткий влажный «чпок», член присосался к стеклу и кивнул, соглашаясь с хозяином.

— Что ты творишь? — художник озадаченно всмотрелся в торчащий чуть подрагивающий орган. — Хотя погоди-ка, погоди… Так и стой! — прошептал он, лихорадочно стаскивая с себя брюки.

Проходящая по улице колдунья бросила случайный взгляд на окна особняка, споткнулась от удивления и выронила корзинку со свежими флобберчервями.

Пока незадачливая волшебница стояла с открытым ртом, хитрые черви выбрались из корзины и расползлись кто куда.




Глава 1.

Только сейчас, сидя в студии великого маэстро и проклиная всё на свете, а самого мастера и собственную глупость в особенности, Гарри Поттер осознал прелесть работы натурщиком.

Тело затекло и онемело так, что, казалось, стоит шевельнуться, и раздастся скрип проржавевшего механизма. А может, он, Гарри, уже и не сдвинется с места никогда (неведомое проклятие?) и до скончания века останется сидеть на деревянном ящике, жестком и занозистом, покрытым тряпкой (что в видении Мастера являло прообраз будущего дивана с персидским покрывалом).

Проклятый художник запретил использовать магию, которая, по его словам, начисто уничтожала незамутненное вдохновение, будучи навязанной извне волей. Ха! Магия решила бы все проблемы одним махом, раздраженно думал прилипший к ящику Гарри. Жесткую деревянную коробку можно было бы мигом трансфигурировать в мягкую оттоманку, а себе врезать в лоб Петрификусом, чтобы застыть в неподвижности, на радость чертову живописцу. Не помешало бы и заклинание слепоты — чтобы не видеть бесчисленных эскизов, набросков, зарисовок и полноценных портретов во весь рост одного и того же белокурого красавца, растыканных, развешанных, расклеенных по всей мастерской. Дориана Чертова Грея.

Дорианы висели на стенах, порой перекрывая один другого, облепляли подрамники, ранжировались стопками, прислоненные к стенам, выглядывали из рулонов. Дорианы горделиво красовались на пергаментах, ватманах, гладких и тисненых листах, серо-шершавых и белоснежно-мелованных, акварельных и пастельных, больших и малых — одним словом, КИШЕЛИ. Не было ни единого угла, откуда не выглядывала бы какая-либо ангелоподобная часть кумира Холлуорда. Неудивительно, что когда Бэзил придал Гарри нужную позу, взгляд молодого человека предсказуемо встретился с глазами вездесущего красавца, чей очередной портрет, пришпиленный на маленький золотой кинжал в стене, томно воззрился на натурщика-мученика сверху вниз. Не спасло и то, что Холлуорд вздумал писать Гарри без очков: Дориан (где-то семнадцатый по счету, если смотреть вдоль стены слева направо, и пятый, если брать снизу вверх) висел достаточно близко, чтобы заскорузлый от неподвижности натурщик мог разглядеть его глаза, красивые, но отчего-то не понравившиеся Гарри с первой секунды, капризный изгиб губ, выдающий тайное любострастие, и прихотливо падающую на лоб кудрявую светлую прядь.

В том, что Холлуорд безумен, а кислота, которой его угостил химик, проела мозг, Гарри не сомневался. Иначе зачем заставлять его позировать в халате на голое тело? Что значит, «ткань должна струиться, лаская бедра и грудь»? Мерлиновы яйца! Пусть себе струится в его, художника, больном воображении, ведь может же он представить себе персидский диван вместо ящика?

Единственным утешением несчастного аврора было то, что Бэзил не солгал: тело художника перестало разваливаться на части с той самой минуты, когда он усадил Гарри на ящик, правую руку отставил в сторону и зачем-то вложил в нее пустой хрустальный бокал, левую заставил согнуть и положить на грудь, якобы придерживая отворот шелкового халата. Одну босую ногу Гарри пришлось выставить впереди другой. Но это была мелкая блажь. Самым нелепым было требование поднять голову и устремить чистый и мечтательный взгляд в одну точку (которой оказалась переносица вышеупомянутого Семнадцатого Дориана). После чего, слегка повернув пальцами подбородок Гарри — так, чтобы на скулу упала нужная тень, а в глазах появился отблеск солнечных лучей из высокого стрельчатого окна — Бэзил Холлуорд на один-единственный миг радостно разбрызгался всеми частями тела по мастерской, случайно сбив ногой Двадцать Восьмого Дориана в позолоченной раме, но тут же опомнился и собрался воедино, подтвердив расхожее мнение, что творцы — натуры цельные.

Бросив любопытный взгляд на художника, Гарри слегка удивился, заметив, что призрак стал менее прозрачным, будто уплотнился, но засветился ярче, чем прежде, переливаясь радугой, как бензин в луже. Заработав недовольный возглас — Бэзил попросил не вертеть головой — Гарри покорно втупил «мечтательный» взгляд в Семнадцатого Дориана, в глазах которого проступило затаенное злорадство.

— Пока я набрасываю общую композицию, вы можете говорить, — милостиво разрешил Холлуорд. — Только голову не поворачивайте, ради всего святого. А уж когда начну прописывать лицо… Тогда сделайте одолжение, мой дорогой, постарайтесь не открывать рта. Губы у вас просто чудесные, — невесть к чему прибавил он.

На переносице Семнадцатого Дориана мелькнула и исчезла сердитая морщинка. А может, Гарри просто показалось.

Разговаривать ему не хотелось. Не потому, что мастер кисти был неинтересным собеседником (Гарри был уверен в обратном), не потому, что он был ошеломлен ролью натурщика, и отнюдь не потому, что не умел поддержать разговор об искусстве (а зачем это аврору?). И даже не потому, что количество взирающих на него Дорианов давило на психику. Гарри мысленно послал каждому белокурому красавцу пинок квиддичной метлой под зад и заодно (для гарантии) пожелал отсосать у Мерлина, что, как известно, чревато проклятьем. Дорианы дружно ухмыльнулись. Причина молчаливости Гарри была куда прозаичней — ночью был рейд по отлову затаившихся в лондонском пригороде Пожирателей, тех немногих, что всё еще партизанили в окрестностях и портили жизнь честным магам, пытаясь отомстить за бесславно погибшего лидера. Одним словом, аврор Поттер банально не выспался, и хотя принял на душу сто грамм Бодрящего Зелья, чувствовал себя вялым, уставшим, не склонным к болтовне и совершенно не был расположен глядеть на Семнадцатого Дориана мечтательно.

Поэтому аврор-натурщик сидел тихо, безучастно слушая бормотание сэра Холлуорда. Многочисленные Дорианы тихо пошевеливались, но тоже молчали. Гарри почти явственно ощущал на себе их неприязненные взгляды.

— Даже не верится, что когда-то я был знаменит, вознесен до небес, известен в элитных кругах, выставлялся на континенте… — между тем бурчал мастер, производя непонятные звуки, — чиркал скрежещущим углем по холсту, что-то сдувал с оного, недовольно отфыркивался. — Когда-то это имело смысл… Когда? Дьявольски давно, когда я был молод, а, главное, жил и любил… Когда мой ангел меня покинул, я, наивный, старался вернуть его любовь, взобраться на пьедестал — пусть глупая публика молится на мои творенья! Ради него, ради него одного творил, забывая есть и спать! Лишь бы он пришел, лишь бы вернулся! Тогда я взял бы моего мальчика за руку и повел за собой, но… — художник смолк и ожесточенно принялся что-то растирать, скрипя пестом в ступе.

«Ну и куда бы ты меня повел, мой друг?» — прочел Гарри в насмешливых глазах Дориана Семнадцатого.

D-17 был изображен в карандаше, являя собой нечто воздушно-серебристое, что не мешало ему искрить глазами, подергивать ртом, шевелить бровями — одним словом, графически выражать свои чувства. Гарри это раздражало. Он не предполагал, что в мастерской будет кто-то лишний. Но делать было нечего — Дориан оказался полновластным хозяином не только в студии, но и во всем доме, и, как Гарри уже догадался, царствовал повсюду — особенно в душе бедняги Бэзила.

— О, наивный я! — воскликнул Холлуорд, весь во власти тех же мыслей. Гарри с трудом сдержался, чтобы не обернуться и не посмотреть на него, нарушив обещание сидеть смирно.

— Как смел я думать, что верну Дориана благодаря такому пустяку, как слава?! Чья слава, моя? — он невесело рассмеялся. — Я был глуп, беспросветно глуп… Я должен был продолжать петь оду его красоте!.. Погодите, где же наша киноварь? Как же так, почти не работаю, а запасы иссякают…

В студии опять зависло молчание, до слуха Гарри донесся непонятный звук, который чуткое аврорское ухо определило как пошлепывающее размазывание — возможно, мастер мешал цвета в палитре. «А может, дрочит?» — предположил Гарри и покраснел, устыдившись собственных похабных мыслей.

Семнадцатый незаметно дернул серо-карандашной бровью. Что сие значит, Гарри не понял.

— Что я делаю здесь, потерявшись в провале между мирами? — бессвязно продолжил Бэзил, скрежеща чем-то металлическим, и Гарри с облегчением подумал, что ошибся в своих предположениях. — Стал призрачной тенью. Почему, тысячи раз спрашивал я себя? В чем я виноват?

«В том, что любил МЕНЯ», — безжалостно отразилось в глазах нарисованного Дориана. На миг в грифельно-темных зрачках портрета Гарри померещилась печаль. Но, быть может, это была иллюзорная игра светотени.

— У меня нет той магии, которой владеете вы, волшебники, — бормотал художник, опять что-то куда-то тихо ляпая, чем-то чавкая, шурша и перемежая звуки творчества тяжкими привиденческими вздохами. — Я не имею палочки, не могу использовать ваши заклинания, они для меня пустой красивый звук…

— Неправда, — расклеил губы Гарри. — У вас есть магия. Я чувствую!

Гарри не лгал. Магия, определенно, была. Загадочная и странная, непохожая на привычную ему энергию волшебников. И сейчас, приклеенный задом к жесткому деревянному ящику, замерший в позе скучающего джентльмена в халате и с бокалом в руке, аврор Поттер ощущал ее особенно сильно — будто Бэзил окатил его знатным Империусом. Что было особенно дико — никакого Империуса не было и духу, но Гарри, подчинившись вдохновению Мастера, уже смирился и согласен был сидеть так вечность, несмотря на затекшее тело: он стал частью неведомого процесса созидания — несомненно, магического свойства. Выразить свои чувства словами Гарри вряд ли смог бы, но явственно осознавал присутствие волшебства. Если бы кто-то спросил его, светлое ли оно и полезное ли, это волшебство, Гарри затруднился бы с ответом: в потоке белого ласкового света то и дело возгорались злые жалящие огоньки, вспыхивали тонкие белые молнии, холодные и острые, как зубы пираньи. Радужный туман через мгновение превращался в серый и унылый, как смог над Лондоном. В ушах приятно зазвенели колокольчики, но кто-то тут же взрезал мозг звуками пилы и рвущими душу визгами, чей-то смех перебили рыдания, а звук веселой чечетки превратился в тяжелый грубый топот. Гарри слегка ошалел. В какой-то момент одуревшему натурщику померещилось, будто на большой экран магловского кинотеатра валится черный квадрат, заслоняя мраком не только экран, но и его, Гарри, мозг. В ушах грохотнули аплодисменты тысяч и тысяч рук, крики «Браво!» сменились сердитым свистом. Гарри испуганно дернулся и очнулся от наваждения, навеянного непонятной ему магией.

«Я заснул, — испуганно подумал он. — Вот дерьмо, искусство!»

С облегчением вспомнив, что он далек от всякой художественной магии, ничего не смыслит в музыке, литературе и живописи, Гарри расслабленно уставился в знакомые глаза Дориана Семнадцатого. Те откровенно глумились.

«А пошел ты, гомик», — Гарри лениво отправил Дориану мысленный «привет». Действие Бодрящего, очевидно, заканчивалось. Усталого аврора безудержно клонило в сон.

«На себя посмотри», — молча ответил Семнадцатый и тут же прикинулся невинным святым херувимом.

«Показалось, — поежился Гарри, мгновенно проснувшись. — Не мог он так сказать, я не педик!»

— Подбородок чуть выше, — тут же раздался властный голос Холлуорда.

«Творчество, — продолжал размышлять Гарри, возвращая подбородок на место. — Странная магия, Мерлин ее задери… Вроде бы не темная, но не всегда и светлая. Не пойму».

Не выдержав, он повернул голову и обомлел, не узнав Холлуорда. Вместо блеклого рассыпающегося привидения за мольбертом стоял Светящийся Человек.

Бэзил Холлуорд, с потным от усердия лбом и жарким румянцем на лице, знакомый и незнакомый, с огненным блеском в глазах, не просто обрел плоть и кровь. Холлуорд СВЕТИЛСЯ, если не сказать ГОРЕЛ. Серый призрак исчез, и фигура художника, вдруг ставшая заметно выше ростом и шире в плечах, полыхала белым огнем. Гарри на мгновение показалось, будто он ослеп.

— Ну я же попросил, ne bougez pas!* — рыкнул солнечный Холлуорд.

Из его рта вырвался золотой пар.

Пришибленный увиденным, Гарри вернулся в исходную позицию и покорно замер.

В глазах Семнадцатого что-то странно блеснуло — будто луч света, отразившись от танцующего у мольберта художника, мазнул и по его графитовым зрачкам. Гарри обнаружил, что опять не может расшифровать мысли карандашного Дориана, и в который раз пожалел, что не освоил Снейповы уроки Легиллименции. Впрочем, неизвестно, сработала бы эта наука с портретами или нет.

— Вам не надоело рисовать одно и то же, Бэзил? — Гарри разлепил спекшиеся от долгого молчания губы. — Я имею в виду вашего мистера Грэя.

На мгновение в студии повисла тишина, и стало слышно, как сопит Бэзил, а наглая мышь чем-то хрустит в углу.

— Возможно, вы никогда не были по-настоящему влюблены, мой юный друг, — сказал Холлуорд.

«Слава богу, — Гарри впервые подумал, что не так уж и здорово оно, быть влюбленным, если дело доходит до шизофрении. — Вот и хорошо».

— И никогда по-настоящему не ненавидели, — прибавил художник.

Поразившись услышанному, Гарри невидяще уставился в острые зрачки Семнадцатого, раздумывая, прав ли Холлуорд.

Разве он не ненавидел Волдеморта, убившего его, Гарри, родителей? Разве не пылал жаждой убийства того же Снейпа, не зная, что тот друг, а не враг? Разве не обижался до слез на старого дурака Дамблдора, который использовал его, как сви… как бездушный меч в борьбе с врагом?

«А и правда, кого я ненавидел, если разобраться? — с недоумением подумал Гарри, вдруг осознав, что это чувство, ненависть, — нельзя сказать, что незнакомое, — было в его жизни недостаточно сильным чувством. — Не один Волдеморт, так другой злой враг, не один Дамблдор, так другой добрый наставник, не один противный Снейп, так…»

Внезапно мысль Гарри, только что ясная и логичная с виду, вдруг затормозила, остро впившись в мозг.

Северус Снейп, Гроза Подземелий, Пожиратель Смерти, Двойной Агент, Сальноволосый Ублюдок, Летучая Мышь… Один! Один в своем роде.

Придумать ему замену? Ни за что! Невозможно! Снейп это Снейп, не надо пусть даже похожего, сальноволосого, носатого, некрасивого…

«НАШ Снейп, не надо другого!» — сердито оборвал сам себя Гарри.

«ТВОЙ Снейп?» — гаденько ухмыльнулся Семнадцатый.

Что-то ядовито выстрелило Гарри в глаз, а может, в душу — как плевок, прямо из зрачков портрета.

«Иди ты к матери!» — по-магловски выругался Гарри, изничтожая гневным взглядом Дориана Семнадцатого.

Сидеть спокойно он больше не мог.

— Вы устали, мой милый, давайте-ка прервемся на чай, — милосердно сказал Холлуорд.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Ne bougez pas! (фр.) — Не двигайтесь!

***


В старом патио, полуразрушенном, поросшим мхом и сухим плющом, было уютно и тихо. Расточая аромат, на столе пыхтел только что снятый с огня глиняный кофейник, а его друг, пузатый горшочек, молчаливо радовал запахом горячего молока. Гарри понемногу возвращался к реальности.

Бэзил Холлуорд вновь стал серо-голубым призраком с попеременно отпадающими конечностями, слезающей с лица кожей и грустным взглядом. Покинув локтевой сустав, его правая рука заботливо разлила по чашкам кофе, но вместо того, чтобы вернуться на место, устало прилегла между молочником и сахарницей, пошевеливая грязными от краски пальцами.

— Знаете, Бэзил, я все время думаю, должен же быть какой-то способ вам помочь, — Гарри поспешил обжечь язык дымящимся напитком. — Моя подруга Гермиона… Уверен, она могла бы что-то придумать.

— Я тронут вашим сочувствием, Гарри, — улыбнулся Холлуорд. — Но навряд ли мне что-то поможет. У Того, Кто Наверху, — лежащая на столе волосатая рука встрепенулась и подняла кверху указательный палец, — есть свои Небесные Счеты, на которых Он считает всё-всё.

Богословские беседы, как и разговоры об искусстве, аврор Поттер поддерживать не умел — в Школе Магии и Волшебства подобные предметы популярностью не пользовались.

— Я не знаю, куда уходят привидения, когда… — он запнулся, поняв, что сморозил глупость. Можно подумать, он знает, куда уходят маги или маглы.

— Мое существование — это Чистилище, — спокойно сказал художник. — Во всяком случае, я это так понимаю.

— А где, по-вашему, Дориан?

— Наверное, в аду, — вздохнул Холлуорд.

«А ты его ангелом зовешь», — подумал Гарри и спросил:

— Вы хотите быть там, где он?

— А где еще? — удивился художник. — Только путь в ад мне заказан, — меланхолично прибавил он.

— Что там хорошего? — нахмурился Гарри, вспомнив магловские россказни о чертях и муках. — Вечные страдания?

«Интересно, куда попадают после смерти мазохисты?» — некстати подумал он.

— А есть выбор? — усмехнулся Холлуорд. — Что мне делать в раю, если разобраться? Рисовать ангелов, пресные лики святых, писать пасторали? Пройдет пара тысяч лет, и это приестся, как приелось на Земле. Нет, что ни говори, для творческого человека нет ничего лучше ада. Бог и Сам Творец, монополист и узурпатор. Стоит хорошей вещи выйти из-под кисти или пера — сразу услышишь: божий дар, божья искра, Дух водил его рукой, — Бэзил рассмеялся, разглядывая озадаченное лицо Гарри. — Это шутка, мой юный друг. В стиле лорда Генри, — прибавил он и отчего-то поморщился.

— Кто это, лорд Генри? — чисто из вежливости спросил Гарри.

— Не знаете? И слава богу. От таких, как он, стоит держаться подальше. Я бы на вашем месте не стал искать этого старого педераста Снейпа, не говоря про блажь иметь его портрет, — художник передернулся от отвращения, и вторая его рука отлетела в угол двора, попутно сбив сахарницу и опрокинув молочник.

«Что-что? — оторопел Гарри, не замечая, как льется на колени молоко. — Старый КТО?»

— Идемте, сэр. Давайте продолжать, — поспешно вскочил он. — Я уже отдохнул. Только в туалет заскочу, ладно?

В старом, завешенном паутиной клозете горела оплывающая свеча. Путаясь в выданной художником шелковой хламиде, Гарри, наконец, пробрался рукой к телу, нацелился в треснувший мраморный унитаз и только приступил к процессу, как из сливного бачка выпорхнуло белесое привидение с длинными мокрыми волосами.

— Это ты, мой Прекрасный Принц? — всхлипнуло Привидение и ласково потянуло к нему бесплотные руки.

— Пошла на хрен! — рявкнул насмерть перепуганный Гарри. Пробив струей Привидение, окатив унитаз, стену и все вокруг, он запахнул халат и пулей вылетел из холлуордовского сортира.

***


— Ты не видел, где бутылочка драконьей крови?

Растерявшись в буквальном смысле слова, Бэзил рыскал по мастерской. В его положении бывали и преимущества, особенно когда требовалось что-то найти. Левая рука рылась в недрах старого секретера, один за другим выдвигая ящики, правая, пачкаясь в пыли, шарила по полкам заваленного тюбиками и банками стеллажа. Одна нога пинала рулоны изветшалой бумаги, силясь отыскать под завалами что-то похожее на маленький рубиновый флакон, другая сновала в набитом эскизами шкафу. Голова воспарила к потолку и зорко высматривала пропажу на антресолях. Один только член бестолково прыгал по мастерской, больше мешая, чем помогая.

— Да где же она? — пробормотала Голова, крутясь во все стороны. — Как же я оживлю портрет без драконьей крови? Гарри — это не ты… Дориан! — опять позвал Холлуорд.

Все без исключения Дорианы (двести тридцать семь в общей сложности) демонстративно сжали губы и отвернулись.

— Что, мой милый? — удивился художник.

Дорианы молчали, дружно повернувшись к нему гордыми спинами.

— Погоди-погоди, — нахмурившись, Холлуорд внезапно собрался в единую фигуру, застыл посредине студии и тревожно вгляделся в одну из своих любимых работ — почти точную копию той самой, первой. — Что случилось, мой нежный ангел?

Тот не отозвался, только дернул плечом.

Семнадцатый, один из всех, резко развернулся, тряхнув кудрями.

— Ты подлец и предатель, Бэзил, — холодно сказал он, глядя на художника сверху вниз.

Холлуорд упал на колени.

— Что ты такое говоришь? — перепуганно спросил он, молитвенно стискивая руки. — Почему это я предатель?

— Не догадываешься? — дернул красивым ртом серебристо-графитовый Дориан.

Дрожащий художник затряс головой, как мокрый пес. Как ни странно, та не оторвалась: тело Бэзила сковал страх.

Семнадцатый сложил руки на груди и послал своему другу леденящий душу взгляд.

— И где же ты повесишь портрет своего нового приятеля? — гаденьким вежливым голосом поинтересовался Дориан. — Над камином в гостиной? В столовой? А может быть, в СПАЛЬНЕ? — рыкнул он.

По мастерской брызнули искры, будто воздух прошил электрический разряд. Уголок одного из портретов опасно воспламенился.

— Боже! — воскликнул Холлуорд, ринулся к Семнадцатому и прильнул к картине, шаря руками по стене и обливаясь слезами. — Ты ревнуешь! О, мое сердце, ты ревнуешь! Как ты мог подумать?

В глазах серебристого Дориана мелькнул и погас огонек торжества, но Бэзил, распростершись по стене и зажмурившись, чтобы не плакать, ничего не заметил.

— «Ах, какая дивная линия губ, — D-17 принялся кривлять голос Бэзила. — А глаза, бог мой, какие глаза, Гарри… В моей палитре не найдется такого чуда! Муаровый? Вердигри? Травянистый смешать с брауншвейгской зеленью? Нет, не то! Добавить немного аквамарина? Нет и нет! Не оно, не оно», — противно застонал Дориан, издевательски копируя друга.

— Порежу! Уничтожу! — воскликнул Холлуорд, целуя Семнадцатого в нарисованные губы.

Тот слегка отстранился, но в серебристых глазах что-то потеплело, жесткая линия рта смягчилась.

— Разве тебе не нужны деньги?

— Да, но…

— Продай, — жестко сказал Дориан. — Чтобы духу его тут не было.

Бэзил затряс головой, благодарно целуя картину.

— Отстань, размажешь, — поморщился Семнадцатый. — А драконью кровь ты разлил, когда пьяный был. Да там ее все равно мало было.

***


Облокотившись на помеченные голубями перила балкона, Эверетт Стоун курил третью подряд сигарету, глубоко затягиваясь дымом и глядя прищуренными глазами на окутанные туманом верфи Ливерпуля. Сырой, пахнущий морем ветер трепал его и без того спутанные волосы.

Эверетт Стоун ненавидел Ливерпуль. Как ненавидел убогий панельный дом и маленькую квартиру, где пришлось поселиться. Как ненавидел всё вокруг, а в особенности самого себя.

«Зачем? — Эверетт выпустил дым через ноздри, как сердитый дракон. — Чего ради, спрашивается?» — он глянул вниз и представил, как будет выглядеть его тело, вылетевшее с седьмого этажа и распластанное по асфальту.

Тело выглядело живым, но парализованным и на редкость безобразным.

«Низковато», — кисло подумал Эверетт.

Он затянулся и вновь воззрился вдаль, где таяла в тумане далекая гавань.

«Возьми себя в руки, идиот, — приказал себе он. — Работу найди, Мерлин бы ее взял!»

Над ухом раздалось громкое хлопанье крыльев, и от неожиданности Эверетт уронил окурок. Тот полетел вниз, вертясь, как пропеллер.

Сизый голубь опустился на перила, загаженные собратьями по перу, и заворковал, расхаживая туда-сюда и припадая на ногу — к одной лапке птицы было что-то привязано.

Воровато оглядевшись на соседние балконы — не смотрит ли кто — Эверетт сгреб руками птицу и, прижав крылатого посланника к груди, принялся освобождать от ноши.

Через минуту он держал в руках клочок смятого пергамента, а голубь, не дождавшись ответа и неблагодарно какнув на балконный парапет, улетел туда, где над доками стелился туман.

«Нужна др. кровь, — прочел Эверетт, поднеся записку к глазам. — 10 fl oz, срочно, с доставкой. Мистер Х., 13 Мороус Хилл, Л.-Хэнглтон. Оплата в Gl или £. И меня не забудь. К.Б.»

— Кровавый Барон! — воскликнул Эверетт. — Тебя забудешь, мерзавца. Но что и говорить, предложение своевременное… Галлеоны? К черту галлеоны, — пробормотал он. В обменных пунктах Ливерпуля эта валюта популярностью не пользовалась.

Сжав в кулаке записку, Эверетт бросился в комнату и рухнул на диван с быстро колотящимся сердцем: после долгой болезни он сильно ослабел.

«Это всё прекрасно, да, но десять унций? Полпинты крови? Это всё, что у меня есть!» — подумал он, вытирая внезапно проступивший пот на лбу.

«А зачем тебе здесь драконья кровь? — мрачно напомнил внутренний голос. — Чистить электроплиту? Накипь с чайника снимать?»

Эверетт вздохнул. Прижиться в мире маглов оказалось тяжелей, чем он думал.

«Не будь дураком, — уговаривал голос. — За квартиру заплатишь, купишь приличной еды… Подумаешь, как быть дальше».

Сунув в рот очередную сигарету, Эверетт свесился с дивана, коснувшись грязного пола не менее грязными длинными волосами.

— Что уставился? — сердито сказал он сидящему в коробке черному голубю. — Я тоже не завтракал, ну и что?

Эверетт выволок из-под дивана пыльный чемодан.

— Если все получится, куплю тебе пшена, — пообещал он.

Голубь недоверчиво нахохлился.



Глава 2.

— Наконец-то! Trés bien! Какой пунктуальный торговец, — бормотал Бэзил, торопливо спускаясь в холл по мраморной лестнице и изо всех сил сдерживая собственные ноги — те рвались опередить хозяина и поскакать через ступеньку.

Увы, не одно, так другое. Любопытный глаз художника, не выдержав, выпрыгнул из глазницы и, оставив Бэзила далеко позади, полетел к входной двери, на наружной стороне которой в это время сама собой проступала надпись «Добро пожаловать».

Надпись эта, кровавая и устрашающая с виду, была вовсе не прихотью Холлуорда и даже не его рук делом. Особняк, в котором обитал призрак, имел свои странности — например, страдал ностальгией по кровавым драмам дней минувших. Бэзил только удивлялся и вздыхал, не понимая, куда деваются его запасы киновари и кадмия.

Дверь растворилась, и зависший в воздухе Глаз узрел визитера.

Дико выпучившись, Глаз дрогнул и со свистом пули отлетел назад в глазницу, едва не сбив с ног спустившегося с лестницы хозяина. Ввинтившись в спасительную норку, он заморгал, дергаясь в нервном тике.

Нелегальный торговец драконьей кровью был тем, кого разыскивал Гарри, и чей дьявольский облик Бэзилу предстояло воплотить на холсте.

Северус Снейп. Оживший кошмар эстета.

Кошмар Эстета вступил в холл без всякого колебания.

— Д-добрый день, сэр, — заикаясь, сказал художник. От волнения его тело разлетелось на большее, чем обычно, количество частей и даже органов (во всяком случае, желудок выскочил и с хлюпом выбросил содержимое завтрака под вешалку для шляп и пальто).

На лице гостя не дрогнул и мускул. Из-под низко надвинутой шляпы блеснули опасные черные глаза.

— Десять тысяч фунтов, — сквозь зубы процедил он.

С трудом собравшийся художник непонимающе уставился на визитера. И не потому, что тот не поздоровался, а сказанное им не дошло до сознания Холлуорда.

Снейп — а это был он и никто другой — заметно отличался от того человека, который был изображен на колдографии и которого Бэзил, скрепя сердце, вынужден был во всех ракурсах разглядывать в воспоминаниях Гарри. (Иначе как добиться портретного сходства?)

Год, прошедший со времен Последней Битвы, в течение которого исчезнувшего профессора разыскивал весь аврорат, Снейп навряд ли провел на Багамах.

Реальный Снейп оказался гораздо бледнее, худее и изможденнее того, из воспоминаний. С больным землистым лицом, хищным носом и страшно сверкающим взглядом, этот Северус Снейп определенно был зол и опасен, решил Бэзил.

— Давайте присядем, сэр, — пробормотал художник, ежась под острым взглядом «торговца кровью» и тайно подозревая, что тот читает его мысли.

Взгляд черных глаз быстро метнулся по сторонам, оценивая обстановку.

«Он чего-то боится, — внезапно догадался Холлуорд и слегка расслабился. — Ну конечно, торговля драконьей кровью из-под полы — дело подсудное».

— Мы здесь одни, сэр, — успокаивающе сказал он. (Призрак Сибиллы Вейн в туалете был не в счет.) — Давайте присядем.

Садиться Снейп не стал, а молча прошел вслед за хозяином в глубину холла, где стоял потемневший от времени гобеленовый диван, и остановился, настороженно зыркая из-под надвинутой на глаза шляпы. Его худая высокая фигура в черном плаще по-прежнему выражала скрытое напряжение кобры, в любой момент готовой броситься на врага.

Бэзил даже вздрогнул, когда Снейп сунул руку в карман своего забрызганного грязью плаща, и облегченно вздохнул, когда вместо пистолета со взведенным курком тот вынул оттуда пузатый флакон из темного стекла.

— Полпинты ровно, — хриплым голосом сказал Снейп, сверля глазами Холлуорда. — Десять тысяч. Ни кнатом… Дьявол, ни пенсом меньше.

— Но это слишком дорого, сэр, — заморгал художник. — Драконья кровь, да, но драконовская цена?..

Глаза Снейпа, черные, как ягоды тутовника, зло блеснули.

— Тогда поищите другого идиота, — сказал он, сунул флакон в карман и невозмутимо направился к выходу.

Бэзил Холлуорд не ошибся. Северус Снейп был чертовски зол. Прежде всего на самого себя. Не подступи к горлу цепкая рука нищеты, он бы ни за что не сунулся в волшебный мир, для которого — как надеялся — вовремя умер. И все же навряд ли его могли забыть за год с лишком. Провалявшись несколько месяцев в магловской больнице, где его сочли потерявшим память, с трудом оформив документы на имя Эверетта Стоуна (магла, умершего на допросе у Лорда, чем-то похожего на него, Снейпа, и потому запомнившегося), Северус вышел в мир, который не знал и который был ему чужд и дик. Довольно быстро он обнаружил, что не имеет никаких средств к существованию. Работы не было — в магломире профессор Снейп был никто, без документов об образовании и без квалификации. Требовались грузчики и чернорабочие, фасовщики рыбы, разносчики пиццы, уборщики территории или операторы мусоровозов. (Во всяком случае, это были те вакансии, которые в организации по трудоустройству предложили легендарному Мастеру Зелий.) Отчаявшись и оголодав, Северус вынужден был ограбить собственный дом на Спиннерс-энд и едва не попался в руки дежурившим там аврорам во главе с выжившим болваном Гарри Поттером. Много унести не удалось — пару золотых колец, мешочек галлеонов, которые нельзя обменять, и немного подвернувшихся под руку зелий. Половина оных оказались просроченной дрянью, и то Оборотное, что Снейп сварил, испортив три кастрюли (котла не было) и загадив плиту в ливерпульской квартире, потеряло свои свойства раньше, чем Северус-Эверетт добрался от Ливерпуля до Литтл-Хэнглтона. Обнаружив, что превратился в себя самого прежде, чем достиг улицы Мороус, 13, Снейп так растерялся и разозлился, что едва не повернул назад. Колдовство было ему заказано, как и аппарация, по которой его отследили бы в момент. Усталый, голодный и злой, без гроша в кармане (дорогая бутылка крови не в счет), он пересилил себя и продолжил путь.

К счастью, Кровавый Барон не подвел: клиент был Северусу незнаком, не говоря о том, что оказался не выходящим из дома безобидным призраком. Оставалось выбить из него нужную сумму. Десять тысяч, конечно, было многовато за полпинты, но Снейп был не из тех простаков, кто не умеет торговаться и не знает, с чего начинать. Дай Мерлин продать за шесть, думал он. Ведь удалось же ему купить вполне сносную шляпу и плащ за каких-то восемь фунтов, хотя наглый пройдоха с блошиного рынка ломил двадцатку. Ха! Не на того напал!

— Погодите, сэр! — предсказуемо разволновался Холлуорд, бросаясь вслед за «уходящим» гостем. — Давайте всё обсудим! Присядьте, прошу вас, — почти умоляющим голосом сказал он.

Повернувшись, будто сделал одолжение, Снейп смерил Холлуорда суровым взглядом с высоты своего роста.

«Тряпка, зануда и ничтожество, — определил он. — Добряк и дурак. Надо было начать с двенадцати».

«Высокомерный ублюдок, — решил Холлуорд. — Злобный хам. Небось, сам виноват во всех своих несчастьях».

Почему Бэзилу подумалось о каких-то несчастьях, он не знал и сам. Но в черных, как душа гангстера, глазах Снейпа, счастья уж точно не было и духу.

— Давайте по стаканчику, сэр, — торопливо сказал он вслух, пока торговец кровью не передумал. — Есть чудесное бургундское, правда, его там немного осталось, но на нас с вами хватит… Может, вы озябли? Тогда можно бы и огневиски. Меня Бэзил зовут, — он улыбнулся почти искренне, начиная привыкать к мрачному лицу гостя.

«К вину он навряд ли закуску положит, — вихрем пронеслось в голове голодного как дьявол Северуса. — Скорей, к огневиски… А если нет? Эта морда наверняка хлещет, не закусывая. Если я выпью стакан и ничего не съем, то свалюсь в придорожную канаву, не доехав до Ливерпуля».

— Бургундское было бы предпочтительнее, — сказал Снейп с высокомерием аристократа, будто это не он вчера, шатаясь по верфи, хлебал дармовое пиво с парой грязных докеров. — Можете звать меня Эверетт, — снизошел он.

Здесь это имя никому ни о чем не говорило, а Северус успел к нему привыкнуть.

Через четверть часа он уже сидел в гостиной, почти не прикасаясь к вину, зато уплетая за обе щеки и холодную телятину, и сыр, и бекон, жадно глотая яйца пашот и теплый хлеб — чудесный ароматный хлеб, который не шел ни в какое сравненье с дрянью из магловских супермаркетов и по которому он, Снейп, чертовски соскучился.

Холлуорд, напротив, налег на огневиски, краем глаза наблюдая за странным гостем, но не особо удивляясь его аппетиту. Бэзил и сам любил поесть, хотя сейчас набивал брюхо скорей по привычке, — в своем призрачном состоянии он вполне мог обходиться без пищи. Иногда, увлекшись очередной картиной, он начисто забывал о еде, и тогда в его кладовых плесневел хлеб и сыр, портилось мясо, в муке заводились черви, а мыши изгрызали крупы: чары сохранности продуктов Бэзил накладывать не умел, впрочем, как и все остальные чары. Изобилию и свежестью сегодняшнего угощения Снейп был обязан натурщику Поттеру, ради которого художник пополнил запасы. К своему счастью, Снейп об этом не знал.

Огневиски согревало и развязывало язык. В промежутке между телятиной и сыром Снейп уже знал, что фамилия хозяина — Холлуорд, что он одинокий холостяк, портретист, перебивающийся редкими заказами, официально работать в Министерстве не может, поскольку не имеет элементарных навыков волшебства, хуже презренного сквиба в глазах собратьев, а посему пишет портреты за скромную цену, не брезгуя ни живыми, ни мертвыми.

— Всё так подорожало, — со вздохом сказал Холлуорд.

— Не надейтесь меня разжалобить, — почувствовав, что если съест еще кусочек, то умрет от заворота кишок, Снейп сыто откинулся на спинку стула и вперил в гостеприимного хозяина почти что благосклонный взгляд.

«Так и быть, уступлю за шесть с половиной», — подумал он.

— Я не к тому сказал! — разгневался Бэзил, подогретый выпивкой. — Нечего усматривать в моих словах тайные намеки! Очень всё дорого нынче, разве не так? Не то, что каких-то пятьдесят лет назад! Вы знаете, почем сейчас обычная баночка белил, мистер Эверетт? Кстати, это имя или фамилия?

— Фамилия, — автоматически солгал Снейп.

«Поживи в Ливерпуле, в той дыре, что я, походи по магазинам, посмотри на цены! — обозленно подумал он. — Как сыр в масле катается, болван безголовый, а туда же, жаловаться, краски-замазки вздорожали!»

С ругательством Снейп переборщил — голова Бэзила, как и все другие части тела, были на месте: дружно всасывали алкоголь и далеко от источника уходить не желали.

— Вот и используйте ваши белила вместо драконьей крови, — сварливо пробурчал Снейп. — Если вам не нравится моя цена. Девять с половиной, так и быть.

Он окинул цепким взглядом остатки сыра и телятины, размышляя, влезет ли в него что-нибудь еще или нет.

— Такая сумма? Давайте все-таки в галлеонах, — предложил художник. — У меня плохо с фунтами.

— А у кого хорошо? — вскинул бровь Снейп.

— Я не хожу в «Гринготтс», ведь я вообще не покидаю дом, — вместе с глотком огневиски наполнился жалостью к себе Холлуорд. — Можно бы послать кого-то… Но тогда придется подождать. Разве вы не можете сам поменять деньги, мистер Эверетт?

— Не ваше дело, могу или нет, — хамски буркнул Снейп. — Девять тысяч фунтов, и расстанемся с миром.

Вновь вынув из кармана флакон, он со стуком поставил его на стол между объедками телятины и опустевшим блюдом ветчины.

— У меня только шесть, — разволновался Холлуорд, уставившись на вожделенную кровь. — И то, если наберется.

«Не мои проблемы», — хотел было сказать Снейп, случайно поднял взгляд поверх камина и… не сказал ничего.

Из большой бронзовой рамы на него игриво смотрел прекрасный белокурый юноша, улыбаясь обольстительно припухшими губами и ласково щуря ресницы. В кудрях искусителя играли золотые лучи, в глазах таилось обещание нежности и страсти.

Северус выронил вилку, которой собрался было наколоть последний кусок бекона.

— Сколько стоит этот портрет? — хриплым голосом спросил он, кивнув на картину.

— Нисколько! — завопил Холлуорд, вскочив, как подстреленный.

Снейп среагировал мгновенно — быстро схватил драконью кровь и сунул в карман. Каким образом в его руке оказался тяжелый подсвечник, он не мог бы сказать и сам.

— ОН не продается! — крикнул художник, тяжело дыша и наскакивая на гостя бойцовым петухом.

— Сядьте, — властно сказал Снейп, угрожающе поигрывая подсвечником. — Похоже, вы перебрали, мистер Холлуорд.

Художник с неожиданной ретивостью бросился к портрету (тот уже принял невинно-ангельский вид), не без труда снял со стены, отставил подальше, торопливо закрыл ширмой и только тогда плюхнулся на стул, вытирая пот со лба и дрожа всем телом, как желейный пудинг.

— Простите, мистер Эверетт, — покаянно пробормотал он. — Вы имели полное право спросить. К счастью, то есть к сожалению, эта картина не продается. Но я могу предложить вам не менее интересного юношу.

«Не нужны мне твои чертовы юноши», — хотел было сказать Снейп, но не успел: Бэзил выскочил из гостиной, но вскоре вернулся, прижимая к груди массивный прямоугольник, обернутый тряпкой.

Северус, отяжелевший от сытной еды, не послал художника к дьяволу не потому, что разомлел. Рассматривать мазню Холлуорда было некогда и незачем, он хотел получить шесть тысяч и убраться восвояси, но внезапно подумал, что если картина так же хороша, как то полотно, что висело над камином, а сейчас стояло за ширмой, то ее можно было бы загнать ливерпульским скупщикам — маглы не отличают магическую живопись от обычной: их глупые глаза не видят движений фигур на полотне, а уши простаков не слышат голоса портретов.

— Вот, мистер Эверетт, — слегка дрожащими руками Бэзил стянул с картины покрывало и развернул ее к гостю. — Этого милого юношу я рисовал для себя, но… — он смешался и не договорил, не умея лгать, но и не желая говорить правду.

Северус мазнул равнодушным взглядом по полотну.

— Блондинов нет? — спросил он.

— Нет, к сожалению, — огорчился художник. — Но этот мальчик тоже очень хорош, глаза просто восхитительные, — он прикусил язык, боясь расточать комплименты натурщику, чтобы не дразнить Дориана за ширмой.

— Заверните, — небрежно сказал Снейп, не глядя на портрет. — Сойдет в качестве компенсации, так и быть.

Подумав, что его желудок способен вместить в себя еще несколько ломтиков сыра, Северус приступил к расправе над оными, не забыв отдать должное и бургундскому.

«Он что, не узнал своего ученика? — недоуменно подумал Холлуорд, укладывая портрет на пол, чтобы удобней было заворачивать. — Ах да, Гарри на картине всё ещё мертв!»

Без всякой задней мысли он схватил со стола предмет торга — драконью кровь — и прежде чем непростительно расслабившийся Снейп понял, что происходит, вытянул пробку из флакона и ловко капнул три капли в центр полотна.

— Здравствуй, Га… — начал было Бэзил, желая поприветствовать сладко потянувшегося на диване юношу.

— Что вы делаете! — Снейп вскочил и вырвал у художника из рук бутылку драгоценной крови. — Рассчитайтесь сначала, милейший! На кой дьявол его оживлять! — прорычал он, по-прежнему не глядя на картину и от злости едва не наступив на нее. — Только кровь извели! Упакуйте вашу мазню, и покончим с этим!

Полупьяный и изнервничавшийся Холлуорд торопливо завернул портрет в покрывало, успев послать Гарри слезливо-прощальный взгляд.

— И веревкой обвяжите, — сурово прибавил Снейп, раздраженно думая о том, что лучше бы он выторговал у призрака предмет помельче: волочить картину в Ливерпуль было делом нелегким, в особенности с его здоровьем.

— Деньги, мистер Холлуорд, — жестко напомнил он, стоило художнику разогнуться и открыть рот, силясь сказать что-то.

Ругая гостя хамом и негодяем, призрак вылетел из гостиной (в буквальном смысле, притом по частям) и бросился в кабинет, где в старом бюро хранились его скудные финансы.

Не прошло и получаса (в основном потраченных на скрупулезный подсчет), как Снейп уже шагал вниз по улице Мороус, согнувшись под тяжестью картины и унося в карманах грязного плаща шесть тысяч фунтов, двадцать долларов, десять евро мелочью, пятнадцать иен, пять франков республики Джибути, восемь рупий, пять тенге, сто танзанийских шиллингов и двадцать пять российских рублей.

Северус-Эверетт Снейп был чертовски доволен сделкой.

***


Допив до дна бутылку огневиски, Бэзил Холлуорд, с пылающим взглядом и не менее пылающим от алкоголя нутром, ринулся в студию, охваченный накатившим вдохновением и страстным желанием нарисовать портрет урода, злодея и негодяя Северуса Снейпа, пока образ свеж в памяти.

В гостиной за ширмой изнывал от скуки обиженный и забытый Дориан.




Глава 3.

Печально понурив голову и уронив руки (в прямом смысле слова), Бэзил Холлуорд жестоко страдал. О, лучше бы это была головная боль с похмелья!

Увы, в его призрачном положении физической боли не существовало — ее сменила душевная. И сейчас, терзаемый муками совести и раскаяния, Бэзил вздыхал и ухал, опустившись до примитивно-привиденческих инстинктов.

Причиной уныния протрезвевшего художника была с каждой минутой нарастающая уверенность, что он ошибся, и ошибся фатально.

«С чего я взял, что мистер Эверетт и профессор Снейп — одно и то же лицо? — удрученно думал Бэзил, переводя взгляд со свеженамалеванного портрета на газетную колдографию. — Где оно, померещившееся мне сходство? Мой глаз, привыкший отдыхать на красоте, вполне мог спутать одного урода с другим, воображение связало страшилищ воедино, и, voilà, скажите на милость, кто этот гибрид?»

Он вгляделся красными от творческого угара (а может, возлияния) глазами в стоящий на полу портрет «Снейпа», пока что неподвижный, — у Холлуорда не было ни малейшего желания тратить драконью кровь на неудавшуюся работу.

— Эверетт, — пробормотал он. — Возможно... Но не Снейп!

Как он писал портрет вчерашнего гостя, Холлуорд помнил весьма смутно. И искренне удивился, обнаружив утром, что вместо хладнокровного бандита и вымогателя валюты изобразил какую-то драматическую личность. Сходство с мистером Эвереттом было налицо, но вместо высокомерия, цинизма и дьявольщины в глазах портрета читалась тоска. Тихая тоска и печаль, несомненно чуждая таким мерзавцам, как Эверетт. Мало того, сами глаза в тени ресниц, черные, мягкие и грустные, оказались такими умными и красивыми, что даже напомнили Бэзилу о теплых бархатных ночах Италии.

— Это не он! — Холлуорд в отчаянии обхватил отпадающую голову руками. — Хуже того, ни тот ни другой! Что я скажу Гарри? А вдруг он потребует свой портрет назад? О боги, что же делать?

Всё еще дувшийся на него Дориан и не думал утешать друга, молча и насмешливо внимая, как тот причитает, что извел на негодяя Эверетта пять тюбиков сажи газовой, три — черного Марса, два — жженой умбры и столько же сепии, и, вдобавок, израсходовал целую баночку цинковых белил, чтобы передать оттенок кожи а ля «брюхо дохлого лосося». Едва ли не полбанки ушло на здоровенный нос мерзавца, чего хватило бы на не менее гордые носы трех-четырех римских кардиналов.

Бормотание опечаленного художника прервал стук дверного молоточка, который был в полной исправности, хотя, казалось, заржавел и не производил ни звука снаружи, поддерживая иллюзию запустения.

— Это он! — горестно воскликнул Холлуорд, проклиная дары Бахуса, из-за которых с пьяных глаз послал Гарри сову с запиской «Ваш заказ готов».

Аврор Поттер влетел в прихожую, румяный как пион и свежий, как морской бриз, с такой радостью и надеждой в полюбившихся Бэзилу глазах, что бедный художник, истерзанный совестью, только тяжко и безутешно вздохнул.

— О, Гарри!

Забыв о ревности Дориана (хотя в холле не было его портрета, чтобы всякий пришлый визитер не осквернил вульгарным глазом красоту), Холлуорд поспешил навстречу молодому человеку и в полном смятении схватил его за руки.

— Я страшно виноват перед вами, — едва не плача, сказал он. — Мне не стоило присылать сову.

— Почему? — удивился Гарри. — Потому что пять утра было? Ну что вы, Бэзил, аврорам совы круглые сутки спать не дают. И если бы только совы, — с улыбкой прибавил он и огляделся по сторонам с любопытством ребенка, жаждущего увидеть новую игрушку: — Где он?

Бэзил с похоронным лицом направился к картине, которую снес вниз и небрежно прислонил к бронзовой скульптуре Меркурия, позеленевшего то ли от времени, то ли от злости: лицо бога торговли было сурово, а губы крепко сжаты, возможно потому, что каждый гость норовил повесить мантию или плащ ему на руку, как швейцару, но не думал элементарно дать на чай.

Мысленно сосчитав до трех по-английски, потом по-французски, затем по-немецки, Холлуорд убрал закрывающий портрет экран.

Вытаращив глаза, Гарри отступил на шаг назад.

Холлуорд уже приготовился сказать, что приносит тысячу извинений, в максимально короткий срок переделает испорченную работу и…

— Обалдеть, — прошептал аврор Поттер.

Что значит сие слово, Бэзил не знал, но решил — ругательство.

— Это он! — в зеленых глазах Гарри зажглось такое восхищение, что Холлуорд оторопел. — Потрясающе! Невероятно! Вы гений, Бэзил!

Он ринулся к оцепеневшему художнику и потряс ему тут же отвалившуюся от удивления руку.

— Профессор Снейп! Как живой! — счастливо сиял Гарри.

«Да ведь я его еще не оживлял, уродца, — недоуменно подумал парализованный непониманием Бэзил. — Неужели бедный мальчик настолько плохо видит?»

Гарри подошел поближе и вгляделся в портрет, не замечая, что благодарно прижимает к груди отпавшую кисть руки призрака (та не возражала).

— Снейп плохо выглядит, — задумчиво сказал он и прибавил с грустью: — Постарел, похудел, с виду больной какой-то… Только глаза прежние.

Бэзил хотел почесать в затылке, но было нечем: вторая его рука лихорадочно листала «Словарь современных английских выражений и оборотов» в поисках слова «обалдеть».

— Вы и впрямь думаете, что он так изменился? — спросил Гарри так доверчиво, что призрак окончательно стушевался, расстроился и от огорчения развалился на столько кусков, что не ответил на вопрос.

«Одним почитателям таланта надо терпеливо разжевывать каждую деталь, другим, насмешливым и недоверчивым критикам — забивать мозги пудрой «Это видение автора», а третьи верят тебе так искренне и безоговорочно, что остается только обнять их, прижать к сердцу и заплакать», — подумала голова художника, от стыда укатившаяся в пыльный угол.

Поначалу, рассмотрев торговца кровью, которого по глупости принял за Северуса Снейпа, Холлуорд твердо решил, что даже оставь этот негодяй визитку с адресом, он не покажет ее Гарри ни за какие коврижки. Кто-кто, а он, Бэзил, прекрасно знает, чем кончается общение с подобными мерзавцами, бедный невинный Дори — тому пример. Промолчать — не солгать, подумал Холлуорд. Но теперь к этому греху прибавилась ложь настоящая: Эверетт никак не мог быть Снейпом. Мало ли в той же Италии одинаково печальных черных глаз?

Гарри, как завороженный, стоял у картины, ничего не замечая.

Придавленный стыдом, Холлуорд кое-как собрался с телом и духом и усилием воли подтащил себя к картине.

— Ну что же… Давайте его оживим, Гарри, — со вздохом сказал он, приготовившись к разоблачению. — И тогда Эве… Северус Снейп скажет нам ПРАВДУ.

— Думаете, он вот так сразу признается, где его найти? — с сомнением спросил Гарри. — Если Снейп не хочет, чтобы мы знали о его местонахождении, то это может стать проблемой, Гермиона так и сказала… Снейп с портрета может и сам не знать, где он. От портретов порой мало толку, — вздохнул он. — Даже от умерших и мудрых, ведь у них двухмерный разум… Надеюсь, что Снейп жив. Это самое главное.

«А живой Снейп никогда откровенностью не отличался», — подумал он.

Холлуорд куда-то ушел и вернулся с темно-рубиновым флаконом драконьей крови. Гарри мельком глянул на сосуд, обтянутый тонкими плетеными шнурочками из драконьей кожи, и смутно подумал, что где-то видел подобный. Быть может, даже в школьной кладовой Снейпа.

— Постойте, Бэзил, — остановил он художника. — Скажите, а я бы мог оживить портрет у себя дома? Без свидетелей? — Гарри смутился и покраснел так мило, что очарованный и растроганный Бэзил едва не выронил флакон из рук.

«Этим ты только отсрочишь мою казнь», — с горечью подумал Холлуорд.

— Да, если перед этим я вдохну в картину свой дух, — сказал он.

— Разве вы не вдохнули? — искренне удивился Гарри.

— Да, но формальность есть формальность, — пробурчал Холлуорд. — У Бога и в церкви тоже так.

Шагнув к картине, он неохотно наклонился над портретом и шумно дохнул перегаром в центр полотна.

Гарри на секунду померещилось, что Снейп скривился.

— Когда придете домой, просто капните три капли на его лицо, — сказал Бэзил. — Погодите, я…

— Не надо, — перебил Гарри, поняв, что тот хочет отлить ему драконьей крови. — У меня этой дряни целый галлон. Недавно конфисковали со склада Пожирателей едва ли не цистер… — он смолк, не договорив, и покраснел до ушей. Это все-таки не жабросли и не шкурка бумсланга. Гермиона, та три галлона вывезла (со словами «Это ведь на добрые дела»), а они с Роном скромно по одному взяли. (Ну а потом уж отчет составили.) Видимо, Гарри был совсем неопытным и зеленым аврором, поскольку не переставал втайне мучиться совестью.

Холлуорд стоял, молча любуясь непонятной ему растерянностью молодого человека, от которой нежно загорелось свежее юное лицо, а в глазах — удивительных, полных тайны глазах ребенка и одновременно взрослого — мелькнула непонятная грусть.

— Спасибо, Бэзил, — улыбнулся Гарри, опомнившись.

Не успел художник вдосталь наглядеться на краски весны в его лице, как Гарри прошептал заклинание, коснулся палочкой портрета, уменьшив его до размера вкладыша от шоколадной лягушки и, подобрав с пола фантик, сунул его в карман мантии.

— Ах да, — смущенно сказал он, сунув руку в другой карман. — Чуть не забыл. Знаете, Бэзил, обмен — это, конечно, хорошо, но я тут подумал… Короче, вот, — он повесил на руку бронзовому Меркурию какой-то звякнувший мешочек и густо покраснел.

— Спасибо, сэр! А кровь как-нибудь на выходных занесу.

Прежде, чем Бэзил успел вымолвить и слово, Гарри исчез с легким волшебным хлопком. Будто и не было его никогда — улыбчивого мальчишки со взрослой печалью в зеленых глазах.

Услышав скрежет металла, Холлуорд очнулся от ступора и повернул голову на звук. Бронзовый Меркурий, скаля в хищной улыбке хлорно-зеленые зубы, крепко стиснул мешочек железным кулаком.

— Ты-ся-ча двес-ти га-ле-о-нов, — проскрежетал бог торговли, не раскрывавший рта лет тридцать. — Шесть ты-сяч фунтов. Но, быть мо-жет, я не в кур-се кур-са.

Сжав пальцами занывшие от фантомной боли виски, призрак выругался, пнул ногой статую Меркурия и с глухим стоном скрылся в глубине дома.

***


— Я его обманул, — плакался Холлуорд, без сил лежащий в кресле с бутылкой сливочного пива в руке. Попытка опохмелиться была самообманом не только для привидений, но убитому стыдом призраку было сейчас совершенно все равно.

— Сейчас бедный мальчик придет домой, оживит этого контрабандиста Эверетта и… Какой же я негодяй!

— Это почему же? — подал голос Сорок Девятый Дориан, выполненный в сангине и потому более уступчивый и мягкий по характеру. — Ты рисовал по наитию, мой друг. Это Снейп.

Бэзил поднял измученные совестью и пивом глаза к портрету D-49.

— Думаешь, это и вправду он? — с пьяной надеждой спросил художник.

— Он самый, — жестко отозвался Сорок Восьмой, нарисованный тушью и слов на ветер не бросающий. — Эверетт — это Северус.

— Правда? — недоверчиво переспросил Холлуорд и хотел что-то уточнить, но его язык, покинув привычное ложе, нырнул рыбкой в бутылку сливочного и принялся там плескаться, сбив художника с мысли.

— Откуда такая уверенность? — минуту-другую спустя спросил он, овладев связной речью.

Дорианы — все двести тридцать семь — молчаливо переглянулись. Никому не хотелось рассказывать, что пока охваченный творческой горячкой Бэзил отвернулся помыть кисти и протереть ветошью руки, недорисованный мистер Эверетт ускользнул с натянутого на подрамник холста и нанес визит D-47, D-48 и D-49, представившись как Северус и покорив галантностью Сорок Седьмого, напугав страстным напором Сорок Восьмого и пообещав не разочаровать в постели Сорок Девятого (чьи сангиновые щеки до сих пор довольно рдели розами, а искусанные жаркие губы мечтали охладиться хотя бы нарисованным шампанским).

— Неважно, — резко сказал Девяносто Девятый, с литографии. — Это был Снейп. Северус Снейп. Не морочь себе голову, Бэзил. Творческий мазохизм утомителен.

На твердое слово D-99 всегда можно было положиться, хотя Мастер больше любил более мягкие ипостаси своего Дориана.

— Хватит пьянствовать, Бэзил, — хмуро сказал практичный D-40. — Лучше пойди досыпь хлорки в унитаз. А то опять Сибиллой потянуло.

Все двести тридцать семь Дорианов дружно скривили красивые губы.

— Не припомню, написал ли я в антураже зелья и котлы? — озабоченно пробормотал художник себе под нос, покорно удаляясь.




Глава 4.

Цвет лица мистера Эверетта мог бы смело поспорить с цинковыми белилами, о которых ныл и стенал Холлуорд.

Мертвецки бледный, с дрожащими коленями и весь в холодном поту, он едва смог провернуть ключ в замке — руки не слушались. Полуживой от усталости, Северус ввалился в собственную прихожую, не включая свет, захлопнул ногой дверь, со стуком опустил на пол проклятую картину и буквально сполз по стене.

Сейчас он ненавидел себя так сильно, что, быть может, живи он на пару этажей выше седьмого, и впрямь бы не задумался вышвырнуть свое никчемное тело с балкона на асфальт.

Томясь в больнице, Северус начал было писать дополнение к брошюре «Пыточные проклятья: польза и эффективность», подпольно изданную в юности Темным Лордом. Целью исследования было изучение феномена страдания во времени: наиболее действенными пытками оказались слабые, но долгие, вроде больничных уколов и процедур. Героизм — это запал, однажды понял Северус, и этот героический запал понемногу кончается, как затухает факел. Но если человек страдает достаточно долго (расчеты и уравнения с временными коэффициентами прилагались), то постепенно теряет и разум и волю. Даже зелья не нужны. Время-убийца сделает свое дело, и нет пытки страшнее Времени и Неопределенности. «Дополнение к Пыточным Проклятьям» Северус так и не дописал: магловский доктор изъял черновик, и, ознакомившись с оным, направил пациента на психиатрическое обследование.

Настоящего Эверетта Стоуна, законного обладателя имени, Снейп помнил более чем хорошо. Эверетт был единственным на его памяти маглом, который не уступил Лорду и умер, так и не выдав местонахождения какой-то дуры из «Феникса». Любил он ее, видите ли. Глупый магл даже не знал, что его девушка — колдунья. Просто уперся чертом, оправдывая свою фамилию. Вдобавок ко всему, зловредный магл был похож на Северуса внешне, притом настолько, что когда Северус «вспомнил» в больнице, что его зовут Эверетт Стоун, у полиции, обвешанной компьютерами, фотографиями и прочим маглодерьмом, не возникло и тени сомнения: перед ними мистер Стоун, потерявший память из-за отравления токсинами. Жаль, что у мистера Стоуна нет родственников, готовых взять его под крыло. Но есть социальные службы, которые…

Тайно радуясь отсутствию родственного «крыла», Снейп часто думал про придурка Стоуна. Порой ему казалось (а может, это была заслуга психиатров) — Эверетт и впрямь часть его самого, и в гнусном мире маглов он жив только благодаря его, Стоуна, упрямству и воле, оставленной в наследство.

Настоящий Эверетт провел в подвалах Лорда больше года. О нем едва ли не забыли.

— Ты хотя бы понимаешь, за что умрешь? — тихо и ласково спросил Волдеморт. (Надо было очистить место в переполненной камере).

Эверетт тогда не отвел взгляда, и Лорд предсказуемо осатанел.

— За то, чтобы ОНА была жива, — у дурака-магла почти не осталось зубов в кровавом рту, но Северус разобрал, что тот сказал. — И чтобы моя смерть приблизила твою, сука.

Снейп потом неоднократно возвращался мыслями к этой фразе Эверетта. В ней была непонятная сила, будто умирающий магл напоследок послал Лорду проклятие.

Быть может, смерть Эверетта сдвинула какие-то колесики времени, а может, и нет. Всё-таки он был никчемный магл. Чтобы уничтожить Лорда, нужна была жертва посерьезней. Гарри Поттер. Северус много думал о том, что случилось. Быть может, даже слишком много думал. (Всё равно в больнице нечем было заняться, телевизор и шахматы он не любил, а магловские кроссворды разгадывать не умел).

Когда Северус забывался или бредил, психиатры мягко и симпатично напоминали ему о том, что он — Эверетт Стоун.

Иногда он и сам рад был этому верить.

Еле передвигая ноги, Северус дотащился до дивана и рухнул на матрас всей тяжестью, всполошив голубя в коробке.

— Дьявол, — пробормотал он. — Чтоб я сдох.

Просьба была более чем искренней.

Эйфория от «сделки» длилась от силы минут десять — пока он тащил себя и картину до вокзала. Ввалившись в купе вагона и сунув багаж и свои длинные ноги куда-то в угол, как паук-сенокосец, Северус принялся обмозговывать «прибыль», и чем ближе подъезжал к Ливерпулю, тем больше впадал в мрачную меланхолию: шесть тысяч фунтов, в сущности, были грошами, которых (при вычете долгов) не хватило бы надолго даже при жесткой экономии.

«Стоун в подвале протянул год, — устало подумал он. — Почему я решил, что переживу его?»

Видимо, сказались последствия болезни: в поезде с ним случилась галлюцинация (магловский термин, не путать с волшебным видением) — каждый раз, когда Северус-Эверетт бросал взгляд в окно, то вместо пробегающего пригородного ландшафта видел за стеклом лицо дурака Холлуорда с палитрой и кистью в руке.

Мысленно заавадив мазилу, Северус сбежал в тамбур, прихватив сигареты, но мерзавец-призрак настиг его и там, радостно заглянув в окошко с другой стороны состава.

Сейчас, лежа пластом на диване, он понемногу успокаивался: всему виной была усталость, перенапряжение и ничто другое. Не мог какой-то там жалкий призрак в окне тянуть из него душу, как вампир. Не мог! Бред, чушь, ахинея. Надо меньше есть в гостях.

Ручка входной двери знакомо крутанулась раз-другой.

«Тебя тут не хватало», — Северус вздохнул и повернулся на бок, натянув плед до подбородка.

По полу бодро процокали маленькие каблучки.

— Джон уже умер? — спросил строгий детский голос.

— Нет еще, — пробормотал Северус, попытался приподняться, но, бросив дурную затею, вновь рухнул на подушку.

— А когда он умрет?

Ему нравились ее большие, темно-серые глаза с крапинками.

Северус кое-как приподнялся на локте.

— Не скоро, Лиз, — сказал он. — Голуби живут лет двадцать.

Преодолев слабость, он сел на постели, разглядывая мелкую нарушительницу покоя.

Лиззи. Лиз. Элизабет.

Единственное существо, которое он терпе… нет, любил в подлом магловском мире, и на которое ему нравилось смотреть. Существу было пять лет, у него были растрепанные белокурые волосы и славные серые глаза. Имя Элизабет было слишком громким для такой мелкой пичуги.

Он звал ее Лиззи, иногда Лиз.

Присев на корточки, Лиз по-хозяйски вытянула коробку с голубем из-под дивана, подтащила к себе поближе пухлыми ручками и принялась разглядывать птицу со строгостью доктора.

— Ты мне не нравишься, Джон, — укоризненно сказала она, встряхнув коробку.

— Больные никому не нравятся, — буркнул Северус.

Лиззи подняла на него серьезные глаза:

— Но ты же мне нравишься, Эви.

«Эверетта» Лиззи так и не освоила: у ее соседа было сложное имя с гадкой буквой «р» посерединке, а фамилия ужасно глупая.

— Я? Но я не больной, — нахмурился Северус и доказательства ради приподнялся на подушке повыше и вытянул шею.

— Да? А? — уже забыв, о чем спросила, Лиззи принялась ожесточенно гладить голубя по голове. Тот сжался в комок, силясь без потерь пережить детскую ласку.

— Где Энн? — без энтузиазма спросил Северус.

Энн была молоденькой нянькой, какой-то там студенткой. На самом деле — идиоткой и мерзавкой (в системе мер и весов Северуса Снейпа). Поулыбавшись уходящим на работу родителям Лиззи, Энн тут же влипала в магловское изобретение под названием «компьютер», начисто забыв о существовании Лиз. Северус не видел Энн в лицо, но мысленно пообещал себе однажды пообщаться с ней так, что… Он бы давно уничтожил мерзкую маглу, если бы не Лиз, которая заявила, что ужасно любит Энн, а если Энн умрет, то и она обязательно помрет за компанию.

Северус искренне не понимал, в чем тут дело.

Вопрос был риторическим (оба знали, где Энн), и Лиззи не утрудилась ответить.

— Ты купил себе плазменный телевизор? — спросила она.

Северус не сразу понял, о чем речь. Нет, слово «телевизор» он теперь знал прекрасно, но в исполнении Лиз это прозвучало как Плясь-ми-тиви.

— Я не люблю Плясь-тиви, — пробормотал он, разглядывая Лиз: та активно сыпала в голубиную коробку крошки и цветные драже, выковыривая угощение из карманов платья. — Вообще никакой тиви.

Ласковая рука Лиззи замерла на голубиной шее, рискуя свернуть ее набок от избытка любви.

— Но ты же его купил? — удивленно сказала она. — Там, возле двери. Покажи, Эви!

Северус непонимающе нахмурился, но тут же просветлел лицом.

— Это не плясь, — краем губ улыбнулся он. — Это картина.

Лиззи была человеком действия. Не успел Северус-Эви свесить ноги с дивана, как Лиз, пыхтя и отдуваясь, уже вытянула картину из прихожей и втащила в комнату.

— Постой, — Северус покинул диван и присоединился к Лиззи, пытающейся развязать морские узлы, добросовестно накрученные Холлуордом. — Лучше разрезать.

К восторгу Лиз, он вынул из кармана складной нож (из-за которого однажды имел неприятности с магловской полицией, но как-то обошлось) и вспорол веревки.

Пухлая ручка Лиззи нетерпеливо сорвала с картины покрывало.

— Ой, — прошептала Лиз в наступившей тишине. — Как красиво.

Северус, сидящий на полу, ничего не сказал и не сдвинулся с места.

— Он хороший, да? — Лиз провела растопыренной ладошкой по полотну. — Этот мальчик.

Северус молчал.

— Эви?.. — обернулась она.

Северус вдруг резко вскочил, испугав ее, и набросил на картину валяющееся на полу покрывало.

— Иди домой, Лизбет, — прохрипел он. — Уже поздно. Уходи.

Лиз подняла голову, глядя на него снизу вверх глазами, полными обиды.

— Уходи, — хмуро повторил он.

Лиззи возмущенно тряхнула светлыми пушистыми волосенками.

— Эви дурак, — заявила она, удаляясь гордой герцогиней и стуча каблуками по полу как можно громче. На пороге она обернулась с хмурым и серьезным личиком:

— Скажешь, когда Джон умрет. Я ему сделала крестик с синим бантом. На могилку.

Закрытая дверь негромко стукнула.

— Эви дурак, — эхом прошептал Северус. Оглянувшись на дверь, он немного помедлил и вновь сдернул покрывало с портрета.

— Салют, Снейп! — радостно сказал Гарри Поттер, щурясь от света. — Давно не виделись.

— Мерлиновы яйца, — пробормотал Северус.

Подхватив лежащее на полу покрывало, он резким броском снова занавесил полотно.

Сердце танцевало тахикардию.

Откуда-то издалека донесся детский плач.

Хлопнув дверью, Северус-Эверетт вылетел в коридор.

— Где я? — спросил Гарри, вновь очутившись в темноте. — Профессор Снейп! — он помолчал, прислушиваясь. — Эй, ты! Снейп! Вот сукин сын… — обиженно сказал он.

***


Получив диплом об окончании Хогвартса (красивый свиток пергамента с сургучной печатью, на которой виднелся след лапки Минервы Макгонагалл, а под лупой можно было рассмотреть и кошачьи шерстинки, как на долларе), забросив документ пылиться на антресоли и устроившись на работу в Аврорат, Гарри купил себе дом.

Друзья покупку не одобрили и считали, что лучше бы он поселился в лондонском доме крестного, а не на отшибе в пригороде. Гарри, напротив, считал, что приобретение недвижимости — самое лучшее, что он сделал после войны.

Дом был маленький, если не сказать крохотный, спальня и совмещенная с кухней гостиная — вот и вся полезная площадь. Но Гарри это устраивало, быть может, сказалась детская привычка к чулану: чем меньше простора, тем лучше.

Зато сад был роскошный. К несчастью, у аврора Поттера не было времени с ним возиться, и вокруг дома довольно быстро образовался если не аналог Запретного Леса, то нечто похожее: дикое, буйное, ветвистое и травянистое.

Еще был сарай. Большой, деревянный, едва ли не с дом размером. Сарай пустовал, и только в одном углу пылились снятые с русского Пожирателя резиновые сапоги-скороходы (с переключателями скоростей на голенищах и тормозами на каблуках в виде железных мочалок), конфискованный бочонок драконьей крови, метла последней модели и велосипед «Гермес» с золотыми крылышками на педалях. «Гермес», за который они с приятелем Роном чуть не подрались, достался аврору Поттеру после очередной удачной операции по отлову сторонников Лорда. Велосипедом Гарри пользовался не так часто, как хотелось бы, — у «Гермеса» был один, но серьезный недостаток: склонность к клептомании. Стоило проехать мимо какой-нибудь магловской заправки, ларька или уличной распродажи, как из-под седла выныривала ловкая железная рука-клешня, хватала с прилавка первый попавшийся товар и совала в багажник, после чего крылышки на педалях приобретали невероятное ускорение, унося седока в дальние дали. В прошлый раз это были жвачки с ментолом и бутылка моторного масла. «Дирол» Гарри не любил, а масло уступало по качеству жиру гоблина, пришлось вернуться и с тысячей извинений отдать товар хозяину заправки. Обычно Гарри честно возвращал украденное «Гермесом» (кроме одного случая с кукурузными палочками, и то вышло из-за Рона, начавшего преспокойно хрустеть ворованным).

Гарри бросил взгляд на велосипед и только вздохнул: в багажной сетке красовалась упаковка памперсов и конфета на палочке, где и когда «Гермес» их подцепил, было неведомо.

Он послал железному коню укоризненный взгляд, но тот прикинулся ни в чем не повинной железякой.

Сунув подмышку бочонок драконьей крови, ради которого зашел в сарай, погрозив кулаком «Гермесу» и послав нежный взгляд любимой метле, Гарри захлопнул плечом скрипучую дверь и направился в дом.

Картина Холлуорда, возвращенная к исходным размерам, лежала на постели в той комнате, которая громко именовалась «спальней» и в которой вмещалась кровать, застеленная шкурой мантикоры с бахромой из усов и когтей (подарок Хагрида), платяной шкаф с побитым молью боггартом и дюжиной свитеров от миссис Уизли, а также тумбочка-сейф, презентованная Драко Малфоем в честь перемирия: в нее можно было положить яблоко, закрыть, а через минуту вынуть два. С другими фруктами номер не проходил, а второе яблоко часто бывало червивым, впрочем, чего еще ждать от такого человека, как Малфой. Подарок друга Невилла на новоселье тоже не слишком нравился Гарри: ночник в виде огурца. Огурец светился неплохо, но был похож на кривоватый член, покрытый пупырышками. Гермиона ночник не одобрила, но ее подарок был ничем не лучше — сорокатомник «Эльфы как угнетенный класс» лежал под кроватью, пылясь, уменьшенный до размеров конопляных зерен. Гарри втайне подозревал, что, быть может, уже вымел часть «Угнетенного класса», наводя порядок.

Поставив бочонок с кровью на малфоевский сейф, он уселся на кровать и робко коснулся рукой ткани, все еще закрывающей портрет. Ритм сердца вдруг набрал обороты.

«Что я ему скажу?» — с детским испугом подумал смелый Победитель Волдеморта.

— У-у, — злорадно подвыл боггарт в шкафу.

— Отвали, — буркнул Гарри. — Я не боюсь. Просто… э-э-э… Волнуюсь.

Боггарт насмешливо кашлянул.

Глубоко вздохнув, Гарри снял покрывало с портрета и с минуту молча разглядывал знакомое лицо с выразительными бровями, черные глаза и крепко сжатые губы.

— А где же зелья? — вдруг нахмурился он, присмотревшись к интерьеру — роскошной комнате в стиле неоренессанс с кроватью под балдахином и мягкими креслами.

Решив, что разберется с этим потом, Гарри открыл бочонок, аккуратно набрал в пипетку кровь и склонился над картиной.

— Уху-у… — зловеще ухнул боггарт, и на портрет едва не полетели четыре капли вместо трех.

По полотну пошли круги, как по воде. От изображения дохнуло магией — то ли творческой, то ли какой-то халтурной (Гарри не успел разобраться в ощущениях).

Круги разгладились, и черные глаза портрета приобрели живой блеск, а губы дернулись в знакомой усмешке.

— Профессор Снейп… — с благоговением прошептал Гарри и на всякий случай отодвинулся: Снейп был как живой и слишком близко.

— Кто? — вскинул бровь Снейп.

— Профессор Снейп, — повторил Гарри и робко улыбнулся. — Здравствуйте, сэр.

Мужчина на портрете скрестил руки на груди и смерил его презрительным взглядом, достойным раздавленного червя.

— Вы ошиблись, молодой человек, — сухо сказал он. — Меня зовут Эверетт Стоун. И повесьте меня на стену, сделайте одолжение.

Боггарт в шкафу расхохотался жутким смехом.

***


В прокуренной комнате можно было вешать меч Гриффиндора, что куда эстетичнее, чем магловский топор.

Пуская сизые клубы зловонного дыма, лежащий на кровати Северус-Эверетт угрюмо смотрел на закрытую тряпкой картину.

«Выходит, мальчишка все-таки умер, — думал он, охваченный непонятной тоской и усталостью. — Когда же это случилось?»

О том, что Холлуорд рисует и живых, и мертвых, Снейп совершенно забыл.

Месяц назад он точно видел Поттера в засаде на Спиннерс-энд, в этом он был уверен, как в том, что его зовут Севе… То есть Эверетт. Впрочем, неважно.

Он раздавил в пепельнице невесть какой по счету окурок и выхватил из пачки следующую сигарету. Из-за покрывала раздался сердитый кашель.

— Может, хватит дымить? — раздался знакомый голос. — Задолбал.

— Что-что? — моргнул Северус.

На минутку его обожгла похожая на надежду мысль, что он ошибся, а на картине НЕ ПОТТЕР: мальчишка бывал груб и дерзок, но не до такой степени.

«Но ведь он назвал меня профессором, — потер висок Снейп. — Нет, хочешь не хочешь, а придется посмотреть правде в лицо».

Поднявшись с кровати и едва не упав от головокружения, он одним движением сорвал с портрета ткань.

Мальчишка на секунду зажмурился от света, но тут же вытаращил с полотна ярко-зеленые нахальные глаза.

— Привет, — развязно сказал он и улыбнулся. — Не знал, что ты куришь как паук.

Снейп осел на кровать.

— Поттер, вы в своем уме?

«Точно, умер, — расстроенно решил он. — Живой Поттер никогда так не разговаривал».

— Давай по именам, — деловито сказал Гарри и прошелся по нарисованной комнате, утопая босыми ногами в густом ворсистом ковре. — Поттер, Поттер… Восемнадцать лет как Поттер, — он поискал что-то взглядом, наклонился, невежливо задрав зад перед носом Снейпа, и заглянул под персидский диван. — Этот дурак забыл мне тапки нарисовать!

— Сядьте! — рявкнул Северус. Увы, прокушенное змеей горло не слушалось, и прежде грозный звук получился слабоват.

— Не ори на меня, — Гарри плюхнулся на диван. Полы халата разошлись, явив на обозрение нежные голые бедра. Наглые зеленые глазищи выжидающе уставились на Снейпа.

— Ну?

Северус молча сунул в рот сигарету.

— Что с вами случилось, мистер Поттер? — наконец спросил он. — Как давно вас нет в живых?

Гарри удивленно заморгал.

— Ты чем обкурился? — сказал он. — Я что, похож на труп? Или меня так плохо нарисовали?

Вскочив с дивана и путаясь в шелковом халате, он ринулся к большому напольному зеркалу в позолоченной раме и внимательно всмотрелся в собственное лицо.

— Вроде нормально… Ух ты, и очки не нужны. Подожди, я проверю остальное.

Без лишних церемоний мальчишка сбросил халат и принялся разглядывать свое тело, поворачиваясь к отражению то одним, то другим боком, пытаясь рассмотреть спину и ягодицы и являя остолбеневшему от наглого бесстыдства Северусу разные пикантные части.

— Оденься немедленно! — рыкнул тот, забыв про «вы» и «мистера Поттера».

Гарри повернулся, мотнув розовым членом в облачке темных волос.

Северус-Эверетт закашлялся внезапно застрявшим в горле дымом.

— Во что? — Гарри поднял с пола халат. — У меня даже тапок нет!

— Стыда тоже нет, — буркнул Северус. — Не нарисовали.

Бессовестный мальчишка уселся на диван, расставив ноги.

— Знаешь, кто ты? — сказал он. — Закомплексованный зануда. Или ты не мужчина? Ой, — в его глазах мелькнуло наглое веселье, — а может, ты кастрат?

— Иди к чертям! — разъярился Северус.

Схватив покрывало, он закрыл картину с особо злобной тщательностью, а для верности накинул сверху шерстяной плед.

«Нет, это не Поттер, — с облегчением решил он. — Карикатура какая-то».




Глава 5.

«ДОБРО ПОЖА» — проступила кровавая надпись на знакомой двери.

Гарри честно подождал окончания фразы, но та почему-то не появилась, хотя через несколько секунд дверь привычно исчезла, пропуская гостя в дом.

Гарри вошел в холл и огляделся.

— Бэзил?.. — позвал он и прислушался.

Прокатившееся по дому эхо тоже хотело бы знать, где Бэзил.

«Наверное, он в мастерской, — решил Гарри и двинулся дальше, поминутно окликая художника и раздумывая, почему тот не ответил на его сову.

Путь в студию лежал через коридор с высокими каменными сводами, слабо освещенный редкими свечами в канделябрах. Дорианы были и здесь, провожая гостя подозрительными глазами и многозначительно переглядываясь друг с другом.

Добравшись до двери мастерской, Гарри с огорчением обнаружил, что та заперта. Он постучал раз и другой, но Холлуорд не отозвался.

— Что вам нужно? — внезапно раздался хор голосов, и Гарри вздрогнул от неожиданности.

Дорианы (дюжина на одной стене и столько же на другой) дружно хмурились, кусая губы и глядя на гостя с откровенным раздражением.

— Мне нужен мистер Холлуорд, — пробормотал Гарри, слегка обескураженный холодным приемом. — Поговорить.

— Он занят, — одинаково резко сказали Дорианы.

Коридорные Дорианы любезностью не отличались, втайне обиженные, что висят в полумраке, а не сияют во всем блеске красоты, как те, что обосновались в студии или гостиной.

Из глубины дома раздался странный глухой звук.

— Вот он где! — обрадовался Гарри. — Я только спрошу кое-что, это ненадолго, — заверил он, направляя стопы туда, где, очевидно, находился Бэзил.

— Стойте! — сердито рявкнули Дорианы. — Вам же сказали, Мастер занят.

— Буэ, — услышал Гарри и сообразил, что звук исходит от клозета в конце коридора.

— Муки творчества, — сурово пояснили портреты.

— Ах вот что… — пробормотал Гарри, слабо знакомый с тонкостями искусства.

— Вя-а! Хр-р…

Муки творчества подозрительно смахивали на рвоту.

— Ему плохо? — встревожился молодой человек. — Может, помощь какая-то нужна?

— Нужна, — глухо сказали Дорианы с противоположной стены. — Толика такта и воспитанности. Другой не надо. Уходите.

Из-под двери клозета высунулось нечто похожее на ухо хозяина дома, но тут же хлюпающей устрицей вползло обратно в щель, и Гарри решил, что ему померещилось.

— Хорошо… Я пришлю еще одну сову. Всего доброго, — он направился к выходу, но, бросив взгляд на последнюю картину в веренице портретов, вдруг затормозил, всматриваясь в полотно за плечом очередного красавца.

— Где это вы, мистер Грей? — спросил он, разглядывая знакомую кровать с балдахином, обтянутые шелком кресла и мраморную ванну на львиных лапах: интерьер был копией того, что на портрете Снейпа.

Дориан, вальяжно сидящий в мягком кресле, скучающе оглянулся.

— В апартаментах лорда Генри, — небрежно сказал он и посмотрел на гостя выразительным взглядом, говорящим «Да когда же ты наконец уберешься?»

Почесав в затылке, Гарри кивнул и в глубокой задумчивости пошел дальше, огорченный, что так и не получил ответа на вопрос «Кто такой Эверетт Стоун?».

У двери он чуть было не упал, зацепившись полой мантии за кадуцей Меркурия, который тот выставил, как шлагбаум, но не заметил ни золотисто-хищного взгляда бога торговли, ни того, что из порванного кармана мантии бесшумно выпали на ковер три кната.

Дверь за Гарри закрылась, а из-под порога, будто отброшенный невидимой рукой, вылетел измятый пустой тюбик с этикеткой «Кармин темный».

— Одно жульё вокруг, — грустно заметил заброшенный за вешалку для пальто Дориан-399. Он был неудавшимся эскизом, который Бэзил забыл уничтожить. Меркурий не удостоил D-399 и взгляда: неудачники его не интересовали.

***


— У-ха-ха! — с порога услышал Гарри гадкий смех боггарта. Он собрался было крикнуть, чтобы тот заткнулся, но так и остался стоять с открытым ртом, сообразив, что боггарт с кем-то ссорится.

— Прекрати паясничать, — голос, низкий и мягкий, был знаком Гарри до последней нотки. — Не впечатляет. Я уже не в том возрасте, знаешь ли.

— А если снять твои подштанники, впечатлит? Бугага! — заржал боггарт.

«Это не мой!» — с удивлением понял Гарри. Где-то он слышал и этот голос, но где?

— Ты безнадежно устарел, приятель, — насмешливо отозвался Снейп. — Я ношу брифы или боксеры. Иногда хипсы. Вот такие, например. Черные и немаркие, гляди.

«Что за чертовщина?» — поразился Гарри.

Охваченный любопытством, он бросился в спальню, но оказался недостаточно проворен: боггарт со свистом влетел в шкаф, и рассмотреть его не удалось. Гарри показалось, что это какой-то очкастый тип вроде Джона Леннона. Его собственный боггарт-дементор был похож на старую рваную мантию и опасности не представлял, превратившись лишь в напоминание о старых страхах.

Гарри перевел взгляд на портрет и застыл с открытым ртом.

Снейп хладнокровно застегивал ширинку.

— В чем дело? — кисло сказал он. — Здороваться вас не учили, молодой человек?

— Здравствуйте, профессор Снейп, — промямлил Гарри, под взглядом насмешливых черных глаз превращаясь из храброго аврора в трусливого школьника.

— Опять вы за свое? Так сложно запомнить мое имя? — скривил губы Снейп. — Кроме первой буквы, ничего общего.

Гарри опустился на кровать и тяжело вздохнул.

— Я запомнил, мистер Стоун, — обреченно сказал он.

Глупая надежда, что в его отсутствие Снейп вспомнит, что он Снейп, развеялась, как дым.

— Можно Эверетт, — снисходительно сказал тот, удостоив Гарри взгляда, которым профессор награждал своих учеников за сносно сваренные зелья. — Раз уж мы вынуждены общаться так часто.

— Часто?..

Гарри озадаченно отвесил челюсть: вчера, заняв почетное место на стене, профессор Снейп невозмутимо удалился в ту часть картины, где была кровать под шелковым балдахином, задернул полог и, немного повозившись, через минуту уже храпел как ни в чем не бывало. Вместо предполагаемого разговора по душам Гарри беспокойно ворочался в постели, слушая рулады большого профессорского носа и втайне подозревая, что Снейп попросту над ним издевается.

Утром ему повезло лицезреть лишь гордую спину, черноволосый затылок и аристократическую руку с чашечкой кофе: Снейп стоял у стеллажа с книгами, изучая корешки так внимательно и пристально, что не услышал «Доброе утро, профессор». А может, назло не отозвался.

Проспавший из-за храпа и безбожно опаздывающий на работу, Гарри не стал выяснять отношения и аппарировал в Аврорат. Но сейчас пришла пора брать быка за рога.

— Послушайте, сэр, — неуверенно начал он, не зная, как обращаться к зловредному портрету. Что «мистер Стоун», что «Эверетт», — оба застревали в горле, когда Гарри смотрел на бледное, похудевшее, но до боли знакомое лицо: он помнил его до каждой морщинки. — Я не хочу вас обидеть, но мне кажется, вы потеряли память. Такое бывает, знаете ли, — он вздохнул, отметая воспоминания о неизлечимой амнезии профессора Локхарта.

Снейп, опять спиной к нему, сосредоточенно рылся в шкафу, разглядывая висящие там костюмы.

— Мда? Пусть вас не заботят мои потери, мистер По… — он запнулся. — Как вас зовут?

— Вы прекрасно знаете, как меня зовут, профессор! — не выдержал Гарри. — Не издевайтесь!

Снейп стремительно развернулся — точно так, как делал это на уроках, до заикания пугая младшекурсников.

— А может, это вы издеваетесь? — он обжег Гарри уничтожающим взглядом. — В отличие от вас, я ничего не терял, — сказал он, цедя слова точь-в-точь, как Снейп. — Если вы где-то посеяли вашего профессора, то так и быть, постараюсь помочь, хотя что-то подсказывает мне, что вашего Снейпа здесь нет.

С этими словами он распахнул пошире резные дверцы платяного шкафа.

— Это случайно не он? — Снейп выдернул за рукав суконное пальто с лисьим воротником и показал Гарри. — Нет? Неужели?

Пальто полетело на пол. Переступив через него, он вырвал из шкафа старомодный атласный жилет с серебристой тесьмой.

— И это не он? Надо же, какая досада, — ухмыльнулся Снейп и вознамерился было продолжить разорять гардероб лорда Генри, но вдруг остановился, наткнувшись на странно блестящий взгляд Гарри.

— Что? — нахмурился он.

— Ничего, — Гарри проглотил комок в горле. — Ваш голос… И вообще… Я по вам скучал, — прошептал он, улыбаясь.

Снейп замер. Атласный жилет выскользнул у него из рук. В черных глазах мелькнуло и исчезло непонятное тревожное выражение.

— Чушь какая, — буркнул он. — Не могли вы по мне скучать. Я вас впервые вижу, молодой человек.

Он наклонился, чтобы собрать с пола одежду, и густые волосы завесили лицо, скрыв его выражение.

«Снейп шпион, привыкший врать, — подумал Гарри, разглядывая гибкую черную фигуру. — С чего я взял, что на картине он будет правдивым и искренним?»

— Не думал, что у портретов бывают свои боггарты, — сменил он тему и вдруг, осененный догадкой, расцвел в счастливой улыбке. — Послушайте, профессор, а ведь это значит, что вы живы! Мертвым бояться нечего, у них нет боггартов!

Снейп медленно разогнулся и хмуро уставился на радостно сияющего Гарри.

— Опять профессор? — кисло сказал он. — Включите логику, молодой человек, если знакомы с этим словом. Наличие у меня боггарта еще не означает, что ваш профессор жив, хотя бы потому, что я не ваш профессор. Меня зовут Эверетт, и мой боггарт очень похож на вас, приставучего мальчишку, — насмешливо прибавил он.

Гарри сник так же быстро, как и загорелся.

«Тот боггарт и впрямь был похож на меня, — огорченно подумал он. — Какой-то очкарик… Неужели это я был?»

— Как вы думаете, пойдет ли мне такой фасон? — вывел его из оцепенения мурлычущий голос.

Гарри встрепенулся и тут же застыл с вытаращенными глазами, обнаружив, что Снейп одобрительно осматривает белую батистовую рубашку с кружевной оторочкой.

— Э-э-э… Не знаю… — пролепетал он, глядя, как профессор прикладывает рубашку к груди, прикидывая длину рукава. — Вам не нравится ваша мантия?

— Эта ряса? — скривил губы Снейп и дернул воротник так, что маленькие пуговицы брызнули в стороны. — Оторвать бы руки тому, кто нарисовал эту мерзость! Я не монах-доминиканец.

«Это НЕ СНЕЙП! — с ужасом подумал Гарри. — Настоящий Снейп никогда бы не отказался от своей любимой мантии! И уж тем более не надел бы белую кружевную блузу!»

— Вам не нравится? — изогнул бровь Снейп-не-Снейп. — Может, эта?

Он любезно развернул перед Гарри нечто серебристое с пышным воротником-жабо.

Шокированный Гарри неопределенно потряс головой.

— Нет? Жаль. Цвет замечательный, наверняка будет неплохо смотреться с теми синими бархатными бриджами, — пробормотал Снейп-не-Снейп, увлеченно копаясь в гардеробе лорда Генри. — О-о, а вот то, что нужно! — торжествующе воскликнул он, вытянув из шкафа что-то яркое. — Неплохо, правда?

Третья рубашка, канареечного цвета и с золотистой манишкой, оказалась последней каплей.

— Обалдеть, — пробормотал Гарри, порывисто вскочил и пулей вылетел из комнаты, пока Снейп, Стоун, или кто бы ни был этот человек, не увидел навернувшихся на его глаза слез.

Торжествующая улыбка Снейпа тут же исчезла. Он нахмурился и задумчиво потер подбородок.

— Не мог ты по мне скучать, — пробурчал он, брезгливо отшвырнул желтую рубашку и принялся высматривать разбросанные по полу пуговицы от мантии.




Глава 6.

— Рон, я, наверное, схожу с ума, — Гарри торопливо шел за напарником, несолидно скачущим вприпрыжку. — Вот смотрю на него, и вижу, что это Снейп. Но ведет он себя так, как профессор Снейп в здравом уме сроду бы себя не вел, даже под Империусом! Короче, это надо видеть.

— Думаешь, мне так хочется видеть этого сальноволосого урода? — пробурчал Рон. — Одно дело, помогать его искать, но лишний раз смотреть на его рожу…

— Ничего у него не рожа, — вспылил Гарри. — Нормальное лицо, просто нос большой.

Рон ловко задрал палочкой край мантии проходящей мимо юной ведьмы со стройными ножками. Та обернулась, и аврор Уизли сделал серьезное лицо.

— Проверка на запрещенные артефакты, — сурово сказал он. — Все в порядке, мисс, идите дальше.

Девушка непонимающе моргнула, но Рон уже повернулся к Гарри.

— Нормальное лицо, говоришь? Значит, это точно НЕ СНЕЙП.

— Нет, ты сначала посмотри на портрет, — Гарри сердито дернул друга за мантию: тот заметил на другой стороне улицы Дафну Гринграсс со Слизерина и собрался послать ей в спину волшебную липучку с надписью «Я доступная»; подобных липучек у аврора Уизли были полные карманы.

— Ладно, пошли, — вздохнул Рон. — Тогда дашь мне покататься на «Гермесе»? В виде компенсации за моральный ущерб.

— Дам, если без глупостей, — сказал Гарри.

Зайдя за угол Аврората, они взялись за руки и дружно аппарировали.

***


В другой раз Гарри бы посмеялся, глядя на выпученные глаза Рона и глупо отвисшую губу. На мгновение ему показалось, что веснушки друга сейчас осыплются на пол — так забавно вытянулось его лицо. Но сейчас Гарри было не до смеха.

— Чем обязан? — холодно поинтересовался Снейп (или мистер Стоун), безучастно глядя на аврора Уизли сверху вниз.

Тот молчал, таращась на облаченного в батистовую рубашку черноглазого брюнета в обтягивающих бриджах для верховой езды и с кнутом в руке.

Снейп-Стоун скучающе щелкнул кнутом по носку своего лакированного сапога, и Рон вздрогнул.

— Конюх? Лакей? На дворецкого вы определенно не тянете, — с усмешкой сказал Снейп.

— Слушай, Гарри, я не знаю, — пробормотал Рон и почесал пятерней рыжие вихры на затылке. — Похож, да.

Гарри подтолкнул друга локтем в бок, но было поздно.

— Ах, так вы попросту хам, — выплюнул Снейп-Стоун и отвернулся, предоставив Гарри и Рону любоваться поджарым задом в бриджах и рельефными бедрами.

— Извините, мистер Стоун, — Гарри бросился спасать ситуацию. — Мой друг так удивился, что забыл поздороваться. Пожалуйста, не сердитесь на него.

Не удостоив никого ответом, Снейп-Стоун направился к зеркалу в глубине комнаты и, взяв с подзеркальника флакон, щедро распылил на себя облако из мелких брызг, не забыв подмышки.

— К черту, — махнул рукой Рон. — Это не Снейп. Тот сроду не душился парфюмом. На дух его не переносил, если от девчонок воняло.

— Ну и что, — зашептал Гарри на ухо другу, пока Снейп-Стоун изучал в зеркале свое отражение. — Посмотри на его глаза! На губы, на руки… Скажи мне, что это Снейп! — почти умоляюще прибавил он.

— Глаза, да… — пробурчал Рон, не подумав понизить голос. — Он и в школе на меня так смотрел, с говном смешивал. Видно, что сволочь. Другого сходства не вижу.

Гарри разочарованно вздохнул. Может и впрямь всё дело во взгляде?

— Ну какой же это Снейп? — продолжил Рон, подходя к картине поближе. — Покажи мне хоть одно зелье.

— Э-э-э… Зелья… Это художник виноват, — торопливо сказал Гарри. — Наверное, забыл о моей просьбе. Но ничего, думаю, он согласится пририсовать сюда всё, что Сне… мистеру Стоуну нужно.

Снейп-Стоун со стуком поставил на подзеркальник флакон парфюма и повернулся. На его губах заиграла светская улыбка.

— Не волнуйтесь, здесь ЕСТЬ зелья, — сказал он, обращаясь к Гарри и подчеркнуто не замечая Рона. — Когда закончатся, я дам знать.

— Есть? — обрадовался Гарри. — Где?

— А вот, — стуча каблуками лакированных сапог, Снейп прошел к инкрустированному бюро и поднял крышку: — Убогий набор, но лучше, чем ничего. Морфий, гашиш, так-так… Кокаина немного, правда, — недовольно проворчал он и, насыпав на ладонь порошка, с наслаждением втянул в ноздрю и трижды чихнул.

— Смеси для кальяна… — продолжил он, сунув нос в бюро. — Отлично. Кальян у меня там, за креслом.

Рон внезапно согнулся пополам и заржал, взвизгивая от смеха.

— Зелья, ы-ы-ы! — застонал он. — Снейп, как же!

Гарри молчал. Его лицо стало почти таким же белым, как лицо на портрете, а в глазах задрожали слезы.

— Извините, мистер Стоун, — тихо сказал он и вышел, зацепившись плечом за дверной косяк.

— Пока, Снейп! — крикнул корчащийся от хохота Рон и махнул рукой портрету. — Жаль, в Хогвартсе ты нас такими зельями не баловал!

— Вон отсюда, — сквозь зубы сказал мистер Стоун таким знакомым страшным голосом, что внезапно переставший смеяться аврор Уизли быстро выскочил из комнаты вслед за Гарри.

— Хорош профессор Снейп… — отдышавшись, сказал он. — Эй, ты чего?

— Ничего, — буркнул Гарри. — Что-то в глаз попало.

Бывший шпион очистил ногти от мела, который успел сковырнуть со стены, и с досадой захлопнул крышку бюро.

***


— Расслабьтесь, мистер Стоун. Один укольчик — и вы ничего не почувствуете. Или почувствуете. Короче, как повезет.

Белая операционная лампа била в глаза. Из-под масок хищно и плотоядно блестели глаза хирургов: Макнейра, Нотта, Розье и Мальсибера.

— Идите к дьяволу с вашими уколами! — Снейп попробовал дернуться, но понял, что привязан к столу.

— Мы только от него, — радостно сказал Нотт. — О, а вот и он собственной персоной! Главный хирург, завотделением, лучший из лучших. Доктор-Которого-Нельзя-Не-Любить. Вам крупно повезло, мистер Стоун.

Над распятым на столе пациентом нависла фигура в зеленом халате. Между маской и шапочкой сверкнули огнем знакомые красные глаза без ресниц.

— Скальпель, — повелительно сказал Доктор-Которого-Нельзя-Не-Любить. — Нет, зажим не нужен. Лоток подставьте. Не этот. Поглубже.

В его руке сверкнул мясницкий нож.

— Что вы собрались делать? — облился потом Северус.

От дружного хохота хирургов содрогнулись стены операционной, осыпались стекла в шкафах и заплясала лампа над столом.

— Как что? — засмеялся красноглазый доктор. — КАСТРИРОВАТЬ!

Северус отчаянно рванулся, закричал и проснулся от бешеного стука собственного сердца.

— Мерлин всемогущий, — он схватился за промежность и со стоном благословенного облегчения откинулся на подушку: всё самое ценное было на месте.

За окном светало. Голубь под кроватью уже не спал, шаркая по коробке сухими лапками и что-то поклевывая.

— Ты чего орешь? — донеслось сонное бурчанье из-под пледа, закрывающего портрет. — Такой классный сон мне перегадил.

Выдернув проверяющие руки из трусов, Северус взвился с места, бросился к картине прыжком разъяренного тигра и сорвал покрывало.

— КЛАССНЫЙ СОН? — взревел он.

Его судорожно сжатый кулак, готовый пробить полотно, замер в двух дюймах от носа мальчишки.

Гарри Поттер, голый и беззащитный, встрепанным воробьем сидел на своем персидском диване, наклонив голову на бок и смешно моргая.

— Ты чего? — по-детски глупо спросил он и почесал живот.

Северус уронил руку, едва не уничтожившую портрет, и съехал на пол, прислонившись спиной к дивану.

— Что, какая-то хрень приснилась? — с участием спросил Гарри, разглядывая Северуса с откровенным любопытством.

Тот молча кивнул, всё ещё между сном и явью, определенно выбитый из колеи. Нашарив на полу пачку сигарет, он попытался вытащить одну, сломал, и вяло отшвырнул фильтр.

— Слушай, а ты точно Снейп? — вдруг спросил мальчишка, сполз с дивана и на четвереньках подобрался к самому краю полотна — невидимой границе, разделяющей их миры.

Северус невольно уставился на член, болтающийся между ног мелкого нахала, отнюдь не маленький, но такой же бодрый, как его бесстыжий хозяин, и окончательно проснулся.

— А ты точно Поттер? — раздраженно сказал он, с трудом оторвав взгляд от непристойного зрелища.

— Я-то да, — зубы Гарри весело блеснули в полутьме. — А ты кто? Во-первых, у тебя классная фигура. Во-вторых, ты спишь в трусах. У Снейпа в Хогвартсе была хреновая серая ночнушка, — хихикнул он. — Отсюда вывод: ты — НЕ СНЕЙП.

— Идите к дьяволу, Поттер, — рассердился Северус и потянулся за покрывалом.

— Подожди! — вскочил Гарри. — Не надо! Не уходи.

— Что такое? — недовольно буркнул Северус. — Еще какую-то чушь вспомнил?

— Нет-нет, — торопливо сказал Гарри, глядя на него умоляющими глазами. — Я хотел на тебя еще немножко посмотреть.

Это было уже чересчур.

— Еще чего! — рявкнул Северус и накинул плед на глупый портрет.

То ли в комнате было темновато, то ли Снейп еще не пришел в себя, но нижний угол картины остался неприкрытым. Через секунду в дырочку уже подсматривали два зеленых глаза.

На свое счастье, Северус этого не заметил. Завернувшись в одеяло, он вышел на балкон, освежился сыростью утра и сигаретным дымом, после чего вернулся в теплую постель и принялся размышлять о приснившемся кошмаре, машинально проверяя, действительно ли операции не было.

Не мешало бы также удостовериться, что уцелевшие части тела функционируют. Не прошло и минуты, как он убедился, что всё работает не хуже, чем прежде. Увлеченный ревизией и озабоченный тем, чтобы та проводилась бесшумно, он так и не услышал тихого быстрого дыхания кого-то еще.

***


Вечерело, и в кафе Флориана Фортескью понемногу стекался народ, любящий полакомиться не только мороженым, а и чем-нибудь погорячей. Музыка стала громче, дверь поминутно хлопала, впуская сквозняк и новых посетителей. Пришла пора уносить ноги, понял Гарри.

Гермионе, верной боевой подруге, пришлось всё рассказывать обстоятельно, начиная от первого визита к Холлуорду и заканчивая сегодняшним вечером, когда окончательно распоясавшийся Снейп-не-Снейп присосался к кальяну и, глядя на Гарри томными глазами из-под прикрытых век, обозвал его «мой лапочка».

Увлекшись, забыв о давно растаявшем мороженом, Гарри вот уже час изливал душу, радуясь благодарной слушательнице: Гермиона не перебивала рассказ репликами вроде «Снейп сальноволосый урод», а только молча кивала и лишь изредка задавала наводящие вопросы. Более того, трансфигурировав салфетку в блокнот, время от времени ставила какие-то пометки, как заправский следователь, что само по себе вызывало уважение. Правда, занятый рассказом Гарри не смотрел, что там пишет подруга, но это было ни к чему — Гермионе он доверял всем сердцем. То есть, почти всем.

— Мой лапочка? — деловито переспросила она, перестала чиркать в блокноте и подняла на Гарри задумчивый взгляд.

— Ну да, — Гарри густо покраснел. — Я ему сказал, что кальян — не самый полезный способ расслабиться. Ты бы видела, как мистер Стоун смеялся! Нет, хохотал! Настоящий Снейп вообще не смеется!

— Да ты просто не слышал, — фыркнула Гермиона и почему-то сердито поджала губы, явно не намереваясь делиться подробностями. — Так что смех — еще не показатель. А вот «лапочка»…

«Какого дементора я ей это рассказал?» — рассердился на себя Гарри.

— Это подтверждение тому, что Снейп настоящий, — выдала она к глубокому его изумлению. — Если бы он сказал это кому-то из девушек, это был бы не Снейп.

Гарри удивленно распахнул глаза.

— Я не могу утверждать, что он женоненавистник, но то, что гомосексуалист — знаю точно, — сухо сказала Гермиона.

Глаза Гарри просто физически не смогли бы стать больше. Покраснеть сильнее тоже было невозможно. К счастью, вновь занявшаяся блокнотом подруга ничего не заметила.

— Откуда ты знаешь? — севшим голосом спросил он.

— Из Отдела Тайн просочилось, — пробурчала Гермиона, ожесточенно атакуя блокнот.

— Оттуда одна деза сочится, — недоверчиво сказал познавший Дзен аврор Поттер.

— Не скажи. Я и в школе подозревала неладное.

Она сердито тряхнула головой, и в сердце Гарри закралось подозрение, что знает о верной подруге далеко не всё. Впрочем, как и она о нем.

— Есть идея, как проверить твоего Эверетта Стоуна, — с озорным огоньком в глазах вдруг сказала Гермиона. — Идем!

Она порывисто вскочила, уронив на пол блокнот, и хотя подняла его со скоростью схватившего муху хамелеона, Гарри успел заметить, что страница густо испещрена носатыми профилями профессора зельеварения.

***


— Да тише ты! — прошипел Гарри. — Забыла, какой у Снейпа слух?

— Я наложила заглушающее, ты что, не заметил? — сказала Гермиона, шелестя, шурша и позвякивая невесть чем.

Гарри, стоящий к ней спиной, только вздохнул. От и впрямь ничего не заметил, поскольку с головой ушел в тревожные размышления о том, правильно ли они поступают, пытаясь вытянуть из портрета его тайны, если таковые есть. Северус Снейп, будь это он и при полной памяти, не раскололся бы ни в живом, ни в нарисованном виде, а Эверетт Стоун мог быть Эвереттом Стоуном и искренне не понимать, что от него хотят.

«Кто такой Эверетт Стоун? — в который раз подумал он. — Может, где-то тут лежит ключ к разгадке? Надо попробовать подойти к вопросу с другого конца».

— Ну я вам покажу «панельную суку», профессор Снейп… — донеслось до него сердитое бормотанье. Гарри решил, что ослышался.

— Долго еще? — спросил он, устав переминаться с ноги на ногу.

— Сейчас-сейчас… Всё, можешь смотреть! — с торжеством сказала Гермиона.

Гарри повернулся, вздрогнул и попятился. Сняв очки, он протер их краем мантии и опять усадил на нос, поморгал для верности, но губастая шлюха в черном корсете и сетчатых чулках никуда не делась.

— Подожди, я обуюсь, — буднично сказала шлюха голосом боевой подруги Гермионы и сунула ножки в лакированные туфли на тонких шпильках.

Гарри по-рыбьи открыл рот и булькнул: слов не было.

Шлюха невозмутимо поправила перед зеркалом пышную львиную гриву и набросила на плечо мини-мантию, подбитую мехом белого хорька.

— И ты В ЭТОМ ходила К НЕМУ на отработку? — с трудом отошел от столбняка Гарри.

— Нет, конечно, — Гермиона взмахнула густыми веерами ресниц. — Чулки, туфли и помада. Снейпу и того хватило, — она поправила корсет, из которого рвалась свободолюбивая грудь.

— Проклял? — прошептал Гарри, не зная, куда деть глаза от живого воплощения вульгарности.

— Нет. Озверел и выгнал.

«Я бы проклял», — чистосердечно подумал Гарри.

***


— Добрый вечер, мистер Стоун, — дрожащим голосом начал Гарри, пылая от стыда. — Познакомьтесь, это моя подруга Миона.

Он впился взглядом в портрет, жадно ловя каждый жест Стоуна, силясь разгадать тайну темных глаз, так похожих на глаза Снейпа, уловить движение насмешливых красивых губ, так похожих на…

«Я сказал "красивых"» ? — испугавшись своих мыслей, Гарри моргнул и пропустил момент истины. Во всяком случае, никаких признаков гнева мистер Стоун не проявил, а только по-снейповски удивленно поднял брови.

— Прив-е-ет, — блядским голосом пропела Гермиона и уселась бочком на подлокотник дивана, свесив ноги в чулках. — Мне так кажется, или мы уже где-то встречались, мистер Стоун?

Стоун, Снейп или кем бы ни был этот черноволосый дьявол, менял гардероб по сто раз на день, тревожа дух покойного лорда Генри. Сейчас на нем оказалась расстегнутая до пупка франтоватая рубашка цвета индиго, но это Гарри бы еще кое-как пережил. Зато от одного взгляда на брюки ему захотелось зажмуриться покрепче. Старомодные английские штаны, белые и с серебряными пуговицами, имели особый покрой: впереди красовалось нечто вроде большого вместительного кармана, какие бывают на фартуках. Карман не только не пустовал, а оттопыривался так выразительно, будто там лежал немалых размеров кабачок.

Гарри внезапно разозлился так, что с трудом удержался, чтобы не плюнуть на глупый театр, хлопнуть дверью и уйти.

— Уверен, мы не встречались, — любезно улыбаясь, сказал мистер Стоун, не сводя с Гермионы горящих черных глаз. — Я бы не забыл такую очаровательную женщину, — негодяй приложил руку к сердцу, притом сделал это так естественно и непринужденно, что Гермиона открыла намазанный помадой рот и закрыла далеко не сразу.

— Но, быть может, вы актриса? — он подошел к краю картины так близко, как никогда не приближался раньше, и Гарри почувствовал в сердце укол обиды. — Хотя нет, я уверен, что узнал бы вас из дюжин, сотен… Нет, тысяч богинь сцены.

— Серьезно? — слегка потерялась явно ошеломленная Гермиона. — Не верю, вы шутите, мистер Сто…

Снейп-Стоун грациозно выбросил вперед руку в останавливающем жесте.

— Эверетт, — выдохнул он так, что по телу Гарри прошла волна дрожи.

С ноги Гермионы почему-то свалилась туфля.

— О боже, — Стоун в негодовании сжал кулаки и, взметнув волосами, развернулся к Гарри, только сейчас вспомнив о его бренном существовании.

— Поднимите! — приказал он таким властным тоном, что сам министр Магии не посмел бы ослушаться.

— Как жаль, что я не могу сделать это сам, — вновь мягко продолжил он и посмотрел на ножку Гермионы таким нежным и тоскливым взглядом, что Гарри захотелось как следует огреть Снейпа-Стоуна-Ловеласа проклятой туфлей по голове.

— Эверетт, — как зачарованная, повторила Гермиона, будто пробуя имя на вкус. — Эверетт… Если произнести быстро и невнятно, — вдруг пробормотала она, забыв сладко растягивать слова, — то получится Северус.

Гарри незаметно ущипнул ее за ногу: о таком они не договаривались. Сейчас мистер Стоун разозлится и…

Гермиона, неотрывно смотрящая на портрет, никак не отреагировала.

— Называйте меня так, как вашей душе угодно, милая богиня, — улыбнулся Эверетт, по-прежнему не сводя с Гермионы магнетизирующих глаз обольстителя. — Пусть будет Северус, — интимным шепотом сказал он.

Что-то оборвалось у Гарри внутри, резанув грудь болью, и ухнуло вниз, в пропасть. Воздух сгустился, застрял в горле вязким комком, невидимая рука застелила глаза пеленой обиды и злости.

«Извините», хотел сказать он и не смог.

Зацепившись за вытянутую ножку «милой богини» и чудом не упав, Гарри выскочил из спальни и не сразу понял, что за грохот стоит в ушах: он все-таки хлопнул дверью.

***


— Зачем ты закрыл Мальчика? Ему же там темно и скучно!

Лиззи, в футболке задом наперед и со следами борьбы с шоколадом на лице и руках, осуждающе смотрела на Северуса.

— Потому что это плохой мальчик, — сказал он. — Нет, не надо!

Увидев, что Лиз стаскивает плед с полотна, он вскочил, с ужасом подумав о голом развратном бесстыднике, но тут же сел на место, вспомнив, что маленькая магла может видеть только художественную мазню: портрет юноши в зеленом халате и с бокалом вина в руке.

На самом деле бокал этот давно был пуст: когда негодник успел его выхлебать, Северус не знал.

— Привет, Мальчик, — вежливо сказала Лиз. — Энн тоже говорит, что я плохая.

Северус мрачно уставился на картину. Странное дело, но с утра карикатура на Поттера вела себя на редкость тихо. Гарри не только влез обратно в халат, а даже крепко затянул пояс; Северус поймал себя на неуместном сожалении и рассердился на собственный идиотизм. Будь это портрет незнакомца, он бы рассматривал его безо всяких церемоний. Но маленький мерзавец чужим не был, во всяком случае, внешне. Утром, уходя в город, дабы вознаградить себя за месяцы недоедания, Северус снял с портрета покрывало, чтобы мальчишка не сидел в темноте, но, вернувшись, закрыл вновь. Странно, что Лиз догадалась, что ему скучно, мельком подумал он. Скорее всего это были детские выдумки.

Хихиканье Лиззи вывело его из оцепенения.

— Он говорит, что Энн — дура.

— Ничего он не говорит, — пробурчал Северус и с подозрением посмотрел на Гарри: тот смирно и молча сидел на диване и невесть почему казался грустным, даже каким-то пришибленным.

Послав портрету грозный упреждающий взгляд, он принялся рыться в пакетах из супермаркета, которые едва доволок до дома: ни машины, ни даже велосипеда у Северуса-Эверетта не было. Кроме разносолов, которыми он решил себя, наконец, побаловать, Северус купил кое-что и для Лиз, но не собирался позориться при Поттере, пусть даже это ненастоящий Поттер.

Вытащив из-под упаковок с сырами, колбасами и овощами завернутую в блестящую бумагу коробку, он спрятал ее за спину.

Лиззи уже достала из-под кровати голубя.

— Поздоровайся с Джоном, — она поднесла птицу к самому носу Гарри.

Северус отстраненно подумал, что может наконец позволить себе купить Джону клетку, но мысль про клетку была чем-то неприятна.

— Эви сказал, что Джон не умрет, — сообщила Лиз, едва не тыкая голубем в портрет. — Но только летать никогда не будет, — она помолчала, поглаживая черную птичью шею с изумрудным отливом.

Гарри на картине, непривычно тихий и даже хмурый, перевел задумчивый взгляд с Лиззи на Северуса и обратно, но ничего не сказал.

— Мальчик говорит, что Джон БУДЕТ летать, — вдруг заявила Лиз.

«Фантазерка, — подумал Северус. — Ни он, ни я… Мы больше не будем летать».

— Хватит, — он забрал у нее голубя, придерживая за крылья, чтобы не трепыхался. — Есть еще кое-кто, с кем ты можешь разговаривать, — сказал он прежде, чем Лиззи успела возмутиться.

— Кто? — она распахнула глаза.

— Узнаешь, когда умоешься, — сказал он и кивнул на ее футболку: — И оденешься как следует. Иначе этот кто-то не захочет с тобой знакомиться.

Он взял Лиз за липкую от конфет руку и повел в ванную, прихватив коробку с подарком.

Если бы кто-то раньше сказал профессору Снейпу, что он будет дарить детям игрушки, в лучшем случае заработал бы Круцио, в награду за плохое чувство юмора.

К счастью или к несчастью, профессора Снейпа больше не существовало.

***


— Не знал, что у тебя есть ребенок.

Гарри распахнул дверцы какого-то шкафчика и вытащил оттуда бутылку.

— За это надо выпить, — мрачно сказал он.

Северус с раздражением и непониманием уставился на мальчишку, которого собрался вновь завесить, и поплотнее.

— Вы в своем уме, Поттер? — он отряхнул от пыли плед. — Это не мой ребенок. Никаких детей у меня не было, нет, и не будет. Мне и вас, поганцев, до конца жизни хватит. До сих пор болваны-гриффиндорцы в кошмарах снятся.

Это была ложь. Гриффиндорец ему снился только один. Невилл Лонгботтом.

— Не твой? — оживился Гарри, никак не отреагировав на оскорбление своего факультета.

В его глаза вновь вернулся веселый лукавый блеск, а щеки вспыхнули живым румянцем. Живым настолько, что Северус-Эверетт поймал себя на желании протянуть руку и погладить мальчишку по щеке.

— За это тем более надо выпить, — радостно сказал зеленоглазый нахал и щедро плеснул в свой бокал шампанского — так щедро, что пена покинула хрустальные берега и залила рукав халата начинающего пьяницы.

— Поттер! — рассердился Северус. — Вылейте это немедленно! Тут вам не бар-ресторан!

Гарри рассмеялся так, что пролил еще половину шампанского на ковер.

— А что у тебя тут? — он вытянул шею, оглядывая комнату, вернее, ту ее часть, что попадала в его поле зрения. — Долго ты меня на полу держать будешь? Повесил бы по-человечески.

— Повесить надо, — с нехорошей интонацией сказал Северус. — Полностью согласен. Дьявол, вы опять за свое?!

Гарри в два глотка разделался с содержимым бокала и теперь развязывал пояс халата.

— Не знал, что вы эксгибиционист, Поттер, — как можно ядовитей сказал Северус. Но то ли Поттер был НЕ ПОТТЕРОМ, то ли не знал значения слова, то ли уже успел хлебнуть, потому что не только не обиделся, а нагло хихикнул.

— У меня халат промок. Пусть пока подсохнет.

С этими словами он выпутался из зеленого шелка и, повернувшись к Северусу спиной, принялся развешивать халат между открытыми дверцами того шкафа, где взял бутылку.

Развешивал он долго. Северус стоял, молча скользя взглядом по гибкой спине, тонкой талии и уже не по-мальчишески широким плечам. Никаким мальчиком Поттер определенно не был, разве что в сознании Северуса-преподавателя, вернее, того, что осталось от оного. Видимо, что-то всё же осталось, и сознание Северуса-Эверетта отчаянно сопротивлялось мысли о сексуальности Гарри.

И все же от одного взгляда на аппетитную мускулистую попку любителя квиддича Северуса бросило в жар. Он на мгновение представил себе, КАК это приятно, сжать в ладонях такое сокровище, и почти наяву ощутил упругость и нежность поттеровских прелестей. От мысли, что будет, если раздвинуть сочные половинки и войти в terra incognita, у него потемнело в глазах.

Гарри повернулся, и Северус быстро сел на диван, прикрыв скомканным пледом ту часть тела, которая размечталась не в меру.

— Если хочешь, я залезу под одеяло, — сказал Гарри, будто почувствовал что-то неладное.

— Не надо, — брякнул Северус прежде, чем понял, что надо отрезать себе язык. — То есть, как хотите, Поттер.

Гарри сел в кресло — к счастью, так, что зрелище было почти пристойным, и с любопытством всмотрелся в лицо своего бывшего профессора.

— Нет, ты не Снейп, — вынес он вердикт. — Снейп никогда не краснел. Не завел бы себе голубя. В крайнем случае, летучую мышь или змею. И детей он ненавидел… Что ты ей подарил?

— Подзатыльник, — недружелюбно буркнул Северус, не столько слушая Гарри, сколько мысленно моля Мерлина, чтобы тот избавил его от непрошенной эрекции.

— Ты не Снейп, — повторил Гарри. — Ты лучше, чем Снейп. За это надо выпить.

— Мантикора тебя задери!

Забыв о том, что до поры до времени не собирался вставать, Северус вскочил на ноги и принялся сердито укутывать портрет пледом.

— Не Снейп, но тоже противный, — донеслось из-под слоя шерсти. — Я из-за тебя все шампанское разлил.

— Вот и хорошо, — проворчал Северус-Эверетт.

«Какая мне разница, что мальчишка творит? — внезапно подумал он. — Всё равно я скоро его продам».

Эта мысль почему-то не доставила радости.

***


Гарри и сам не мог понять, что именно его расстроило. Если Снейп на портрете был Снейпом, почему позволил Гермионе то, что не разрешал ему, Гарри? В школе он ее терпеть не мог, как и самого Гарри. Допустим, сейчас он ее попросту не узнал. Тогда выходит, какой-то шлюхе можно звать его Северусом, а ему нет?

Об истинной причине разочарования лучше было не думать. Гермиона заявила, что мистер Стоун никакой не гей, а соответственно, никакой не Снейп. Это был двойной удар, но Гарри не хотел себе признаваться в том, что его на самом деле огорчило.

Поведение Гермионы ему не только не понравилось, а попросту напугало. Когда она, наконец, выпорхнула в сад, где Гарри поверял душевную боль кусту бузины, то была на себя не похожа. И не потому, что не подумала стереть косметику и снять одеяние ночной бабочки, а оттого, что сияла от удовольствия и несла какую-то чушь вроде того, что яркая женщина и шлюха — отнюдь не одно и то же, в чем ее заверил «милый мистер Стоун». Всегда внимательная и чуткая, она совершенно не заметила плохого настроения Гарри и удовлетворилась объяснением «меня затошнило», что было недалеко от истины. Кое-как продравшись через дифирамбы мистеру Обаяние, он добился обещания поискать информацию по Эверетту Стоуну. Более того, предложение было принято с подозрительным энтузиазмом. Чмокнув Гарри в щеку и оставив на ней жирный след помады, Гермиона аппарировала, как была, в чулках и корсете, успев сказать на прощание, что заглянет завтра.

«Нет-нет, это не Северус Снейп, — вспомнил Гарри ее слова. — Мистер Стоун — настоящий джентльмен, ценитель женской красоты и эстет». (Ни одно из этих ценных качеств за профессором Снейпом замечено не было).

Гарри с беспокойством подумал, что портрет наслал на подругу какие-то чары.

Отсырев и продрогнув в саду, он вернулся в дом и до темноты проторчал в гостиной, бестолково перебирая бумаги из Аврората и не понимая в них ни слова. Наконец, собравшись с духом, он вошел в спальню с твердым намерением перевесить ценителя женской красоты куда-нибудь подальше.

«Милый мистер Стоун» уже не сиял улыбками. Бросив джентльменские замашки, он валялся на оттоманке, обутый, в той же одежде, и с хмурым видом листал какую-то книгу. Присмотревшись, Гарри углядел на обложке витиеватую надпись «Lettres persanes» *, а фамилию автора не разобрал вовсе.

«Еще одно подтверждение, что это не Снейп, — уныло подумал он. — Снейп по-французски ни бельмеса не знал». Когда в школу приезжали шармбатонцы, он пользовался заклинанием перевода, как и многие другие. Более того, французов Снейп не жаловал и даже спрашивал директора Дамблдора, когда же проклятые лягушатники наконец уберутся.

Гарри прочистил горло.

— Мистер Стоун… — начал он.

Ценитель ярких женщин оторвал от книги недовольный взгляд. Видимо, Гарри помешал ему наслаждаться своими «Lettres».

— Как вы смотрите на то, чтобы переехать в гостиную?

— Негативно, — Стоун окунул нос в книгу.

Гарри с минуту разглядывал его опущенные ресницы, пытаясь вспомнить, были ли они у Снейпа такие же густыми и непозволительно красивыми для мужчины.

— Почему? — спросил он, спохватившись. — Там вам будет удобнее. И всякие женщины смогут приходить, — обиду в голосе скрыть не удалось.

Губы мистера Стоуна подозрительно дернулись, а на щеке прорезалась ямочка, но тут же исчезла.

— Нет уж, спасибо, — мурлыкнул он после паузы, будто не сразу совладал с собой. — Мне и тут неплохо.

— Я вам мешаю, — хмуро сказал Гарри. — Скажите честно, Эверетт.

— Абсолютно нет, — Стоун лизнул кончик пальца и перевернул страницу.

Забыв, о чем речь, Гарри уставился на его руку. В школе разглядывать ресницы профессора не хотелось (риск нарваться на испепеляющий взгляд был чересчур велик), но руки Снейпа, в маленьких шрамах и ожогах от зелий, он помнил прекрасно.

— Откуда у вас шрамы? — взволнованно спросил он. — На руках, на шее…

Эверетт Стоун поднял от книги полный спокойствия взгляд.

— Бездарь-художник нарисовал меня таким. Скажите ему спасибо, — он вытянул руку и брезгливо оглядел собственные пальцы. — Наверняка кисточку не помыл, стервец. Вот что это за мерзость, скажите на милость? Я пытался отмыть, но не смог.

Он закатал рукав рубашки и продемонстрировал слабый след от Темной Метки.

— Ясно… — приуныл Гарри.

Надежды, что Стоун это Снейп, почти не осталось. Никакой бывший Пожиратель не стал бы тыкать Метку всем под нос. Холлуорд оживил неведомо кого, подарив ему тело Северуса Снейпа.

— Так вы не хотите в гостиную? — на всякий случай спросил Гарри. — Мне больше нечего вам предложить. Есть еще кухня, правда.

Взгляд, которым его наградил Стоун, был чертовски похож на убийственный снейповский. Раньше бы Гарри позеленел от страха, но сейчас радовался каждому проблеску сходства.

Он сел на кровать и принялся раздеваться — снял мантию и скинул туфли. Большего он при Снейпе-не-Снейпе себе не позволял — ставил чары невидимости между собой и портретом, каждый раз краснея и смущаясь.

— Вам понравилась моя подруга? — зачем-то спросил он, хотя и так было ясно, что Стоун очарован размалеванной «богиней».

Наверное, в голосе Гарри не прозвучало должного энтузиазма. Стоун вздернул бровь.

— А вам хотелось, чтобы не понравилась? — иронично спросил он, не отрывая нос от книги.

Кровь мгновенно бросилась Гарри в лицо.

— Что вы такое говорите, — пробормотал он. — Спокойной ночи, мистер Стоун.

Он торопливо схватил палочку, вознамерившись выстроить преграду нужной крепости. Желательно двойную.

— Вы забыли почистить зубы, — Стоун невозмутимо перевернул еще страницу.

— А-а… Ну да.

Подумав, что настоящий Снейп чистил зубы еще реже, чем мыл голову, Гарри покорно поплелся в ванную.

Через пару минут он уже ворочался в постели при мягком свете ночника-огурца, раздумывая над тем фактом, что Стоун впервые пожелал ему спокойной ночи.

— Проклятые лягушатники, — Снейп-Стоун небрежно бросил книгу Монтескьё под оттоманку.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*«Lettres persanes» , «Персидские письма» — фривольно-сатирический роман Шарля-Луи де Монтескьё, высмеивающий французские нравы и порядки 18 века.




Глава 7.

«ДОБРО П» — на этом гостеприимство Дома с Привидением иссякло вместе с запасом киновари.

Гарри переступил порог, надеясь, что на сей раз явился не напрасно.

— Бэзил! — крикнул он, сложив руки рупором.

Эхо позвало еще троих Бэзилов и на всякий случай нескольких Эзи.

Гарри остановился посреди холла, размышляя, идти ли на поиски или подождать. Не хотелось опять нарваться на косые взгляды портретов, обвиняющих его в бестактности и неуважении к творческим процессам. Зато проигнорировать пять сов — верх приличия, недовольно подумал он.

— Иду-иду! — неожиданно донесся голос художника. — Минутку, Гарри! Уже спускаюсь.

В подтверждение сказанному с парадной лестницы кубарем скатилось Ухо привидения, перевернулось в воздухе, как оладья на сковороде, и шлепнулось к ногам гостя. Вслед за ним, подпрыгивая на каждой ступеньке, прискакал Глаз, но, проехавшись по мраморному полу, скрылся за какой-то статуей и теперь робко и пристыженно мерцал из угла.

Гарри подождал еще немного, но кроме Руки, бойко сбежавшей на пальцах по перилам, других частей призрака не появилось.

От скуки он принялся бродить по холлу, поджидая Бэзила, и, вздумав подобрать укатившийся глаз, направился в угол, где пылилась статуя крылатой женщины с трубой в одной руке и лавровым венком в другой. Возможно, когда-то фигура была блестящей, но со временем позолота потрескалась и осыпалась, обнажив почерневший металл, из дыр в котором виднелись прутья каркаса. Гордо поднятую трубу затянуло паутиной, и высохшую в ней муху лениво пошевеливал сквозняк. Венок с обломанными листьями превратился в жилище кругопряда, и сам хозяин, похожий на плевок слюны, сидел в центре, благостно растопырив лапки.

— Вот дрянь, — пробормотал Гарри.

— Да, вид у бедняжки непрезентабельный, — раздался приятный незнакомый голос из другого угла. — Это Фама, богиня славы и молвы. Когда-то мадам знавала времена и получше, впрочем, как и господин Меркурий.

Гарри оглянулся, не понимая, кто с ним говорит. Бронзовый бог стоял неподвижно, крепко стиснув в руке кадуцей и глядя в пространство пустыми глазами.

— Кто тут? — Гарри подошел поближе. Рука призрака, до того смирно висевшая на лестничных перилах, внезапно прыгнула ему на ногу и потянула за штаны, будто желая остановить, но это ей не удалось.

— D-399. Творческая неудача, — сказал голос.

Догадавшись, откуда звук, Гарри наклонился и вытянул из-за вешалки свернутый в трубочку лист бумаги, измятый и пыльный.

«Еще один красавчик-блондин», — без особого интереса подумал он, развернул лист и всмотрелся в портрет. Брови его вдруг поползли вверх.

D-399 не походил ни на одного из армии Прекрасных Принцев, надоевших до оскомины и примелькавшихся до рези в глазах. Быть может, Холлуорд взял неверный ракурс, а может, перестарался с тенями и растушевкой. Ни у одного из сотен виденных Гарри Дорианов не было мешков под глазами, складок у губ и морщин на лбу. D-399 казался их старшим братом, потрепанным страстями и бурями.

И все же рисунок этот, бегло набросанный углем, показался Гарри лучшим из всего, что он видел у Холлуорда.

— Неудача? — удивленным эхом повторил он, разглядывая портрет и пачкая пальцы в пыли.

— Я пришел к нему во сне, — прошептал D-399. — Неидеальный. Несовершенный. Неудачный. Старый и грешный. Меня надо уничтожить. Предать огню и забвению. Я не имею права существовать.

— Фигня! — возмутился Гарри. — Ты самый нормальный парень в здешнем дурдоме! Но да, тридцатник я бы тебе дал.

— Я честный, — сказал D-399. — Это дефект.

— Бегу-бегу, простите, что заставил ждать! — услышал Гарри. По лестнице суетливо спускался Холлуорд, то рассыпаясь, то собираясь вновь.

Не зная, зачем он это делает, Гарри быстро уменьшил D-399 до размеров конфетной обертки, сунул в карман и повернулся к художнику.

Тот тяжело дышал и тер кулаком запылившийся глаз.

— Отдайте. То. Что вы. Взяли сейчас.

Бэзил требовательно протянул руку ладонью кверху.

«Чертов Глаз! — запоздало сообразил Гарри. — Проклятое Ухо!»

— Нет, — твердо сказал он и сжал в кармане палочку, готовый выхватить ее в любой момент. — Не отдам. Вы его уничтожите.

— Конечно, уничтожу! — возмущенно воскликнул Холлуорд. — Впрочем, вам-то что? При всем к вам уважении, мой милый друг, я не понимаю, какое вам до того дело? Это ваше, позвольте спросить? Дайте его сюда, Гарри, не ваша забота, куда мне девать разный мусор.

Гарри слегка растерялся. Что побудило его забрать выброшенный эскиз, он не знал. Холлуорд прав, это не его вещь и не ему решать, как с ней быть, но отдать D-399 на растерзание?

— Верну, если вы ничего с ним не сделаете, Бэзил, — сказал он. — Я согласен его купить. Сколько?

— Даже и не думайте! — рявкнул художник. — Еще чего! Я не торгую своим позором! Хотите дискредитировать мое творчество?

— Перед кем? — разозлился Гарри. — Видел я вашу славу! — он ткнул пальцем в Фаму. — Вся в пауках!

— Вас это не касается! Отдайте работу! — наскочил на него разъярившийся призрак, от гнева принявший цвет раскаленного металла. — Это воровство!

— Лучше воровство, чем убийство! Это уже посерьезней! — привел сомнительный аргумент аврор Поттер. Предусмотрено ли в магическом кодексе правонарушений наказание за убийство портрета, он не знал. С воровством и порчей чужого имущества было проще. Риск вылететь из Аврората был налицо, но Гарри и не думал отступать.

«Я могу заставить его», — промелькнуло в голове. И все же мысль использовать против Бэзила магию показалась подлой.

— Пожалуйста, — Гарри попытался смягчить сердце художника. — Отдайте мне этого Дориана. Умоляю, Бэзил! Кстати, я вам драконью кровь принес, как обещал.

Придерживая карман с «конфетной оберткой», куда запросто могла втихаря влезть рука привидения, он вынул из мантии флакон на десять унций и протянул художнику.

— Не надо мне ничего!

Взбесившийся призрак одним махом выбил фиал у Гарри из рук.

Взрыв стекла о мраморный пол перекрыл дружный вопль коридорных Дорианов.

— Бэзил! Выпей лауданум! — донеслось из галереи.

Тяжело дыша, художник смотрел на густую темно-красную лужу, растекающуюся под ногами. По холлу поползла сладкая вонь, отдающая фекалиями, — кровь была качественная.

«По некоторым творческим личностям Мунго плачет», — сердито подумал Гарри.

— Отдайте эскиз, — с мрачным упорством сказал Бэзил.

— И что вы с ним сделаете?

— Сожгу.

— Тогда вы его не получите. Считайте, я его конфисковал. Как сотрудник Аврората.

Отработанным движением Гарри ткнул призраку под нос свое удостоверение с маленькой колдографией, но спрятал прежде, чем тот успел разобрать и слово.

— Да что же это такое! — топнул ногой художник. Окрепшая от злости конечность и не подумала отвалиться. — Это грабеж! Верните мне мою работу! Немедленно! Или вы от меня и слова не услышите про вашего Эверетта Стоуна!

— Ну и не надо! — вырвалось у Гарри прежде, чем он понял, что совершает фатальную ошибку. — Без вас разберемся! На то мы и авроры!

— Воры вы, а не авроры! — возмущенно крикнул Холлуорд.

Гарри толкнул дверь, и та растаяла в воздухе. Твердым аврорским шагом он вышел на улицу, мысленно отводя душу нехорошими ругательствами.

Обернувшись, он успел увидеть художника, застывшего на пороге с горестным и потерянным лицом.

Смелый победитель Волдеморта почувствовал себя сволочью.

***


Только очутившись в собственном саду, где все дышало умиротворением и покоем, а легкий ветерок освежал разгоряченные мозги, Гарри слегка остыл и понял, что спасение D-399 обошлось ему слишком дорого.

Упрямый художник теперь ни за что не расскажет про Стоуна!

Вдобавок ко всему, только сейчас он сообразил, что если оставит портрет Дориана у себя дома, то они с Эвереттом начнут ходить друг другу в гости, а он, Гарри, будет третьим лишним. Мысль эта ему почему-то совершенно не понравилась.

К счастью, оставался сарай. Гарри зажег Люмос, вошел внутрь и притворил дверь. Через пару секунд D-399 был возвращен к прежнему формату. Гарри развернул рулон и тут же встретился взглядом с серьезными глазами портрета.

— Я обязан вам жизнью, — D-399 приложил руку к сердцу. — Спасибо.

— Да не за что… Простите, мистер Грей, я не могу поселить вас у себя, — виновато пробормотал Гарри. — Вы не против пока пожить здесь? Тут чисто и сухо, правда, скучновато… Пауков и мышей нет, не волнуйтесь. А раму я вам завтра куплю.

— Я и не мечтал про раму, — улыбнулся D-399. — Смертникам не позволено мечтать. И не надо «мистер Грей». Вы знаете, как меня зовут.

— Хорошо, Дориан, — Гарри разложил на дощатом полу скрученный лист и прижал по углам кирпичами, чтобы тот распрямился. D-399 развернул плечи и вздохнул с таким видимым удовольствием, будто до того не дышал вечность.

— Я буду приходить почаще, чтобы вам не было одиноко, — сказал Гарри, по-прежнему терзаясь угрызениями совести. — Тем более, нам о многом надо поговорить. Я поссорился с мистером Холлуордом… Не знаю, что теперь делать.

— Так ему и надо, — без тени жалости заявил D-399.

Гарри нахмурился. Что-то тут было неправильно. Но он слишком расстроился и устал, и на споры не было ни сил, ни желания.

— Спокойной ночи, Дориан, — он взялся за дверную ручку.

— Спокойной ночи, Гарри.

D-399 улыбнулся и опустил на скулы длинные загнутые ресницы.

***


Эверетт Стоун, в синем бархатном халате с вышивкой из золотых лилий, сибаритствовал на оттоманке, положив ноги на грелку и вновь наслаждаясь чтением. На маленьком столике с инкрустацией из янтаря поблескивал графин с вином и пузатый бокал. Свет керосиновой лампы под китайским абажуром играл радугой в хрустальных гранях. Эверетт перевернул страницу, и на его пальце сверкнул серебряный перстень с кровавой каплей рубина.

Гарри пробормотал «Добрый вечер», уселся на свое скромное покрытое шкурой ложе и понуро свесил голову. Из его обессилено разжавшейся руки выпал пергамент, который стал последней каплей отравы, окончательно испортившей настроение.

«В архивах Министерства Магии досье на Эверетта Стоуна не обнаружено», — гласил текст принесенного совой послания.

Это означало одно: либо Эверетт Стоун — магл, либо имя вымышленное.

— Неприятности? — равнодушно-вежливо поинтересовался Стоун.

Гарри поднял на него хмурый взгляд.

«Нет, сплошные приятности! — сердито подумал он. — Ты — лгун! Вот и всё твое сходство со Снейпом! Мага по имени Эверетт Стоун не существует! А будь ты маглом, у тебя не было бы боггарта!»

— Вам разве интересно? — грубовато сказал он.

Эверетт сладко потянулся на оттоманке и пошевелил босыми пальцами ног, лежащими на меховой грелке. На шее в вырезе халата блеснула змеей крученая серебряная цепь.

На памяти Гарри, Мастер Зелий не признавал никаких нательных украшений (если не считать Темной Метки, что было красотой весьма сомнительной). Увы, чем дольше мистер Стоун обживал апартаменты лорда Генри, тем меньше походил на профессора Снейпа. Гарри не знал, почему этот факт причиняет ему душевную боль.

— М-м-м… Здесь довольно скучно, согласитесь, — единственное, что пока оставалось снейповским, был Голос. Густой, низкий, как мурлыканье большого хищника, быть может, чуть более хриплый, чем голос Снейпа, но от этого не менее приятный. — Почему бы время от времени не развлечь себя беседой? Так что же у вас случилось, Гарри?

С недавних пор они обращались друг к другу по именам, но это не сделало их ближе. Гарри с тоской вспоминал былые дни, когда Снейп звал его «мистер Поттер», а еще лучше «безмозглый Поттер», «самонадеянный балбес Поттер» и «такой же наглый, как отец, Поттер». За все время пребывания в Хогвартсе профессор ни разу не назвал его по имени. Зато с уст Эверетта «Гарри» слетал с непринужденной легкостью, что только подтверждало печальную истину: Стоун — не Снейп. Профессор Снейп скорей бы откусил себе язык, чем назвал его Гарри.

В подтверждение того, что он не прочь побеседовать, Эверетт повернулся на бок, подпер голову рукой и уставился на Гарри своими непроглядно-черными глазами. Глаза тоже были снейповскими, но их выражение было Мастеру Зелий не свойственно — Снейп никогда не смотрел на Гарри так вопросительно-мягко.

— С художником поссорился, — пробурчал Гарри, стараясь не глядеть на голую ногу, возникшую в поле зрения, когда Эверетт поменял позу. (Ноги Снейпа ему видеть не доводилось, кроме того раза на четвертом курсе, когда профессор выскочил в коридор в ночной сорочке. Сорочка, серая и старая, запомнилась прекрасно, а вот сами ноги — почему-то нет). — С тем самым, что рисовал ваш портрет.

— Вот уж не было печали! — Стоун мелодично рассмеялся. — И правильно сделали. Я бы и сам с ним поссорился, имей такую возможность. На этого мерзавца надо в суд подать, лишить звания художника, чтоб не смел брать в руки даже карандаш! Вы только посмотрите, что он со мной сотворил!

С этими словами Эверетт бесцеремонно задрал вверх ту самую ногу, на которую стеснялся смотреть Гарри. Халат съехал на бедро, и взору предстала мускулистая волосатая нога с белым шрамом на лодыжке.

На висках Гарри выступил пот, в горле пересохло.

— Это вас собака покусала, — сказал он. — То есть не вас, а Снейпа.

— Вот еще! — сердито сказал Эверетт, разглядывая шрам и не торопясь поправить халат. — Кого-то искусали, а мне расплачиваться? Приличные художники приукрашают действительность, а этот негодяй сделал меня страшным, как с креста снятым. Еще бы раны от гвоздей намалевал! — он растопырил пальцы веером, будто ожидая обнаружить шрамы и на ладонях. — Надо же, забыл!

Гарри закусил улыбку. Рассерженный Эверетт Стоун был безумно похож на Северуса Снейпа, хотя вообразить себе профессора, валяющегося на кушетке с задранной ногой, было невозможно.

— Холлуорд тем и занимается после смерти, — вслух сказал Гарри и вздохнул. — Рисует свой идеал. То есть своего лю… — он запнулся и покраснел, — своего друга в расцвете молодости и красоты. Единственный портрет, где его друг такой, как есть, постаревший и не такой красивый, как раньше, Холлуорд вздумал уничтожить, ну а я не дал. Вот мы и поссорились.

Эверетт перестал изучать дефекты своего тела, резко сел на оттоманке и вперил в Гарри не поддающийся расшифровке взгляд.

— Погодите, я что-то не понял, — прищурился он. — Вы не дали ему уничто… Почему?

Такого неподдельного интереса в глазах Снейпа-не-Снейпа Гарри еще не доводилось наблюдать.

Он смутился и опять покраснел.

— Потому что я не понимаю такого, — пробормотал он. — Если бы я любил кого-то… То любил бы его и старым, и страшным, и больным… Любым.

«ЕГО? Что я сейчас сказал?» — внезапно сообразил Гарри. От стыда и ужаса его румянец сменился мертвенной бледностью, а сердце примерзло к ребру.

Эверетт молчал, видимо, не заметил его оплошности. Гарри перевел дух и незаметно вытер о шкуру мантикоры внезапно вспотевшие ладони.

— Сколько вам лет, восемнадцать? — после задумчивой паузы спросил Стоун.

— Скоро девятнадцать, — гордо тряхнул челкой Гарри. — Через полгода.

— И многих вы любили, старых, больных и страшных? — уголки губ Эверетта тронула улыбка. Не ехидно-снейповская, а вполне дружелюбная и мягкая.

— Не многих, — вздохнул Гарри. — Вот, скажем, наш директор Альбус Дамблдор был старым и больным, и Минерва Макгонагалл совсем не молодая и не красавица… Неважно. Вы их не знаете, — он безнадежно махнул рукой.

— Вашего профессора, как вижу, нет в списке старых и страшных, — рассмеялся Эверетт. Все еще улыбаясь, он откупорил графин и принялся наливать себе вино.

— Потому что я его по-другому любил! — с горячностью воскликнул Гарри.

Вино перелилось через край бокала и потекло по столу багряной струйкой, как давеча разлитая кровь дракона. Стоун чертыхнулся и сделал странный жест, не ускользнувший от внимания Гарри — быстро коснулся рукой правого бедра, как если бы хотел вытащить из кармана палочку.

«Случайность или нет?» — вихрем пронеслось у Гарри в голове.

В следующую минуту он понял, что таки случайность: Эверетт просто запачкал пальцы вином и машинально вытер о халат.

— О чем мы говорили? — рассеянно спросил Стоун. Очистив янтарный столик батистовым платком лорда Генри, он уселся на оттоманку и неторопливо отпил глоток из бокала, наслаждаясь букетом.

— Да так, ни о чем, — буркнул Гарри. — О моих учителях.

Эверетт Стоун смотрел на него поверх бокала черными прищуренными глазами.

— А скажите откровенно, Гарри. Зачем вы ищете вашего профессора? Что вам от него нужно, позвольте узнать? Экзамен не сдали?

Гарри нервно рассмеялся и взъерошил волосы пятерней.

— Нет, — сказал он. — Я просто хочу его поблагодарить.

На лице Эверетта появилось знакомое снейповское выражение кислого недоверия.

— Разрешите вам не поверить, — с ноткой насмешки сказал он. — Затевать эпопею с картиной, бегать по художникам, приставать ко всем, где этот ваш профессор Снейк… Стейк… — Стоун передернул плечами, — согласитесь, не много ли шума для простого «спасибо» какому-то старому учителю?

— Он не какой-то! — рявкнул Гарри. — Если бы не он, меня бы не было в живых!

— Гриффи… Гипертрофированное чувство совести? — Эверетт со вкусом отпил еще глоток и покрутил в длинных пальцах бокал, разглядывая на свет содержимое.

— А еще он думает, что я его ненавижу, — пробормотал Гарри, с тоской глядя на знакомую руку. — Меня это мучает… Я должен сказать ему, что я… Нет, ничего.

Он понурил голову, взгляд упал на скомканный пергамент. Гарри сердито пнул его, потом наступил ногой, затем выхватил палочку и злобно сжег «Инсендио».

— Любовное письмо? — мурлыкнул Эверетт, опять пристроившийся в вальяжной позе с грелкой в ногах. — Написали вашему ненаглядному профессору, но передумали отсылать?

Гарри метнул на него сердитый взгляд.

— Я бы написал, — буркнул он. — Если бы знал адрес. Спокойной ночи, Эверетт.

Он стащил через голову мантию, не озаботившись расстегиванием пуговиц, швырнул в угол туфли и комочки носков и изготовился выстроить «стену».

— Не сердитесь на меня, Гарри, — с неожиданной мягкостью сказал Стоун. — Никогда не умел шутить. Спокойной ночи.

Рука Гарри, держащая палочку, дрогнула, и заклинание невидимости вышло хлипким.

***


Северус-Эверетт раздвинул пошире прокуренные шторы, чтобы в комнату проник свет, приоткрыл фрамугу, полил кривой кактус на подоконнике и направился к портрету, который на стену хотя и не повесил (зачем, если скоро продавать?), но поднял повыше, установив на тумбочку для белья.

Немного помедлив, он снял с картины плед и почти в ту же секунду выронил его из рук.

Гневный крик «Поттер, прекратите!» прозвучал в его голове и нигде больше.

Закрыв глаза, мальчишка лежал на ковре, согнув в колене ногу, и тихо ласкал себя рукой, медленно и неторопливо, легонько касаясь члена кончиками пальцев.

Северус замер, онемев, распахнув глаза и не дыша, не в силах оторвать взгляда от того, что видит. Дело было не в самом факте мастурбации и даже не в том, что у негодника в руке хлюпал крупный розовый член с возбужденно горящей головкой, — чем-чем, а гениталиями всех цветов и калибров Северуса было не удивить.

Лицо Гарри (О Мерлин, почему его, а не чье-то другое!) с дрожащими на щеках ресницами, с чувственно приоткрытым ртом, выражало такое острое блаженство, что захватывало дух. С влажных губ срывалось частое дыхание, щеки горели от удовольствия, ноздри дрожали, как у жадного зверька.

Северус стоял, как парализованный заклинанием. Он еще не видел, чтобы кто-либо так по-детски бесстыдно и по-взрослому страстно наслаждался собой.

Нет, это был не Гарри. Не мальчишка и не взрослый мужчина, а молодой дикий самец, прекрасный в своем естестве, как сама природа. Самец выгнулся, дрожа от напряжения, дыша все быстрее, уже порыкивая и постанывая, настолько откровенно и самозабвенно отдаваясь желанию, что потерявший голову и забывший свое имя то ли Эверетт, то ли Северус даже не понял, что дышит и стонет с ним в одном ритме, а из открытого рта вот-вот потечет слюна.

— Севе… Северус! — слетело с губ извивающегося от чувственного мучения самца.

Мгновенно отрезвев, Северус-Эверетт отпрыгнул от полотна, ринулся в ванную, по пути ударившись ногой о грохотнувший таз и ничего не почувствовав, и почти врезался в кафельную стену. Сердце, все еще барахлящее после отравления, грозилось вылететь из груди и шлепнуться в чертов таз или еще куда похуже.

Желание, которое разбудил в нем проклятый мальчишка, рвало и сжигало изнутри. Ломая ногти и едва не порвав брюки, Северус добрался рукой до источника сладкого страдания и, закусив стон, в три секунды не слишком художественно изрисовал крышку унитаза, которую все равно не успел бы поднять.

С минуту он стоял, прислонившись к холодной стене и закрыв глаза, пытаясь унять бешеный стук сердца и дрожь в ослабевших ногах.

— Идиот, — прошептал он, имея в виду себя и никого другого.

Немного успокоившись, он вдруг подумал, что ничего особо страшного не произошло. Маглы смотрят порнофильмы и не считают это зазорным. Ну а у него есть картина с мальчиком…

«Это ПОТТЕР!» — рявкнула Совесть голосом педагога Снейпа.

«Это НЕ ПОТТЕР!» — Северус мысленно дал пинка мадам Совести, проклял преподавание, умылся холодной водой, привел себя в относительный порядок и убрал художества. Если бы куда-нибудь убралось и чувство вины, было бы совсем хорошо.

Он вышел из ванной, тихо притворив за собой дверь, в тайной надежде, что увлеченный собой мальчишка вообще ничего не заметил.

Не тут-то было.

— Ты что, упал?

Гарри лежал на диване, свесив на пол руку, с видом расслабленным и довольным, как нализавшийся сливок кот. У мелкого негодника хватило ума набросить на бедра уголок одеяла. Не слишком большой уголок, но лучше, чем ничего.

— С чего вы взяли, мистер Поттер? — Северус сунул в рот сигарету и сел на кровать, борясь с непреодолимым желанием прилечь и растянуться так же сладко, как наглый мальчишка.

— Грохнуло что-то, — объяснил Гарри, разглядывая Северуса с подозрительным любопытством. — Или это ты кончил? Ни хрена себе рвануло.

Северус уронил на пол сигарету.

Двадцать лет шпионажа, покерфейса и прочих ценных навыков как и не бывало.

Покраснев, как последний подросток, он застыл с открытым ртом и без единой мысли, как выкрутиться.

Гарри засмеялся так, что скатился с дивана. Как был, голый, он подполз к самой раме, лег на живот, и, примостив подбородок на скрещенные руки, уставился на Северуса смеющимися глазами.

— Сразу видно, что ты не Снейп, — весело сказал он, скаля зубы.

— Неужели, — Северус понял, что тоже улыбается, но поделать с собой ничего не мог. А может, и не хотел.

«Расслабился, ну и черт с ним, — мелькнуло у него. — В конце концов, это не Поттер, а Мерлин знает кто. А даже если Поттер, то опять же не настоящий, а его бездушный безмозглый портрет. Проекция, как говорят маглы. У Поттера и при жизни мозгов не густо было, чего ждать от портрета».

Поттер, как назло, совершенно не выглядел ни безмозглым, ни бездушным, а наоборот, живым, неглупым и чертовски милым, в чем Северус вынужден был себе признаться.

«Какой смысл перед ним притворяться?» — внезапно подумал он.

— Вынужден тебя разочаровать, — Северус вновь сунул в рот сигарету, на сей раз благополучно прикурил и глубоко затянулся. — Я именно он и есть.

— Кто, он? — не понял Гарри, засмотревшийся на его губы.

Очевидно, решение записать мальчишку в умные было преждевременным.

Северус выдохнул дым, медленно и с наслаждением, и обласкал взглядом симпатичную круглую попку лежащего на ковре мальчишки.

«Дьявол, кто еще», — хотел сказать он.

— Твой ненавистный Северус Снейп.

— Да не кури ты столько! — Гарри чихнул, едва не стукнувшись носом об пол. — А то и вправду станешь ненавистным!

— Ерунда, Поттер. Ты не можешь чувствовать запахи, — пробурчал Северус, мысленно переваривая услышанное. («Вправду станешь». Будто раньше был нежно любим. Ха!)

— Но я их слышу, — возразил Гарри. — Наверное, талантливый художник попался. Ох, лучше бы я мог тебя потрогать… — жалобно сказал он, вытянул руку, и ладонь уперлась в невидимую преграду, как в стекло.

«О да. А как бы я тебя ПОТРОГАЛ», — хищно подумал Северус, пыхтя сигаретой.

— Ты меня хочешь? — напрямик спросил зеленоглазый чертенок, разглядывая его с нежной жадностью. — Хоть чуть-чуть?

Северус поперхнулся дымом. Он уже открыл рот, выбирая, что лучше — послать Поттера к дьяволу, пошутить, что «чуть-чуть», или соврать, но ложь и всё остальное вдруг показались чем-то нелепым, фальшивым и ненужным.

— Хочу.

— А в школе не хотел? — глаза Гарри, широко распахнутые и полные надежды, смотрели в его зрачки, доставая до дна души.

Повисла пауза. За окном шумела трасса, кричали какие-то дети, где-то у соседей играла музыка. Далеко в гавани тоскливо и протяжно прогудел паром. Это был другой мир. Профессора Снейпа в нем не было. Ничто больше не было прежним. И не будет.

— Хотел, — спокойно сказал он.

— И я хотел, — расцвел Гарри и вдруг погрустнел. — Если бы я знал, что ты хотел…

Северус внезапно разозлился.

— Ничего бы не изменилось! — рявкнул он и сердито раздавил в пепельнице окурок. — Мало ли кто что хотел! И оставим этот разговор. Лучше скажи, какого черта ты умер. Стоило перестать с тобой нянчиться, и вот!

Он раздраженно махнул рукой на портрет.

От мысли, что будь он рядом, пусть даже не в качестве партнера, а просто рядом, не сбеги трусливо в мир маглов, мальчишка был бы жив, в сердце вошла тупая игла боли.

— Разве я умер? — недоуменно спросил Гарри и по-детски безмятежно поболтал в воздухе босыми ногами. — Что-то не чувствую. Эй, что с тобой?

«Дыши ровно, сукин сын! Сейчас пройдет, сейчас, сейчас…»

— Ничего, — Северус ткнул в рот свежую сигарету, но понял, что если закурит, его вывернет наизнанку. — Значит, не помнишь? Аврор безмозглый. Наверняка тебя на задании шлепнули.

— А в «Пророке» что написали? — полюбопытствовал Гарри.

— Какой к черту «Пророк»! «Таймс», «Дэйли Миррор», «Гардиан»… Что-то я не заметил там некрологов знаменитого Гарри Поттера, — въедливо сказал Северус.

— А мои друзья? — захлопал глазами Гарри. — А наши знакомые? Ты что, не можешь узнать, умер я или нет? Что за хрень? Какого черта ты тусишь с маглами? Где мы? Что это за место?

— Слишком много вопросов. Мне пора.

Северус бросил быстрый взгляд на часы и встал, стараясь не морщиться от боли. Надо успеть в бюро по трудоустройству, зайти в аптеку, в супермаркет, а потом…

— Эй, не закрывай меня! — завопил Гарри, заметив плед в его руке. — Северус!

Северус остановился и несколько секунд смотрел на Гарри.

«Не называй меня так», — хотел сказать он, но не сказал.

Полотно под рукой было сухим и мертвым. Пальцы ощутили только шершавую фактуру мазков, оставленных кистью и мастихином. А чего он ждал, идиот?

— Это Ливерпуль.

Часть картины осталась не занавешенной.

***


В силу конспирации связь с Кровавым Бароном была односторонней, дожидаться от него вестей у Северуса не хватило бы терпения. Варить Оборотное из просроченных ингредиентов тоже было бессмысленно. Северус-Эверетт удовлетворился приобретением искусственной бороды, оглядел себя в зеркале примерочной и остался доволен: козлиная бородка вкупе с черной шляпой и плащом сделали его похожим на раввина синагоги. Поначалу он едва не поддался соблазну купить эспаньолку, с которой смахивал на Мефистофеля, но восхищенная реплика продавщицы «не будет отбоя от женщин» повлияла на окончательное решение в пользу козлобородого раввина.

Сгорбившись, надвинув шляпу на лицо, ребе Эви быстро прошел от станции Литтл-Хэнглтон до улицы Мороус, 13, умудрившись не привлечь особого внимания: длинный черный плащ походил на мантию в глазах не слишком внимательных магов, в то время как маглы видели в нем раввина: какой-то прохожий даже сказал «Шалом» и поклонился так почтительно, что вместо «Авада Кедавра» Северус благословил его словами «Шалом увраха» и с запоздалым сожалением подумал, что ступил в жизни не на ту стезю.

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» — жирно и с потеками проступила надпись на холлуордовской двери. Особенно удался восклицательный знак с толстой кляксой.

Чуткий нос зельевара мгновенно уловил запах драконьей крови.

«Ну каков мерзавец!» — вознегодовал он, ужаснувшись бессмысленному переводу ценнейшего ингредиента.

Оставив за порогом ненужную раввинскую добродетель, Северус-Эверетт вошел в холл, острым взглядом оценил Меркурия, прикидывая, сколько бы за него дали на ливерпульском аукционе, и широким шагом направился дальше. Расстегнутый плащ грозно развевался за его спиной, как некогда мантия; шляпа, горящий взгляд и борода настолько впечатлили коридорно-галерейных Дорианов, что те и не подумали остановить незваного гостя, а только молча проводили его тревожно-любопытными глазами.

Найти хозяина было нетрудно — из недр дома неслись печальные звуки рояля. Северус-Эверетт ринулся на звук.

Кто больше был расстроен, художник или рояль, сказать было трудно. Холлуорд возлежал на грязном канапе, черпая сорокаградусную истину из большой бутыли, втайне надеясь, что на дне заваляется и вдохновение — творить не хотелось. Покинув страдающего хозяина, спотыкаясь на пальцах, его правая рука бродила по клавишам рояля, извлекая из инструмента уныние, тоску и непреодолимое желание вызвать настройщика.

Резкий хлопок двери заставил Бэзила нервно подпрыгнуть.

«А говорят, горячка белая…» — он вытаращился на мрачную черную фигуру в дверях.

— Шалом, — сказал ребе Эви.

Северус-Эверетт вовсе не собирался пугать Холлуорда, и даже решил быть вежливым, но либо художник был антисемитом, либо Северус действительно не умел шутить, и приветствие вышло слегка пугающим.

— Я вас не звал, — трусливо булькнул Бэзил. — И я ничего не заказывал!

Эверетта он узнал мгновенно. Пока он писал его портрет, мысленно пририсовывал и бороду, и рога, и даже хвост.

Северус-Эверетт снял шляпу, тут же превратившись из раввина в бородатого идальго. Висящий над камином D-1 заинтересованно блеснул глазами.

— Я по другому поводу, мистер Холлуорд, — идальго небрежно бросил шляпу на рояль. — Меня интересует молодой человек, чей портрет я у вас купил.

«Не дождешься!» — мрачно подумал Бэзил. Хотя он и был обижен на Гарри, выдавать его местонахождение не собирался.

— Я ничего не знаю, — быстро сказал он.

Эверетт брезгливо отодвинул с клавиш руку призрака, бегло сыграл хроматическую гамму и захлопнул крышку, прищемив призраку палец.

— Когда его убили? — спросил он до странности спокойным голосом. — А, главное, КТО?

Тому, кто убил аврора Поттера, осталось недолго коптить небо. Если для этого надо вернуться в магический мир, Северус Снейп вернется. Даже если дело кончится Азкабаном — оно того стоит. Теперь в жизни есть цель.

— Гарри?! Гарри убили? — завопил Холлуорд, вскочил с кушетки и разлетелся едва ли не вдребезги.

Эверетт машинально пригнулся, когда мимо со свистом бладжера пронеслась Голова: призрак казался подозрительно материальным — во всяком случае, внешне.

Упав метеоритом в глубокое гобеленовое кресло, Голова залилась слезами.

— Боже ты мой, а ведь еще вчера мальчик был жив! Горе мне, старому идиоту! Рассорился с ним из-за чепухи! Знай я, что так будет, то никогда… никогда… — вне себя от горя, Голова принялась кататься мокрым лицом по сиденью.

Одним прыжком Эверетт оказался у кресла, сгреб Голову за седые вихры и поднес к лицу, забыв об отвращении.

— Вчера был жив? Говори! — он тряхнул ее так, что едва не вырвал остатки волос. — Значит, ты рисовал его живым? Когда?

Алебастрово-белое лицо Эверетта загорелось от волнения, глаза расширились, сверкая, как морион, иссиня-черные волосы разметались по плечам. Бэзил даже на мгновение подумал, что негодяй в своем роде красив (так сказать, демонически), и, кстати, надо бы не забыть поздравить призрак Врубеля с годовщиной смерти, помянуть стаканчиком Босха, а еще...

— Я тебя слушаю! — злобно рыкнул Эверетт, встряхнув Голову посильнее.

— Пару недель назад… Гарри мне позировал. А вчера он здесь был… Забрал моего Дориана, мы разругались, и он ушел… Кто мог его убить?

Из печальных покрасневших глаз вновь потекли ручейки слез.

— Прекрати истерику, Бэзил, — раздался недовольный голос над камином. — Никто его не убил. А жаль.

Эверетт поднял взгляд и встретился с голубыми глазами юноши, портрет которого Холлуорд наотрез отказался продать. Белокурый ангел, восхитивший его тогда, сейчас показался слащавым и отталкивающим, хотя явственно искрился интересом к его бородатой персоне.

— В газету загляните, — любезно подсказал Дориан, кивнув на столик с бутылкой. — О нем часто пишут, о вашем Гарри-герое. И что в нем такого интересного? Совершенно неказистый паренек, — фыркнул он.

Швырнув в кресло Голову, Северус-Эверетт коброй метнулся к столу, схватил «Ежедневный Пророк» и пробежал взглядом по строчкам. На первой полосе, как всегда, воспевали деяния министра магии и колдовские достижения волшебников-чиновников, на второй странице убеждали всех, что жизнь в магической Британии идет в гору и не на что нарекать, а тем паче вычислять волшебные доходы министра и считать чужое золото в «Гринготтсе», третья была посвящена оперативному подавлению мятежа садовых гномов, и только на четвертой нашлась информация о Гарри Поттере:

«Прекрасных и достойных ведьм из хороших семейств ждет жестокое разочарование. Самый завидный жених, герой магической Британии (орден Мерлина I ст.), победитель Того-Кого-До-Сих-Пор-Страшно-Называть, гордость магического мира, обладатель солидного состояния в «Гринготтсе» и прочих достоинств, Гарри Дж. Поттер сегодня утром был замечен в обществе женщины легкого поведения. Современное магическое законодательство достаточно толерантно ко всякого рода связям (см. статью Магической Конституции БЛ-8181 параграф ХУ-69), но подобные контакты не могут не настораживать (звонки по тел. доверия «Тук-тук» с 8-00 до 23-00), поскольку не только ставят под угрозу семейное счастье потенциальных невест, но и представляют опасность для всего общества (отдел Магического Правопорядка, уровень 10, кабинет Морали и Нравственности, прием круглосуточно). Нет ничего хуже, чем запятнанная честь Героя!

Р. Скитер».

Под снимком красовалась колдография Гарри Поттера за руку с пышноволосой девицей в короткой мантии, с грудью навылет и губами в пол-лица; Северус-Эверетт мельком подумал, что где-то видел эту шлюху.

Он бросил взгляд на дату выпуска: номер был свежайшим.

«Живой, — волна облегчения ударила в грудь, в голове зазвенела пустота, ноги вдруг ослабели. — Глупый мальчишка ЖИВОЙ!»

Остальное не имело значения.

— Вот ещё, если нужно, — кое-как собравшийся Холлуорд протянул ему целую стопку «Ежедневного Пророка».

— Спасибо, — Эверетт забрал всю пачку и сунул подмышку. — Дома почитаю.

— Эй, погодите, сэр, здесь читайте! — Бэзил вцепился в газеты. — Они мне нужны! Мне часто приходится срисовывать портреты с колдографий, поэтому…

— Поэтому я вынужден конфисковать их в целях противопожарной безопасности, — Эверетт вынул из плаща красную банковскую карточку MasterCard, махнул перед носом Холлуорда и спрятал в нагрудный карман прежде, чем Бэзил понял, что к чему. — Мое почтение, сэр, вы мне очень помогли, — он благодарно кивнул Дориану, который напомнил о газетах, и направился к выходу, не забыв прихватить с рояля свою шляпу.

Охваченный дежавю, Холлуорд ринулся вслед за ним.

— Отдайте газеты! — он повис на локте Эверетта. — Говорю вам, они мне нужны!

— Почитаю и верну, — неумолимо сказал грабитель прессы, не сбавляя шага.

— Да что это такое… — застонал художник. — Вчера Гарри забрал моего Дориана, сегодня приходите вы и…

Эверетт вдруг остановился.

— Кто такой Дориан?

— Любовь моя, душа моя… — пробормотал Бэзил. — Вы же его видели только что.

Экспроприатор газет внезапно побледнел так, что Бэзил испугался: трупы в доме его не вдохновляли.

— Ах вот как, — он помолчал. — Знаете, что… Забирайте ваши газеты.

С этими словами Эверетт ткнул Холлуорду в руки всю пачку «Пророков», развернулся и пошел по коридору почти бегом.

«Я его обидел! — взволновался художник, бросил газеты и ринулся вслед. — Эти итальянцы, они такие темпераментные!»

— Постойте, сэр, — виновато затарахтел он, едва поспевая за странным гостем. — Я вас оскорбил? Бога ради, возьмите эти злосчастные газеты, я верю, что вы их вернете, мистер Эверетт, а нет, так нет, найду другие, в конце концо…

— Не надо мне ваших проклятых газет! — прорычал Эверетт, не оборачиваясь.

— Простите меня, старого дурака, я не хотел вас обидеть, — бубнил призрак, хаотично несущийся по воздуху вслед за ним, то отставая, то залетая вперед и мельтеша перед глазами разными частями тела.

— Оставьте меня в покое, Холлуорд! — Эверетт оттолкнул болтливую Голову, но рука прошла сквозь нее — призрак впал в фазу самоуничижения.

Эверетт выругался и ускорил шаг.

— Я был неправ, ну что такое газеты, так, ерунда, это ведь не картину унести…— не унимался Бэзил. — Мистер Эверетт, простите мою бестактность, я догадался, у вас нет возможности ходить в «Гринготтс», покупать «Пророк», возможно, вы, как и я, не можете колдовать, поэтому…

Эверетт резко затормозил. Молниеносным движением руки он выхватил палочку из кармана плаща и развернулся к Бэзилу в дуэльной позиции. Бледное лицо исказила ярость, в бездонных зрачках черных глаз вспыхнула Авада.

— Еще одно слово, и!..

От ужаса Бэзил Холлуорд стал прозрачным, потом едва видимым, а через секунду исчез и вовсе.

— Так-то лучше, — буркнул Эверетт, оглянулся на Меркурия (требует реставрации, тысяч двадцать, больше не дадут) и направился к выходу. — Не люблю болтунов.

С этими словами он покинул обитель призрака, все еще сжимая в руке палочку (11 дюймов, экологически чистый пластик, сердцевина — алюминиевый стержень, «Хэмлис»*).

-------------------------------------------------

* «Хэмлис» (Hamleys) — лондонский магазин игрушек.





Глава 8.

Обняв ладонями чашку чая с молоком (больше обнять было некого), Гарри по-турецки сидел на постели — свежий, умытый, причесанный (была такая попытка), правда, еще толком не одетый, — встречая солнечное утро в обществе Эверетта Стоуна и тарелочки земляничных маффинов.

Эверетт, уже в другом халате, на этот раз турецком бархатном, с виду довольно простом, если не считать украшенного орнаментом подола, лениво полулежал в кресле, попивая кофе без сахара.

— Вам идет такой цвет, — сказал Гарри, не отдавая себе отчет, что любуется Снейпом-не-Снейпом. — Шоколадный? Каштановый? Цвет медвежьей шерсти? Наверное, мягкий… — прибавил он, имея в виду халат.

Комнатка была такая маленькая, а портрет висел так близко, что можно было вытянуть руку и пощупать, хотя ясно было, что ничего почувствовать не получилось бы.

Эверетт разгладил ладонью складки ткани на бедре.

— О да. Мягкий, — покладисто сказал он.

У обоих почему-то было хорошее настроение. Обычно по утрам Гарри нервничал и метался, боясь опоздать в Аврорат и заранее погружаясь мыслями в хлопоты предстоящего дня. Но сегодня он проснулся с чувством непонятного умиротворения, хотя точно помнил — как обычно, ему снилось что-то гадкое, но вдруг сон сменился другим, уютным, в котором ему было хорошо и спокойно, как у бога за пазухой (как любят говорить маглы, хотя не видали ни бога, ни, тем более, его пазухи). Во сне Гарри был не один, но кто был рядом, он не понял, и сам сон испарился из памяти, стоило открыть глаза.

Эверетт пил свой кофе маленькими глотками и задумчиво разглядывал Гарри из-под ресниц.

— У Снейпа не было такого красивого халата, — продолжил развивать тему Гарри. — И вообще хороших вещей не было… — он вздохнул и откусил кусок маффина, усеяв крошками постель. — Если честно, я раньше про это не думал, но вот сейчас как посмотрел на это всё… — Гарри кивнул на оплот роскоши лорда Генри. — Снейп, наверное, был бедный. Нет, не наверное, точно! Я видел в воспоминаниях его дом… Ужас, такое все унылое, убогое… Конечно, в Хогвартсе он нормально жил, но все равно скромно. Эти мрачные подземелья, которые не согревал даже камин… — он грустно покачал головой. — Какие там халаты к Мерлину… У него даже ночная рубашка и та была как тряпка, старая, серая. Хотя у нас у всех приличные пижамы были.

— У ваших преподавателей такие зарплаты, что не на что пижаму купить? — спросил Эверетт, глядя на Гарри с непонятной полуулыбкой. Его глаза сейчас казались шоколадными и теплыми, наверное, из-за халата.

— Нормальные зарплаты, — буркнул Гарри. — А вообще… Не знаю. Снейп просто скромный был. Или привык к бедности.

Он с осуждением глянул на апартаменты лорда Генри. Особенно раздражала кровать с балдахином и зеркало-трельяж в позолоченной раме с купидонами. Не говоря про ковры и кресла, мебель с янтарем, мраморную ванну, кальян и прочие атрибуты красивого безделья.

— Вам было жаль его, сирого и несчастного? — прищурился Стоун.

Гарри вгрызся в маффин.

— Шутите? — с набитым ртом сказал он. — Ничего себе несчастный! Да его боялись все! Одежда — это чепуха. То есть шелуха. Есть такие люди, сильные, гордые, с железным характером… Если я его всё-таки найду, он от меня даже носового платка не возьмет. Из гордости и из вредности.

— Вы так думаете?

— Что вы смеетесь? — возмутился Гарри.

Негодяй Стоун действительно смеялся, хотя и беззвучно, откинув голову на спинку кресла и прижав ладонь к солнечному сплетению, будто пытался придушить в зачатке еще более развеселый хохот.

— Представил себе, как вы являетесь к нему на порог с букетом роз и ночной рубашкой.

Гарри не выдержал и засмеялся тоже.

— Круцио в лучшем случае, — он вдруг перестал смеяться и нахмурился.

Эверетт посмотрел на него вопросительно.

— Я раньше это заклинание даже произнести не мог, — пробормотал Гарри, усердно давя пальцем крошки на тарелке. — А теперь… Я так хотел знать, где Северус Снейп, что на допросах Пожирателей до ручки дошел… Его тело исчезло, мы думали, кто-то забрал. Трое сознались. И Снейпа они унесли, и Ленина из Мавзолея, и мумию Рамзеса Второго.

— И всё это ради того, чтобы сказать ему спасибо, — саркастично заметил Эверетт. — Ах да, объяснить, что вы его не ненавидите, а заодно подарить свежую ночную рубашку.

— Да ну вас! — Гарри вскочил. — Ничего вы не понимаете!

Он сердито стряхнул крошки с постели, расправил шкуру мантикоры и полез в шкаф за мантией.

— Я понимаю одно, — донесся холодный голос Эверетта, которого Гарри сейчас не видел, стоя за створкой. — Ваш профессор кому-то очень нужен. Кто попросил вас отыскать его? Начальство на работе? Кто-то из министерства?

Гарри захлопнул шкаф с такой силой, что тот зашатался.

— А может, кто-то его любит? Не все такие ценители женщин, как вы!

Схватив палочку и мантию, он выскочил из комнаты, даже не попрощавшись.

Вместо ожидаемого смеха в спальне что-то грохнуло, но Гарри не стал выяснять, что. Пусть хоть голову себе разобьет.

Голову Эверетт благоразумно пожалел, зато кофейную чашку постигла незавидная участь.

***


— Эви, ты что, опять заболел?

На лоб Северуса легла теплая и липкая детская ладошка.

— Нет, — пробормотал он, не открывая глаз. — Опять ты одни конфеты ешь? Энн тебя кормила?

— Хлопья, фу-у… С изюмом. Я знаю, это на самом деле такие маленькие какашки. Энн их сама не ест. Так нечестно, правда?

Лиззи вскарабкалась на постель, проползла через преграду в виде Северуса, довольно ощутимо протоптав коленками по ногам, и уселась рядом.

— Давай играть в домик.

— Это как? — слабо улыбнулся Северус, открыв один глаз.

— Построим дом, — деловито сказала Лиззи. — Нужно много-много коробок и одеял. Книжки тоже подходят, для кирпичей. Еще надо простыню, лучше две. И все полотенца, которые в ванной.

— У меня плоховато со стройматериалами, — Северус протянул руку и пригладил торчащие волосы Лиз. — И кто будет там жить?

— Как, кто? — удивилась Лиззи. — Я, ты, Джон и Мальчик. Ой, ты опять его мучаешь!

Северус не ответил, только вздохнул и опять закрыл глаза.

— Ты заболел, — нахмурилась Лиз, тут же забыв про «Мальчика». — У тебя есть термометр?

— А он лечебный? — шевельнул бровью Северус.

— Еще как! — важно сказала Лиззи. — Такой большой и старый, а не знаешь.

Северус рассмеялся и тут же охнул — Лиз бодро поползла назад, на этот раз по животу.

— Сейчас мои дети померяют температуру, а потом твоя очередь.

Она слезла с дивана, опустилась на колени и вытащила коробку с Джоном. Строго осмотрев второго подопечного, как следует погладив его по спинке, Лиззи встряхнула голубиное жилище (очевидно, чтобы пациент не терял бдительности) и сунула обратно.

— Эви, — позвала Лиз. — Эви?.. Ну вот, — огорченно пробормотала она.

Северус-Эверетт заснул, так и не построив дом.

***


— Ну как? Вам нравится?

Гарри поправил портрет D-399 в новой деревянной раме, чтобы висел поровнее, и отступил, любуясь результатом.

— Вполне, — благосклонно сказал Дориан, трогая оправу изнутри. Даже у постаревшего экземпляра белокурого ангела были на редкость красивые руки, изящные и холеные. Хотя Гарри нравились совсем другие — руки Мастера Зелий, гораздо более мужественные, но при этом очень чуткие и нежные — судя по его манере бережно и любовно обращаться с некоторыми ингредиентами. Как-то раз Снейп так ласково погладил шкурку бумсланга, что у Гарри потемнело в глазах и стало тесно в штанах. Правда, когда профессор грубо схватил его за руку и потащил заниматься окклюменцией, на запястье остался совершенно неласковый синяк. И все же по каким-то мелким наблюдениям, жестам, а может, просто интуитивно, Гарри заключил, что руки Снейпа могут быть нежными не только с бумслангами.

— О чем вы задумались? — услышал он мягкий голос и очнулся.

— Да так… — Гарри виновато заморгал. — А скажите… Бэзил… Он ведь хороший художник?

Вопрос был, несомненно, глупый, но Гарри отчего-то стеснялся D-399 и не знал, с чего начать разговор.

— Бэзил гениальный художник, — серьезно сказал Дориан. — Но совершенно отвратительный любовник.

Гарри вспыхнул, как утренняя заря, не готовый к такому повороту беседы об искусстве.

— Идеалист и эгоист, — фыркнул Дориан. — Отвратительное сочетание.

— Вы его не любите? — пробормотал Гарри.

D-399 слегка нахмурился.

— Люблю, — сказал он. — Это Бэзил меня не любит. Вернее, любит не меня, а тот образ, который себе придумал. Безгрешный ангел, в глазах сиянье божьих небес, улыбка херувима и стыдливый румянец непорочной девы. Всё это очень мило, но, согласитесь, плохо сочетается с постельными утехами и прочими радостями плоти, — D-399 сладко улыбнулся познавшими порок губами.

— А, — коротко и глупо сказал Гарри, которому на этот счет сказать было нечего.

— Бэзил по сей день считает, что во всем виноват лорд Генри, который якобы внушил мне роковое желание не стареть и не меняться. Но это не совсем так… Кто из нас не боится смерти? Бэзил из тех, кто восторженно воспевает бутоны роз, сокрушается о распустившихся цветах, обреченных на увядание, и зажмуривает глаза, завидев сухой и мертвый розовый куст. Каждый шаг навстречу смерти по сути страшен, уродлив и печален, кто спорит… — по немолодому, но всё еще красивому лицу Дориана скользнула тень. Внезапно его глаза вспыхнули гневом: — Он так и не понял, ради кого я загадал проклятое желание, для кого хотел быть вечно молодым и прекрасным!

— Для него? — благоговейным шепотом спросил Гарри.

Лицо D-399 смягчилось.

— Для него. Для себя так, чуть-чуть, — он рассмеялся, но почти сразу посерьезнел. — Разве обрела бы моя красота бессмертие, не желай того сам Бэзил? Только настоящий художник может остановить неумолимое колесо времени, поймать дыхание жизни, движение души, запечатлеть мгновение красоты во всем его совершенстве и великолепии… Но за все надо платить. Бэзил положил на алтарь искусства свое сердце, и тот злой бог, чье имя Идеал, заморозил его своей рукой, красивой и холодной... В сердце Бэзила нет места для меня, земного, грешного и смертного, — с легким театральным пафосом сказал D-399.

Гарри хотел было возразить, но Дориан, уставший от долгого молчания и желающий выговориться, продолжал в том же тоне:

— Бэзил не знал, что перенес на полотно не мое тело, а душу. Бутон той розы, что еще не источил червь и не тронул тлен. Но все течет, все меняется, дряхлеют тела, стареют сердца, гниют и разлагаются души… Как нельзя пройти босиком по грязи, не запачкав ног, так невозможно в этом мире сохранить чистоту души. Всякое морализаторство — лишь самообман и лицемерие, фальшивая праведность, нарисованная на каменных сердцах.

Голос D-399 был такой завораживающе-мягкий, а речь лилась так свободно, что Гарри заслушался и не сразу уловил суть.

— Значит, Бэзил рисует не тела, а души? — в смятении пробормотал он.

Дориан неопределенно покачал головой.

— Если бы он только и делал, что рисовал души, у него не осталось бы ни единого клиента. Вы не представляете, Гарри, что творится в душах и сердцах с виду праведных и честных. Порой лучше приподнять крышку гроба с разложившимся трупом, чем заглянуть в чью-то душу, — недобро усмехнулся он. — Но вы отчасти правы, как Бэзил ни старается, его портреты иногда выдают секреты и тайные желания, которые человек порой скрывает даже от себя. У Бэзила было несколько пренеприятнейших историй… Не буду пересказывать, пусть я низок, но не настолько. Могу лишь сказать, что обычно Бэзил бдит, поскольку у него и без того мало заказчиков, при таком особенном таланте.

— Вот как, — Гарри так разволновался, что принялся грызть ноготь, чего не делал со времен Последней Битвы. Знал бы, не стал бы позировать! А вдруг его, Гарри, душа, черт знает чем сейчас занимается? Хорошо, портрет у Бэзила, с облегчением подумал он.

— А скажите, Дориан, зачем он берет чье-то тело и запихивает в него чужую душу?

Красивые брови D-399 удивленно взлетели вверх.

— Не припомню, чтобы Бэзил делал что-то подобное, — сказал он. — Быть может, какой-то творческий эксперимент, о котором я не знаю?

«Хорош эксперимент», — сердито подумал Гарри.

— Гарри! — донесся снаружи голос Гермионы. — Гарри, ты где?

Голос звучал странно, будто с надрывом.

— Меня зовут, простите, — заторопился он. — Спасибо, Дориан. Я еще загляну.

D-399 улыбнулся и поднял ладонь в знак прощанья.

***


— Что случилось? — Гарри обнял Гермиону за плечи и испуганно всмотрелся в заплаканные глаза. Он и не помнил, когда видел ее плачущей.

По лицу боевой подруги размазалась тушь, оставив на щеках черные ручейки, помаду она, очевидно, съела, кусая губы. Если сейчас Гермиона и походила на шлюху, то шлюху глубоко несчастную.

— Эве… Эверетт!

— Он тебя обидел? — Гарри усадил ее на скамейку и принялся рыться в карманах в поисках платка. (Заклинание снятия макияжа было ему неведомо.)

Надо подумать, как расправиться с Эвереттом. Еще ни один обидчик Гермионы Грейнджер не ушел безнаказанным от карающей руки аврора Поттера!

— Да! Обидел! — всхлипнула Гермиона. — Взял и умер.

— Умер? — поразился Гарри и вскочил, намереваясь броситься в дом, но тут же остановился. — Разве портрет может умереть?

Гермиона отрицательно затрясла головой.

— Не портрет. Эверетт Стоун, — шмыгнула носом она. — Настоящий. Его имя обнаружилось в списках маглов, погибших от руки Волдеморта еще за месяц до Битвы. Правда, тело не нашли, но он был в подвале сгоревшего дома. Там многих было не узнать.

Гарри молчал, пришибленный известием. Какое ему дело до Стоуна, он его в глаза не видел, настоящего, тем более, погибли тысячи маглов, а не только Стоун, но…

Но почему-то стало больно в груди и нечем дышать.

Платок отыскался, наконец, в кармане, и Гарри с минуту мял его в руках, забыв, для чего достал. Вроде бы насморка нет и глаза сухие… почти.

— Но у него есть боггарт… — пробормотал он. — Эверетт не магл.

Гермиона отобрала у него платок и шумно высморкалась.

— Много мы знаем о маглах… — чуть спокойней сказала она. — У них тоже свои страхи.

— Мне так жаль, что он умер, — прошептал Гарри, вдруг осознав, что Эверетт, кем бы он ни был, стал ему близок. — Но у нас осталась его душа.

Гермиона подняла на него заплаканные глаза в потеках туши.

— Подари мне портрет, — попросила она. — Всё равно это не Снейп.

«Никогда и ни за что!» — завопил внутренний голос.

Гарри нахмурился.

— Зачем он тебе? — резко сказал он.

— Общаться, — заморгала мокрыми ресницами Гермиона. — Эверетт такой милый и обаятельный… Он вселяет в меня уверенность в том, что я привлекательная. Даже не подозревала, что мне этого так недоставало... Извини, но разве можно почувствовать себя красивой и желанной рядом с такими, как ты и Рон? Доброго слова не дождешься. Правда, когда я узнала, что он магл, так расстроилась... Вот же угораздило влюбиться…

Она достала из сумочки зеркальце, изучила свое отражение и с возгласом «ох!» принялась приводить лицо в порядок.

Гарри воззрился на подругу, будто видит ее впервые.

— И это говоришь ТЫ? — неверяще спросил он. — Ты, которая на каждом углу кричишь о равных правах и справедливости, проталкиваешь полезные законы в защиту маглорожденных?!

Гермиона снисходительно улыбнулась.

— Гарри, не будь наивным. При чем тут моя работа? Ты представляешь себе, что такое выйти замуж за магла? Это же конец всему! Думаешь, я хочу, чтобы мои дети были несчастней, чем я? Да они наверняка родятся сквибами, а то и вовсе маглами!

— Но это то, за что ты борешься! — возмутился Гарри. — Чтобы такие дети имели права, как и дети волшебников! И какая разница, маглы они или нет, если это дети того, кого ты любишь!

Гермиона встала и отряхнула мантию.

— Оставим этот разговор, — раздраженно сказала она. — Вот уж правду говорят, мальчики взрослеют поздно.

— «Фальшивая праведность, нарисованная на каменных сердцах», — пробормотал Гарри.

— Что?

— Ничего, — буркнул Гарри. — Ты всегда была практичной.

— Так ты отдашь мне портрет?

Гарри посмотрел на нее долгим странным взглядом.

— Нет, — тихо и твердо сказал он.

В его лице было что-то такое, что Гермиона не выдержала и опустила глаза.

— Ладно, — сказала она, нахмурив бровки. — Поговорим об этом в другой раз.

— Ответ будет тот же.

— Иди отдохни. Похоже, ты переутомился. Пока.

Раздался щелчок аппарации, Гермиона исчезла, а Гарри все стоял, опустив голову и глядя в землю, где острые шпильки туфель оставили маленькие круглые ямки.

***


«Могу вас порадовать, мистер Поттер. Вы не только живы-здоровы, а еще и блядуете направо и налево. Увели чужого любовника и пустились во все тяжкие. Чем еще заняться герою после войны?»

Зачем он это ему сказал? Какой смысл? Портрет беспросветно глуп. Как и оригинал. И он еще удивлялся, откуда у портретного Поттера столько бесстыдства? Кто бы мог подумать, с виду такой скромник, ах-ах! Один стыдливый румянец чего стоит! Вот ведь мерзавец мелкий!

Северус-Эверетт злобно сплюнул с балкона, чего никогда себе не позволял.

Заходящее солнце накалило небосклон малиновыми нитями, сырой теплый ветер гнал над Мерси небесные корабли — лиловые облака, зажглись золотые прожектора Альберт-дока, и город погрузился в романтичную вечернюю негу. Охваченный тоской и ненавистью к себе, Северус не видел ни прелестей заката, ни огней на воде, ни даже самого города.

Гарри жив. И это главное. Какое ему дело, с кем и как мальчишка живет? Тогда почему так гадостно на душе?

«Это зависть, — мрачно думал Северус, не замечая, что неотрывно смотрит на бледную одинокую звезду далеко на горизонте. — Банальная зависть. У него есть всё, чего не было и не будет у меня. Слава, деньги, работа, друзья, красивый любовник… — он скрипнул зубами. — Ты никто, Северус Снейп. Тот мир потерян, новый не обретен».

Он глянул на тротуар и подумал, что результат зависит от характера прыжка. Вниз головой — надежней.

«Совсем одурел, — рассердился он на себя. — Завистливый старый козел. Радуйся, что мальчик жив!»

Потушив окурок о забитую собратьями жестянку, он вернулся в комнату, с минуту постоял перед портретом и, наконец, решительно сдернул покрывало, ожидая увидеть очередное дефиле голого нахала.

Плотно завернувшись в халат, как в кокон, Гарри сидел на диване, подтянув колени к подбородку, надутый и хмурый.

Северус издевательски поднял бровь.

— Что такое? — мерзким сладким голосом осведомился он. — В борделе перерыв на ланч?

— Иди в жопу, — буркнул Поттер, глядя на него потемневшими от обиды глазами.

— М-м, какие мы грубые… — гаденько и ласково протянул Северус. — Не уверен, что мне так уж хочется идти туда, где побывала толпа ваших фанатов, мистер Поттер. В вашей героической заднице наверняка сквозняк, как в туннеле под Ла-Маншем.

«Что я несу? — мелькнуло у него. — Хотел ведь просто поговорить… Или не хотел?»

— Выпей яду, — огрызнулся Гарри.

— Кстати, не помешает, — Северус улыбнулся одними губами. В его опасно сверкающих глазах по-прежнему тлели непотухшие угли гнева.

Мурлыкая себе под нос какую-то магловскую мелодию, он удалился в кухню, но вскоре вернулся со стаканом и бутылкой дешевого красного вина, которое купил для мясного соуса. Но сейчас он готов был выпить хоть уксус.

На вкус это именно он и был. Глоток — ваше здоровье, Поттер! — мгновенно обжег желудок кислотой.

Гарри смотрел на него исподлобья, как маленький сердитый волчонок.

— Может, объяснишь, что происходит? — спросил он.

Северус сделал круглые глаза и поднял брови в притворном изумлении.

— Что происходит? Я прихожу посмотреть стриптиз-шоу Гарри Поттера, а его нет! — он театрально развел руками. — Зритель глубоко разочарован.

Гарри поморщился.

— Слушай, прекрати, а?

Северус приложился к стакану с кислятиной, мужественно допил мерзость до дна и подлил еще.

— Ну?.. Я жду, — сказал он, глядя на Гарри с улыбкой добряка-крокодила.

— Гад ты все-таки, — пробурчал Гарри. — Как был зловредный, так и остался.

— Не увиливайте, мистер Поттер, — промурлыкал Северус. — Не пора ли начинать?

Он подкурил сигарету, затянулся и выпустил сизое облако дыма в портрет.

Гарри закашлялся и пробормотал что-то нехорошее.

— Сегодня видел неплохой набор дротиков, — продолжил глумиться Северус. — Вы любите дартс, мистер Поттер?

Вино, проевшее желудок, очевидно, ударило и в голову. Северус схватил с тумбочки забытый Лиззи карандаш и, прижмурив глаз, сделал вид, что прицеливается.

— Ты дурак? — по-детски растерянно спросил Гарри. — Честно говоря, я иногда сомневаюсь, что ты — Северус Снейп, а не Мерлин знает кто под Оборотным. Эта девочка… Почему она зовет тебя Эви? Ладно бы Севви… — пробормотал он.

— Не заговаривайте мне зубы, Поттер, — поморщился Северус. — Черт возьми, я когда-нибудь дождусь гриффиндорской клубнички?

Гарри, против ожидания, хихикнул в кулак.

— Ну?..

— Иди к черту, Севви-Эви.

На губах Северуса заиграла непонятная улыбка.

— Вот так всегда, всё надо делать самому, — пробормотал он и опять приложился к стакану.

Розовая струйка вина потекла по небритому подбородку, прочертила дорожку по горлу и потерялась за воротником рубашки.

Глядя на Гарри насмешливо прищуренными глазами, Северус расстегнул верхнюю пуговицу.

— Раздевайся, — негромко сказал он.

Длинные пальцы скользнули ниже, за второй пуговицей последовала третья, четвертая…

Гарри смотрел на него, приоткрыв рот и озадаченно моргая.

— Ты не слышишь? — слегка пошатнувшись, Северус шагнул ближе к картине. — Я купил глухого мальчика? Без всякой скидки? Позор на мои седые пейсы!

Он расстегнул манжеты, шевельнул плечами, и рубашка соскользнула на пол.

— Ты пьяный, — пробормотал Гарри, неотрывно глядя на своего мучителя.

Сейчас он видел его в ярком свете электрической лампы, худого и болезненно бледного. Волосы Северуса не были такими грязными, как запомнились Гарри, но и ухоженными называть их было трудно — густые, спутанные и длинные, почти до лопаток, они не скрывали пугающий неровный шрам, протянувшийся от уха до выпирающей ключицы. Три рубца, глубоких и уже побелевших, пересекали плечо и уходили за спину, Гарри не видел, где они заканчиваются. Широко раскрыв глаза, он молча смотрел на тело, изуродованное змеей и гиппогрифом, но от этого почему-то особенно привлекательное — тело мужчины-воина.

— Что, не нравлюсь? — сквозь зубы сказал Северус и положил руки на пряжку ремня. — Неужели не так хорош, как твой прекрасный блондин?

Он злобно расхохотался.

Гарри открыл рот, но не произнес и звука.

Было от чего онеметь — Северус без всякого стыда расстегнул брюки и вынул таких размеров природное богатство, что сделай он это в Запретном Лесу, кентавры ушли бы плакать в закат.

— У него меньше, да? — с гадостной улыбкой сказал Северус, очевидно, знающий себе цену.

— У кого? — прошептал Гарри, глядя одуревшими глазами на крупный багровый член в бледном кулаке.

— У твоего. Сними халат, — пробормотал Северус, немного снизив градус зловредности.

Не отрывая взгляда от руки, потирающей налитый кровью орган, Гарри покорно стащил халат, оставшись голым, но продолжал сидеть, съежившись.

— Если бы я знал, что у вас такие способности, Поттер, — Северус сжал другой рукой мошонку и издал мурлычущий звук удовольствия, — то не терял бы с вами времени на чепуху… Вместо того, чтобы заниматься окклюменцией… мы могли бы тренировать совершенно другие… навыки.

— Северус, — испуганно прошептал Гарри. — Зачем ты?..

— Зачем я… Зачем я… — почти пропел Северус, терзая свой огромный член все быстрее и жестче. — Зачем я тебя купил? — его помутневший взгляд бездумно скользил по обнаженному телу Гарри. — Ты меня не хочешь, да? И погладить себя не хочешь… Для меня… Ладно… Ничего… Мы и сами как-нибудь…

Гарри прикусил губу, будто собрался улыбнуться, но сдержался.

Зрачки Северуса расширились, движения ладони стали быстрее и резче.

— Смотри… на меня, — задыхаясь, прохрипел он.

Гарри с трудом оторвался от созерцания непристойной картины, поднял взгляд и загипнотизированно уставился в черные глаза — злость из них ушла, превратив в красиво-бессмысленные. Соскользнув с дивана, Гарри шагнул к раме и прижался голым телом к разделяющей их невидимой стене.

Зрелище распластавшегося по картине мальчишки стало катализатором химической реакции.

Северус не издал ни звука — только выдохнул тихо и сладострастно.

Орудие «Зависть Кентавра» дало мощный залп, изукрасивший творение Холлуорда, более слабые удары пришлись по тумбочке, на которой стоял портрет.

Северус обессилено навалился локтями на тумбу, свесил голову и так стоял, тяжело дыша, не глядя на Гарри. Через минуту, наполненную стуком сердца и затихающим шумом крови в ушах, он поднял взгляд, ожидая встретить обиженные и злые зеленые глаза.

Глаза были тут как тут — Гарри лег на пол, чтобы их головы были вровень. Вместо обиды в волшебной зелени поттеровских глаз была нежность.

— Тебе легче? — простодушно спросил он и протянул ладонь, будто хотел погладить Северуса, но, вспомнив про «стену», уронил руку на ковер и вздохнул.

Северус растерянно молчал. Признаться, что ему и в самом деле легче?

— А теперь скажи, почему ты взбесился, — Гарри провел пальцем по белесым потекам на картине, но украшение так и осталось висеть, застывая на полотне. Лукаво улыбнувшись, он высунул язык и сделал вид, что слизывает брызги.

— Ну что ты, зачем мне беситься, — хмуро сказал Северус. Он подобрал с пола свою рубашку и принялся вытирать ею картину. — Я рад за тебя. Ты жив и здоров, геройствуешь… Вместо того, чтобы жениться на Уизли и наплодить рыжих зеленоглазых крольчат, ты геройски отбил красивого любовника у бедняги Холлуорда.

— Что-что? — вытаращился Гарри. Он выразительно покрутил пальцем у виска: — Небось Риты Скитер начитался?

— Нет, — Северус продолжил усердно очищать портрет от следов мести Поттеру. — «Пророк» пишет только про твою шлюху. Видимо, основная информация еще не дошла. Или вы пока не засветились. Похвально.

— Я тебе не верю! — рассердился Гарри.

— Да я и сам рад бы не верить, — Северус потянулся за сигаретами и чуть не упал, забыв, что трусы и брюки болтаются на щиколотках кандалами: ботинки он так и не снял.

Зловредный мальчишка бессовестно хрюкнул от смеха.

— Когда Бэзил меня рисовал, у меня точно никого не было, — сказал он, разглядывая выбирающегося из тряпичных оков Северуса с сигаретой в зубах. — Да и вообще никого не было! Не мог я за неделю любовниками обрасти!

— Герои, они быстрые… Что снитч поймать, что шлюху подцепить, — сварливо пробурчал Северус.

— Севви-Эви, а ты случайно не ревнуешь? — прищурился Гарри.

— Что-что? — гневно-удивленно переспросил Северус.

— Ничего, — Гарри почему-то развеселился. — Ну и кто мой любовник? Драко, что ли?

Северус уронил одежду, которую только что собрал.

— Мерлин… Еще и Драко! Нет, твоего нового зовут Дориан.

Метнув на Гарри хмурый взгляд, он сгреб вещи и с гордым видом удалился в душ, подпортив картину эффектного ухода потерей носка.

***


— Сальноволосый урод! Что ты творишь?! — услышал Гарри.

«Боггарт Эверетта!» — мгновенно понял он.

— Тебе не нравится мой новый имидж? — с трудом разобрал Гарри негромкий ответ Стоуна.

Ухо уловило плеск воды.

— Думаешь, это тебя спасет? — засмеялся боггарт.

Гарри на цыпочках подкрался к двери. Увы, в щель была видна только его кровать с подушкой. Чтобы разглядеть гостя из шкафа, нужно было открыть дверь пошире.

— Думаешь, мне важно, что ты думаешь? — пробормотал Эверетт.

— Ха-ха, какой тонкий каламбур, — фыркнул боггарт. — Если я еще существую, значит, тебе отнюдь не всё равно, что я думаю. Притворяться ты всегда умел, змей подколодный.

«Черт, ну где же я слышал этот голос?» — с досадой подумал Гарри.

— Может, тебе спинку потереть? Крупной ароматической солью. Бу-ха-ха!

Решив, что в его положении нет ничего лучше внезапной атаки, Гарри рванул дверь и тигром впрыгнул в комнату.

Но то ли он устал после трудового дня, то ли боггарт был на диво шустрым, — разглядеть его как следует опять не вышло: молодой человек в мантии и в очках, похожий на Гарри, вихрем всосался в шкаф. Долю секунды из щели между дверцами торчал кончик гриффиндорского галстука, боггарт втянул его внутрь и затих.

Гарри сердито развернулся к Эверетту и замер, как вкопанный: тот преспокойно сидел в мраморной ванне лорда Генри и смывал мыльную пену с головы, любовно поливая себя из серебряного кувшинчика.

— Это вы, Гарри? — спросил Стоун с зажмуренными глазами.

— Я. Ваш боггарт и ваш страх, — пробормотал Гарри, пожирая глазами широкие плечи, худые, но мускулистые руки, длинные волосы, мокрыми черными змеями завесившие лицо Эверетта. Шрам от лапы Клювокрыла был тут как тут. Гарри не видел его прежде, и мысленно ужаснулся — гиппогриф глубоко избороздил когтями плечо и спину до самых лопаток.

Эверетт вылил на голову последний кувшин воды, откинул волосы назад и протер глаза.

— Вы не мой боггарт, — сказал он, моргая слипшимися ресницами. — Считаете себя таким грозным и страшным?

— Но я видел его! — Гарри покраснел, не зная, куда девать глаза. Под покрытой пеной водой нельзя было толком разглядеть голое тело, но от одной мысли, что Снейп-не-Снейп совсем рядом, обнаженный, в висках застучала кровь. — Это я!

— Да не вы это, — поморщился Эверетт. Он сгреб волосы в кулак и выжал их, будто тряпку. — Я ведь предупредил, у меня проблемы с чувством юмора.

Гарри сел на кровать — так ему было не видно, что творится за бортиком ванны.

— Надеюсь, вас не смущает, что я решил освежиться, пока вас нет? — Эверетт принялся намыливать грудь и плечи. — А вот еще художества, — сказал он, пошлепав мочалкой по шраму от когтей.

— Всё равно вы красивый, — не подумав, брякнул Гарри.

Стоун засмеялся и хотел что-то сказать, но Гарри его опередил:

— А если бы вы меньше врали, были бы еще красивее.

Эверетт по-снейповски удивленно изогнул бровь.

— Объяснитесь.

— Эверетт Стоун — магл, — начал речь прокурора Гарри. — Он умер почти два года назад. Вы не магл, это раз, и вы живы, это два, потому что у вас есть боггарт, неважно, на кого он там похож. И при этом вы называете себя Эвереттом Стоуном! Ну и как это понимать? — возмущенно сказал он.

— Покопали архивы в вашем Аврорате? — Эверетт неторопливо и с удовольствием намылил сначала левую руку, потом правую. — Как хотите, так и понимайте. Где доказательства, что я умер? Конечно же, у вас их нет. И быть не может.

Что-то в голосе Стоуна настораживало. А именно — спокойная уверенность.

— Хотите сказать, вы выжили? — с надеждой спросил Гарри.

— Я бы назвал это иначе, — сказал Эверетт. — Не выжил, но возродился, как Христос.

С этими словами он встал в ванной во весь рост.

Гарри вытаращил глаза, тихо охнул и бросился вон из комнаты.

Эверетт беззвучно рассмеялся и сел обратно в воду.

***


«Дорогой Гарри, простите меня за вспыльчивый характер, я бы не хотел лишиться Вашей дружбы. Можете оставить портрет Дориана у себя, с условием, что не будете показывать его всем подряд и не продадите. Всегда рад видеть Вас.

Искренне Ваш, Б. Х.»


Гарри дал сове Холлуорда кусок пирога с яйцом, который та уничтожила, разметав крошки по подоконнику, а затем и сама рассыпалась в благодарностях: распалась на части, как и ее хозяин, и так же по частям эвакуировалась в окно. Гарри проводил взглядом взмывшие в небо лапы, крылья, голову и тушку, и улыбнулся своим мыслям. Художник был такой же отходчивый, как и он сам — его сова прилетела тогда, когда Гарри сочинял Бэзилу письмо.

Безбожно зевая, он отправился в спальню, якобы за свежей рубашкой, но на самом деле, чтобы лишний раз проверить, что делает Эверетт.

Сегодня ночью Гарри спал не просто плохо, а отвратительно, несмотря на плотную стену невидимости и неслышимости между собой и портретом. Всю ночь его преследовала картинка обнаженного Снейпа-не-Снейпа, Гарри метался в жару от постыдного возбуждения, и хотя в середине ночи пару раз избавился от мук вручную, все равно проснулся в липком белье, чего с ним давно не бывало.

К счастью, Эверетт не заметил, что с Гарри что-то не то, а может, не подал виду: в отличие от Снейпа, он казался человеком тактичным. Утром они мирно пили чай, благо был выходной и торопиться некуда, и Гарри даже удалось расспросить Эверетта, чем он занимался при жизни. Ответ его обескуражил — Стоун сказал, что он писатель. Правда, от вопроса «А что можно вашего почитать?» как-то хитро увильнул. Писателем мог быть как маг, так и магл, поэтому свежая информация опять-таки ничем не помогла.

Вспомнив, что он литератор, Эверетт сразу же засел за стол, обмакнул перо в чернильницу и принялся что-то энергично писать, время от времени задумчиво поднимая голову к потолку в поисках вдохновения. Гарри не мог отделаться от ощущения, что Стоун каким-то образом над ним смеется, и даже подумал, что Эверетт с легкостью мог бы назвать другую профессию, скажем, музыканта, — и сесть за клавесин лорда Генри с таким же умным видом, как сейчас сидел за столом, обложившись бумагами.

Эверетт устроился в кресле, окунув свой римский нос в листки, исписанные бисерным почерком; разобрать даже слово Гарри не удалось. Одет он был по-байроновски: в белой рубашке с широким отложным воротником, в черном бархатном сюртуке и черных же брюках. Особенно хороши были белоснежные манжеты, благодаря которым чувственные руки Снейпа-не-Снейпа приковывали взгляд, гусиное перо в пальцах довершало картину. Вымытые волосы Эверетта сияли, как вороново крыло, ложась на плечи ровной смоляной волной. Нет, это не Снейп, в который раз с горечью подумал Гарри и мысленно прижал к сердцу замученного Снейпа с грязными волосами и в серой ночной сорочке.

— А почему вы раньше ничего не писали? — спросил он, принимаясь рыться в шкафу в поисках подходящей рубашки. До того, как Гарри спросил про профессию, Стоун не написал ни строчки.

— Не было музы, — мурлыкнул Эверетт. — Без нее никуда.

— И как эта ваша муза выглядит? — спросил Гарри, вынырнув из шкафа.

Раз Эверетт не стесняется перед ним купаться голяком, тогда и он может позволить себе переодеться, не прячась за заклинанием и не убегая в гостиную, подумал он. Рубашка — не штаны. Гарри снял футболку, в которой расхаживал по дому с утра, и тут же поймал на своей голой груди обжигающий взгляд внимательных черных глаз.

— Как выглядит муза? — пробормотал Эверетт, разглядывая его так, что Гарри бросило в жар. — У нее чистая нежная кожа, губы, как теплые лепестки нагретых солнцем роз, в зеленых глазах обещание… э-э-э… творческих свершений… Ее тело молодое и сильное, как у лесной газели. Когда она скачет… — Эверетт облизал губы, — к писателю приходит такое вдохновение, что… Одним словом, не отвлекайте, Гарри, — сказал он, повернулся к своей писанине и, довольно сердито ткнув перо в чернильницу, уронил на бумагу кляксу.

— Не буду-не буду, — затряс головой Гарри. — Я как раз ухожу, загляну к мистеру Холлуорду. А вы себе работайте, раз муза скачет… Ну, я пошел.

Он схватил рубашку и мантию и ретировался из спальни, раздумывая, почему у музы зеленые глаза.

Эверетт Стоун злобно скомкал исписанные бумаги и рванул байроновский воротник, будто ему нечем дышать.

***


Бэзил встретил Гарри так сердечно, что попроси художник сейчас вернуть ему D-399, он бы не нашел в себе сил отказать. К счастью, Холлуорд об этом и не обмолвился. Он позвал Гарри в гостиную и радушно усадил за стол, заставленный множеством блюд.

— Я бы хотел отпраздновать наше перемирие, — сказал он в ответ на изумление в глазах Гарри. — А особенно тот факт, что вы живы, мой дорогой. Меня тут напугали, знаете ли.

Гарри уселся в кресло, художник устроился напротив через стол, отодвинув бутылку, чтобы лучше видеть гостя.

— Кто-то сказал, что я умер? — слегка удивился Гарри. Раньше, до войны, слухи о его смерти распространялись с завидным постоянством — Пожиратели всеми силами пытались подорвать народную веру в Светлых магов, периодически «убивая» в прессе то Дамблдора, то Макгонагалл, то его, Гарри Поттера. Но сейчас, после Победы, подобные глупости прекратились, и Гарри даже подозревал, что умри он по-настоящему, об этом никому не расскажут, а на его место тихо посадят кого-нибудь под Оборотным зельем: герои-победители не умирают.

— Кто-то… — проворчал Бэзил, глядя, как одна его рука накладывает Гарри на тарелку кусочки утки, недавно вынутой из жаровни и еще дымящейся, другая подливает из судка клюквенный соус и наполняет хрустальный бокал густым бордосским. — Тот самый мистер Эверетт, о котором вы меня спрашивали.

Он тяжело вздохнул, понимая, что момент расплаты настал.

— Выпьем-ка прежде всего за то, что вы живы, Гарри, — его правая рука скользнула на место, и Бэзил поднял бокал, гладя в ошеломленно распахнутые глаза гостя. — А также за то, чтобы мой рассказ не рассорил нас вновь.

С этими словами Холлуорд опустошил свой бокал до дна, будто это не Шато Лафит 1787 года, а минеральная вода.

— Господин Кровавый Барон прислал, — сказал он, вертя в руке черную бутылку в потеках сургуча и втайне пытаясь отсрочить неизбежное. — Может, вы его знаете, он в вашей школе работает. У нас, призраков, своя коалиция.

Гарри кивнул, сунул в рот кусочек утки и осторожно пригубил дар Кровавого Барона: к привидению Слизерина он большого доверия не испытывал. Но, судя по букету, своих Барон не подводил.

— Так что Эверетт? — спросил он, напомнив Холлуорду о том, что молодость прямолинейна и жестокосердна. — Кто это такой?

— Если бы я знал! — воскликнул художник. — Какой-то проходимец, торговец драконьей кровью, вымогатель и грубиян. Когда я был в Италии, такого сорта тип меня обокрал на пристани.

— Эверетт вас обокрал? — не поверил Гарри.

— Нет-нет, — заерзал в кресле Бэзил, поняв, что бессмысленно уходить в сторону, оттягивая признание. — Ничего дурного он не сделал. Началось всё с драконьей крови, без которой в работе никак не обойтись. Мне сказали, есть человек, который может достать немного, и вот, я его поджидал, не зная, кто он и что из себя представляет… Можете представить себе мое удивление, Гарри, когда господин контрабандист наконец явился, и я увидел его лицо… — Бэзил на мгновение зажмурился. — Сходство было поразительным, феноменальным, фантастическим! Я был уверен, это он и есть, ваш профессор, которого я как раз собрался писать! Не будь он таким хамом, я попросил бы его попозировать, но мистер Эверетт вытянул у меня все фунты, съел и выпил всё, что было на столе, нагрубил и был таков!

Забыв о яствах и вине, Гарри слушал, вытаращив глаза.

«Нагрубить и нахамить — вполне в духе Снейпа, — подумал он. — Но съесть всё? Вытянуть деньги?.. Не похоже».

— Он был одет, как магл, — продолжил Холлуорд, приободрившись хорошим глотком бордосского и тем, что Гарри не мечет молнии. — Видимо, для конспирации. Я поначалу решил, что он и есть магл или сквиб, но вчера негодяй едва не угостил меня Авадой. Нет, меня, конечно, второй раз не убьешь, но чья-то ненависть — всегда моральная травма, согласитесь.

«Едва не угостил Авадой… Снейп и на это способен. Не угостить, так напугать».

— После первого его визита я бросился к мольберту, пока образ был перед глазами, — сказал художник. — И только потом понял, что совершил ошибку. Это мог быть кто угодно под Оборотным. Если, конечно, у вашего профессора нет брата-близнеца.

Гарри покачал головой. Обе версии никуда не годились: Снейп использовал какое-то зелье, не позволяющее упасть с головы и волосинке, быть может, поэтому его волосы так мерзко выглядели и были предметом насмешек. Раздобыть материал для Оборотного было делом почти невозможным. Братьев у Снейпа тоже не было. Как не было сестер, родителей и друзей. Идеальная семья агента, состоящая из одной персоны.

«У него нет ни единого близкого человека, — с грустью подумал Гарри. — Даже у меня есть какие-никакие родственники…»

— Угощайтесь, Гарри, — сказал Бэзил, подвигая ему блюдо с уткой. — Вы совсем ничего не едите! Салат с пармезаном, рекомендую. И вот этот, с грибочками, тоже хорош. Сибилла отлично готовит.

«Туалетное привидение?» — ужаснулся Гарри, но виду не подал и из вежливости положил себе в тарелку немного салата.

— Значит, Эверетт сказал вам, что я умер? — вспомнил он то, с чего начался разговор.

— Да, он пришел узнать, кто вас убил, — сказал Холлуорд, налегая на подарок Барона. — Перепугал меня до полусмерти. К счастью, нашлась газета со свежей статьей о вас… Не скажу, что заметка лицеприятная, но, главное, выяснилось, что вы живы, и я вознес хвалу богам.

Гарри только вздохнул: после публикации статейки Скитер начальство вызвало его на ковер. Прослушав двухчасовую лекцию о моральном облике героя войны (должен быть примером для подрастающего поколения, а не якшаться с проститутками, хоть настоящими, хоть нет), получив официальный выговор (в следующий раз с занесением в личное дело!), аврор Поттер был отпущен с миром на все четыре стороны.

— Узнав, что вас никто не убивал, и всё в порядке, этот странный господин убежал. Думаю, он все-таки итальянец. Тот синьор, который меня обокрал в порту, тоже был нервный, немного странный и бледный, тогда я подумал, быть может, несчастный был голоден и болен, и поэтому решился на преступление… — вино определенно способствовало воспоминаниям.

Гарри подумал, что его Эверетт ничем не похож на нервного и несчастного итальянца. Ленивый сибарит, гурман, эстет, знаток французского, куритель кальяна и любитель шлюх. Ах да, еще и писатель. Но тот, кто приходил к Бэзилу…

— Это мог быть Снейп, — вслух сказал он.

— Да какой там Снейп, — поморщился Холлуорд. — Он даже не узнал вас, когда увидел ваш портрет.

— Вы показали ему мой портрет? — нахмурился Гарри.

— Э-э-э… М-м-м… — Бэзил подозрительно съежился в кресле и как-то поблек. — Не то, чтобы показал…

Гарри уставился художнику в глаза. Тот виновато заморгал.

— У меня не хватало денег расплатиться с мистером Эвереттом, — пробормотал Бэзил, толком не умеющий лгать. — Пришлось отдать ему ваш портрет, «Юноша в зеленом».

Гарри вскочил, кровь бросилась ему в лицо.

— Вы отдали чужому человеку мою душу? — воскликнул он. — Как вы могли?!

— Какую там душу! — замахал руками Холлуорд, и те разлетелись по гостиной. — Господь с вами, Гарри! В крайнем случае, зеркало мелких грехов… Как по мне, вы мальчик душевно чистый и стесняться вам нечего.

— Мелкие грехи! — разъярился Гарри. — Какой-то неизвестный тип сейчас развлекается, глядя на мои мелкие грехи! Или перепродал кому-то, что еще хуже! Да это пострашней всех статей Риты Скитер, вместе взятых! — он в отчаянии схватился за голову.

Цвет лица Бэзила уподобился бордосскому.

— Я не давал вам обещаний вечно хранить ваш портрет, — пробурчал он. — Тем более, если это причиняет страдания Дориану.

— С этого бы и начинали! — рассерженно сказал Гарри. — Зачем тогда было затеваться? Где он живет, этот чертов Эверетт? Как с ним связаться? Я хочу выкупить у него эту картину!

Бэзилл, расстроенный тем, что посвященный перемирию обед грозит превратиться в ссору, только вздохнул.

— Если бы я знал, — сказал он. — Адреса он не оставил.

Ясное дело, не оставил! Гарри в бессильной злости сжал кулаки. К горлу подступила тошнота — приготовленная Сибиллой утка почувствовала себя в желудке лишней и теперь просилась наружу.

— Но я могу написать Кровавому Барону, — задумчиво пробормотал Бэзил.

Гарри подскочил на месте.

— Напишите! Или я сам к нему пойду! Хотя нет, лучше вы, — он вспомнил про «коалицию». — Вам он наверняка скажет, где искать этого типа.

Бэзил поднял на него виноватые и печальные глаза в прожилках бордо.

— Вы сердитесь на меня, Гарри?

— Да. То есть нет. Не знаю, — вздохнул Гарри.

Художник протянул ему наполненный бокал.

— За то, чтобы найти господина Эверетта, — предложил он.

Утка в желудке намекнула, чтобы Эверетта Стоуна искали без ее участия, но Гарри силой воли подавил утиное восстание — тост того стоил.

— За то, чтобы найти Эверетта!




Глава 9.

— Ты что, собрался переезжать?

— Нет.

— А зачем тебе чемодан?

— Мерлин… Ты любопытней Лиззи.

— Да ладно… Ого, сколько наклеек! Ты что, путешествовал как магл?

— Если вы лопнете от любопытства, мистер Поттер, я вас реставрировать не понесу, так и знайте.

— Ты первый лопнешь. От своих шпионских секретов.

Северус вскочил и оглянулся в поисках пледа.

— Не надо, — взмолился Гарри. — Я буду молчать. Просто смотреть на тебя.

Северус подошел почти вплотную к картине и облокотился на тумбочку.

— Ну и зачем тебе смотреть на старого урода? — спросил он и провел рукой по тому месту, где видел щеку Гарри и где на ощупь была безжизненная краска. — Это я буду смотреть на тебя. Раз уж живой герой мне не достался, придется довольствоваться тем, что есть.

Вместе с болью в желудке Северуса-Эверетта снедало чувство вины. Зачем было мстить ни в чем неповинному мальчику с портрета? Извиняться он не собирался, но на душе было противно. Ему вдруг страстно захотелось обнять мальчишку, прижать к груди, погладить забавные растрепанные волосы.

Глупая блажь. Он тихо вздохнул и потер ноющий висок.

Гарри прижал ладони и нос к невидимой перегородке, как заключенный в тюрьме за стеклом, которому дали свидание. Северус видел подобные стекла в магловских фильмах, которых в избытке насмотрелся в больнице. Глупости, в Азкабане бы посмеялись.

— Ты себя не любишь, Севви-Эви, — тихо сказал Гарри-«заключенный», глядя ему в глаза. — Если бы любил, давно имел бы всё, что хотел. И меня в том числе.

Нос Гарри смешно расплющился, прижатый к «стеклу».

— Вы сейчас похожи на поросенка, мистер Поттер, — Северус ткнул пальцем в то место, где был нос мальчишки. — Поросенок-философ. Мудрый, знающий жизнь поросеночек, — он невесело улыбнулся. — По твоей логике, если взять тот факт, что сейчас у тебя есть всё, что душа пожелает, выходит, ты любил себя взахлеб. Вот только одно непонятно, как при такой пламенной любви к себе ты согласился стать «свиньей на убой», сражаясь с Темным Лордом?

Гарри отлепился от невидимой преграды и задумчиво почесал нос.

— Значит, не так уж и любил… Или других любил больше… А с чего ты взял, что у меня есть всё, что душа желает? — удивился он.

— Неужели у вас чего-то нет, мистер Поттер? — Северус сделал «испуганные» глаза. — Мерлин и Моргана! Срочно исправить положение! У героя магической Британии закончились взбитые сливки из птичьего молока? — он театрально схватился за голову. — Уже везут! — сказал он другим голосом. — Не готов лавровый венок гоблинской работы? — Северус сдвинул брови к переносице и тут же умоляюще сцепил руки в замок: — Доделываем! — клятвенно заверил он. — Упал естественный прирост фанатов? — Северус в ужасе закрыл лицо рукой. — Привезем свежих! — воскликнул он. — Не назначили на пост министра магии? — Северус пошатнулся и схватился за сердце. — Какое упущение! Сейчас-сейчас, вот только старого на пенсию отправим!

Гарри расхохотался и почти сполз по картине.

— Видел бы ты себя! — простонал он. — Тебе бы в театре работать!

— А я где работал, по-твоему? — проворчал Северус, перестав паясничать. — Театр Дамблдора, цирк Риддла.

Он посмотрел на Гарри, валяющегося на полу в развязавшемся халате, и вздохнул.

— Ну и чего у тебя нет?

Гарри сел на корточки и уставился на него своими зелеными глазищами.

— У меня нет тебя.

***


Ребе Эви постарел лет на двадцать. Спина его согнулась дугой, ноги едва волочились, шаркая по асфальту, он тяжело опирался на трость. Приковыляв к зеркалу, стоящему прямо на улице рядом с шляпным стендом, достопочтенный раввин погладил седую благообразную бороду, поправил перекосившиеся пейсы и недовольно вздохнул.

«Мерлин знает что!» — подумал он.

Надвинутая на лоб шляпа проблемы не решала. В сочетании с седым париком темно-карие, почти черные глаза выглядели странно, слишком молодо и живо, и притягивали внимание даже больше, чем обычно. На линзы Северус-Эверетт раскошеливаться не собирался. Велика важность — разок глянуть, как поживает мальчишка Поттер.

Постукивая тросточкой, ребе Эви потащился к другому стенду, где поблескивали темными и цветными стеклами солнечные очки. Он взял первые попавшиеся, вытянутой формы, нацепил на нос и, обнаружив в зеркале престарелого мафиози, вернул очки на место. Вторые, круглые и маленькие, превратили его в юродивого слепца, что было совсем некстати — ребе меньше всего хотел, чтобы все кому не лень переводили его через дорогу. Третьи очки сделали из него старого матерого рокера, что не сочеталось с образом раввина. Скрипнув зубами, Северус-Эверетт сдернул с крючка еще одну модель, но вдруг, случайно глянув в зеркало не на себя, а на то, что за спиной, замер на месте.

Велосипед он узнал мгновенно. Черный «Гермес» когда-то принадлежал сыну его знакомого Пожирателя. Сидя в Азкабане, любящий отец разработал оригинальную конструкцию. «И удовольствие, и польза, — объяснял изобретатель. — И покататься, и маглам нагадить».

Сейчас Северуса удивило другое. За рулем «Гермеса» сидел не кто иной, как бравый гриффиндорец Рон Уизли. Ребе Эви быстро нацепил очки, которые держал в руках, и пригнулся пониже, навалившись на трость.

Не слезая с велосипеда, опершись ногой на асфальт, отпрыск Уизли принялся пересматривать магловские футболки, развешанные на соседнем стенде. Пока рыжий олух выбирал и перебирал, из-под сиденья выскочила рука-клешня, надергала футболок, стянула ковбойскую шляпу, несколько кепок, детскую мочалку и табличку «Касса в зале», после чего Уизли едва успел ухватиться за руль, как «Гермес» рванул с места и исчез с глаз, оставив после себя облако пыли.

Северус из любопытства подождал немного, рассчитывая, что честный гриффиндорец вернется. Через четверть часа он понял, что ждать бессмысленно. Ухмыльнувшись, он согнул спину колесом и поковылял по дорожке, медленно, но верно приближаясь к цели — дому Гарри Поттера. И только милю спустя ребе вспомнил, что не заплатил за очки.

***


— Мне вот что интересно, Дориан, портреты могут колдовать? Или как-то воздействовать на людей?

Гарри сидел в сарае, расположившись прямо на дощатом полу и глядя на D-399 снизу вверх.

Дориан отрицательно покачал головой.

— Нет. Единственное, что мы можем — передавать мысли. И то не слишком навязчиво. Вот, к примеру, вы выполнили мое желание, приняв его за собственное, — он с улыбкой кивнул на белую розу в напольной вазе, трансфигурированной из садовой лейки.

— Я просто вспомнил наш разговор, — Гарри слегка смутился. Поначалу он зачем-то наложил на розу чары сохранности — не хотелось, чтобы ее источил червь, напал тлен и прочая гадость, о которой говорил Дориан, но сообразив, что он, оказывается, ничем не лучше Бэзила, снял чары и попросту сунул цветок в воду.

«Почему тогда Эверетт не передает мне никаких мыслей? — задумался он над словами Дориана. — Может, не надо ставить барьер на ночь?»

Единственный раз за последнее время, когда ему снилось что-то хорошее, был тот самый, когда он небрежно наложил заклинание.

Гарри посмотрел на одинокую розу. Вроде бы пока свежая, червь еще не подобрался. Надо почаще менять воду, дольше продержится.

— Вам тут не скучно? — спросил он.

— Портретам не бывает скучно, — ответил D-399. — Нам есть, чем занять разум.

— А вы не придумали, как освободить Бэзила? — с надеждой спросил Гарри.

Дориан отвел взгляд.

— Нельзя освободить того, кто не хочет быть свободным, — хмуро сказал он. — Пока Бэзил в плену своих заблуждений, в рабстве у идеалов, окруженный химерами, которыми населил свой мир, — он не выйдет из порочного круга, как не может выйти из собственного дома.

— Но он хочет быть свободным! — с жаром воскликнул Гарри. — Быть с вами, Дориан!

В глазах D-399 блеснула насмешка.

— Я поверю в это, когда Бэзил уничтожит их всех, красивых и фальшивых. Всех до единого, — жестко сказал он.

Гарри почесал вихрастый затылок.

— Многовато у вас соперников, — пошутил он.

— Шестьсот шестьдесят шесть, — мрачно сказал D-399. — Я не в счет как бракованный.

С улицы раздался сигнал «Гермеса».

— Ох, Рон приехал! — Гарри вскочил. — Мне пора.

— Я бы на вашем месте уничтожил эту машину, — вскользь сказал Дориан, разглядывая собственные ногти.

— Разве он вам мешает? — нахмурился Гарри. — В сарае полно места.

— Не в том дело, — сухо сказал Дориан. — Он мешает вам.

— Мне? С чего вы взяли? — удивился Гарри. — «Гермес» классный! Ну, я пошел.

Он махнул рукой портрету и выскочил в сад.

***


Где носился «Гермес» со своим седоком, неизвестно, но к тому моменту, когда ребе Эви дошаркал до сада за забором из живой изгороди, велосипед опять появился в поле зрения. Ребе успел заметить, как честный гриффиндорец Уизли уменьшил содержимое багажника с помощью палочки, рассовал мелочевку по карманам и с чистой совестью направился по садовой дорожке, придерживая ворюгу за рогатый руль.

— Гарри! — крикнул Уизли, направляясь к какому-то деревянному строению. — Ты тут?

Рассыпаясь от дряхлости, Ребе Эви подтащился поближе и внезапно распрямился, как отпущенная тетива. С его губ сорвалось беззвучное ругательство, руки сжались в кулаки.

«Идиот безмозглый, Поттер! — Северус обнаружил, что глупый мальчишка и не подумал наложить на сад защитные чары. — Чудо, что ты еще жив!»

Защита имелась только на доме. Более-менее сносная, но он, Северус, сделал бы покрепче и понадежнее. Если бы мог.

Вспомнив поговорку про летающих свиней*, он опять сгорбился и, доковыляв до камня под деревом, умостился на нем с видом присевшего отдохнуть путника. К его удивлению, поттеровское жилище оказалось в безлюдном месте на опушке леса, вокруг простирались пустынные холмы, и только далеко на горизонте маячил еще чей-то коттедж.

«Не лучшее место для знаменитого героя», — Северус задумчиво посмотрел на малюсенький домик, похожий на охотничью хибару, затерявшуюся среди деревьев.

Раздался хлопок двери, и ребе насторожился.

— Зачем ты его в сарай пристроил? — услышал он бурчанье Рона Уизли.

— А куда я его дену? — голос Гарри заставил Северуса вздрогнуть. — У меня не так много места.

Одно дело, болтающий языком портрет, но совсем другое — живой, настоящий, несносный противный мальчишка, по которому он так соску…

«Мерлиновы яйца!» — рассердился на себя Северус. Слежка за объектом запрещала эмоциональную оценку ситуации.

— А может и правильно, что в сарай… Не обижайся, Гарри, но мне он не нравится, — сказал Уизли. — Слишком красивый и слишком заумный. Еще и смотрел на меня как-то странно.

— Да ну, тебе показалось, — ответил Гарри. — Он просто не очень счастливый.

— Ага. Проблемный тип. Унылый и депрессивный, — пробурчал Рон. — Называй вещи своими именами.

— Не умничай, — резко оборвал Гарри. — Он мой друг, ясно? Нравится он тебе или нет. Знал бы, не знакомил.

— Хорош друг… А роза зачем? Только не говори, что ты ему цветочки покупаешь, — хохотнул рыжий.

— А если и так? — с вызовом сказал Гарри.

Ребе Эви осторожно выглянул из-за дерева и обнаружил, что старые друзья стоят у крыльца дома и смотрят друг на друга отнюдь не дружелюбно, застыв в напряженных позах, будто вот-вот выхватят палочки и устроят дуэль.

«Надо же, как мелкий негодник вырос, — Северус залюбовался мальчишкой. Он снял темные очки, чтобы лучше видеть объект. Объект выглядел встрепанным, сердитым и чертовски привлекательным. Странно, но живой Гарри казался старше своего портрета, детской непосредственности и ласковости не было и духу. Этот Гарри был почти чужой. Больше не его ученик. Давно не ребенок. Молодой и красивый аврор. Чем дальше, тем стремительней он будет отдаляться, как тающая мечта. Что может их связывать?

В сердце что-то противно закололо.

«Надо продать портрет, — отстраненно подумал Северус. — Он только мешает всё забыть».

— Твой Дориан похож на Малфоя, — сказал Уизли и сплюнул. — Если хорька накрутить на бигуди.

Рыжий балбес вырос и раздался в плечах. Рядом с ним Гарри выглядел тоненьким и даже хрупким, хотя Северус знал, что это только кажется — Гарри был сильным и одновременно грациозным и гибким, напоминая Северусу молодого льва.

«Лев и кабан», — подумал он.

— Да неужели? Иди домой, остряк, — жестко сказал Гарри.

«Дружок не одобрил любовника», — Северус впервые ощутил солидарность с мистером Уизли.

— Вас с Герми никто не проклял? — спросил Уизли-кабан. — Вы оба какие-то странные в последнее время.

— Бывает, — буркнул Гарри. — Всё, пока.

Он распахнул дверь своей хибары, на мгновение задержавшись взглядом на своем рыжем приятеле, и, наконец, исчез внутри.

Услышав хруст гравия, ребе Эви спрятал нос за дерево — Рон направился к прорехе в изгороди, очевидно, намереваясь аппарировать с дороги.

Что подтолкнуло Северуса на дальнейшие действия, он и сам не знал, во всяком случае, в эту секунду. Переметнувшись за куст прыжком гепарда, он выскочил на дорогу, вновь скрючился стариком и умудрился возникнуть перед мистером Уизли так внезапно, как если бы сделал это с помощью заклинания.

Рон вздрогнул от неожиданности и схватился за карман, нащупывая палочку, но тут же расслабился — перед ним был ветхий служитель синагоги.

— Шалом, — хриплым дребезжащим голосом сказал ребе.

— Здрасьте, — пробормотал Рон, разглядывая почтенного старца.

Старец оказался сумасшедшим. Он вдруг ухватил аврора Уизли за мантию, крепко вцепившись в нее рукой в истертой перчатке, и понес околесицу:

— Было мне видение из горящего тернового куста, — захрипел он. — Вышел из огня Господь Бог Израилев, меча молнии гнева. И сказал Яхве Саваоф голосом грома: «Выйдешь ты в путь, сын Мой, и встретишь вора и разбойника. Полны карманы его награбленным, у честных людей украденным».

Рон молча выкатил глаза.

— И сказал Яхве Всемогущий и грозный, — продолжил хрипло каркать старик: — «Не будет сему юноше пощады от Меня, спалю его проклятием Моим, и детей его до седьмого колена, если не вернет награбленное и будет грешить впредь». Так сказал Господь, мир Ему, Барух Ашем.

С этими словами раввин затряс седой головой, отцепился от мантии Рона и поволокся по дороге, с трудом передвигая ноги.

Аврор Уизли застыл, как жена Лота, тупо глядя вслед старику.

«Вот хуйня, — подумал он, тщетно пытаясь отогнать накативший страх. — Так, который час? Слава Мерлину, там еще не закрыто».

«А очочки у психа нехилые, фунтов на сто потянут», — успел подумать он перед тем, как аппарировал на место преступления.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Поговорка о летающих свиньях, «If pigs had wings, they would be angels» — «Будь у свиней крылья, стали бы ангелами» — аналог русской, «Если бы, да кабы, во рту выросли грибы».

***


На зеленые холмы спустились сумерки, лес затих и потемнел. Прошло не меньше часа с момента исчезновения мистера Уизли. Северус-Эверетт, вернувшийся на наблюдательный пункт под деревом, давно замерз и продрог. Какое-то время он сидел, рассеянно перескакивая мыслями с одного на другое, не способный сосредоточиться, что с ним в последнее время случалось все чаще. Некстати вспомнился ребе Овадия, старичок, лежавший с ним в одной палате. Рав Овадия и не думал пугать окружающих гневом Бога Израилева, а только нудно болтал про гольф и скачки, надоедая всей палате. Откуда взялся образ грозного раввина, Северус толком не знал, только смутно помнил, что в детстве его напугал какой-то злой старик у синагоги.

Вспомнив, что предусмотрительно прихватил с собой чизбургер, Северус-Эверетт в три укуса расправился с оным и осторожно выдвинул нос из-за дерева.

В домике Гарри одиноко светилось окошко. Разглядеть, что за окном, мешали чары. Северус подозревал, что маглы и вовсе не способны увидеть обитель героя. Возможно, их глазам предстал бы только сад, запущенный и дикий, и деревянная постройка, которую Северус определил для себя как сарай.

За час бдительного дежурства никто не входил и не выходил, в сарае было темно, что показалось Северусу странным — из подслушанного разговора он понял, что Гарри поселил там любовника, поскольку в доме мало места.

Бросив взгляд на часы (электронная магловская дешевка), он понял, что если будет медлить, то опоздает на последний поезд. Билет туда и назад обошелся в сто двадцать фунтов, и терять их Северус-Эверетт не собирался ни в коем случае.

Убедившись, что вокруг все тихо, бывший шпион направился к сараю мягкими шагами кота.

Сарай был беспечно заперт на металлическую щеколду. Задержав дыхание, Северус профессионально и без звука отодвинул засов. Помедлив на пороге, он шагнул внутрь и очутился в полумраке и полной тишине.

Почти мгновенно он понял, что внутри никого нет, и испытал странное чувство облегчения и разочарования.

Нос уловил запах роз. Глаза освоились с темнотой, и Северус-Эверетт разглядел источник благоухания.

«Странный набор для героя, — подумал он, оглядываясь по сторонам. — Велосипед, метла и роза… — он поднял голову и озадаченно уставился на стену. — И портрет престарелого Локхарта».

Портрет шевельнулся, прикрытые глаза распахнулись и ожили.

— Кто здесь? — сонным шепотом спросил портрет.

— Грабитель, — буркнул Северус. — Где Дориан? — спросил он.

— Я Дориан, — спокойно сообщил мужчина на картине и сладко зевнул.

— Рассказывай, старик, — фыркнул Северус, вглядевшись в портрет. — Где он?

— Это я.

— Ты не Дориан, — раздраженно сказал Северус и еще раз нервно осмотрелся по сторонам, но понял, что в пустом сарае спрятаться негде. Не было никаких признаков того, что тут кто-либо обитает, — ни кровати, ни матраса.

— Если ты грабитель, бери велосипед и уходи, — человек на портрете опять зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Это мысль, — пробормотал Северус, бросив взгляд на «Гермес».

Он положил руку на руль, похожий на козлиный рог.

— Кто ты такой? — спросил он, напряженно всматриваясь в черты лица, явно не молодого, изборожденного морщинами, усталого и сонного.

«Моего возраста мудак, — определил он. — Или чуть моложе».

— Я Дориан, — бесстрастно повторил портрет.

— Мантикора тебя дери, — рассердился Северус, вновь глянул на часы и ужаснулся — последний поезд на Ливерпуль отходил через пятнадцать минут.

— Сказать ему, что ты приходил? — до странности спокойным голосом спросил незнакомец с портрета.

Северус ощутил непонятную магию, исходящую от холста, и вздрогнул, будто от холода. Впрочем, он и в самом деле замерз.

— Скажи, пришел вор, украл велосипед, — пробормотал он. — Больше ничего не говори.

— Хорошо, — мягко сказал незнакомец. — Пусть будет по-твоему.

Охваченный странным чувством чего-то непонятого и недосказанного, Северус-Эверетт бросил последний быстрый взгляд на портрет, и, не попрощавшись, тихо и бесшумно вывел велосипед из сарая.

Ровно через десять минут «Гермес» сверкнул в воздухе блестящей черной рамой, пролетел двадцать футов от перил моста до свинцовой глади воды и, взметнув фонтан серебряных брызг, нырнул в холодные объятья Рейвенсборна*, плавно уходя на дно.

Северус-Эверетт задумчиво проследил, как тает пена, и разглаживаются круги на воде.

До отхода поезда оставалось пять минут.

----------------------------------------------------------------------

* Рейвенсборн — приток Темзы.

***


— Покажете, если я сброшу? — Гарри хмуро смотрел в свои карты.

— Обожаю этот вопрос, — пробурчал Эверетт. — Ваша комбинация обречена, мой дорогой.

— С вами невозможно играть! — обиженно сказал Гарри и вдруг замер, настороженно прислушиваясь.

— Что? — поднял бровь Эверетт, вальяжно развалившийся на оттоманке.

— Не знаю, — тревожно пробормотал Гарри. Внезапно он вскочил, отшвырнул карты и выбежал из комнаты.

Минут через пять он вернулся, растерянный и подавленный.

— Всё в порядке? — нахмурился Эверетт, вглядываясь в побледневшее лицо партнера по покеру.

Порядка не было и духу. Гарри сел на кровать и нервно вцепился ногтями в шевелюру.

— Я схожу с ума, — прошептал он. — Это бред.

— Да что такое? — Эверетт свесил ноги с оттоманки, покинул уютное ложе и подошел к самому краю полотна, чего не делал ни разу, кроме памятного случая с Гермионой.

Гарри поднял голову и вздрогнул — казалось, Эверетт стоит совсем рядом, как живой.

— Я не могу это объяснить, — тихо сказал он. — Всё равно вы не поймете.

— Давайте попробуем, — с неожиданной мягкостью сказал Эверетт. — Вы попытаетесь объяснить, я постараюсь понять… А вдруг?..

Гарри ответил не сразу. Перестав теребить волосы, он переключился на уничтожение ногтя.

— Я всё время думаю о нем, — с отчаянием сказал он. — Мне кажется, он где-то рядом. И я знаю, чувствую, уверен, что он жив! — Гарри вдруг попытался схватить Эверетта за руку, настолько тот казался реальным.

Пальцы скользнули по сухому холсту. Эверетт вздрогнул, но ничего не сказал. Его густые черные брови нахмурились, глаза стали непривычно серьезными.

— Мне показалось, что он здесь, — прошептал Гарри, глядя на Эверетта так, будто ожидал от портрета поддержки. — Не могу объяснить, просто как ударило что-то… — он прижал стиснутый кулак к груди. — Я сумасшедший, да? Вышел в сад, побежал на дорогу, а там никого…

— Успокойтесь, Гарри, — мягко сказал Эверетт. — Вы не сумасшедший. Быть может, он и в самом деле приходил.

— Это невозможно, — растерянно пробормотал Гарри. — Я для него никто и ничто. Пустое место. Не мог он сюда прийти!

— Вы так уверены? — дернул бровью Эверетт. — Вы сами сказали, ваш профессор много лет охранял вас, учил чему-то… Думаю, вы значили для него намного больше, чем вам кажется. Быть может, он старался, как умел, пытался научить вас чему-то, хотел сделать вас сильнее. Пусть он был плохим учителем, но…

— Он был хорошим учителем! — едва не плача, перебил Гарри. — Я этого не понимал, дурак!

Он закрыл лицо руками и затих, вздрагивая.

— Гарри, — после паузы окликнул его Эверетт.

— Что? — Гарри неохотно поднял покрасневшее несчастное лицо.

— Что вы сделаете, когда найдете его?

Обычно насмешливые глаза Стоуна были серьезными. Гарри сглотнул комок в горле.

— Не знаю, — прошептал он. — Нет, я не принесу ему цветочки и рубашку. Я просто приду и скажу, что вот он я… Пришел. И я вас люблю… Сто лет как люблю… О Мерлин, нет, я не смогу.

Он спрятал нос между коленей, обнял себя руками за щиколотки и притих, сжавшись в комок.

В наступившей тишине мерно тикали настенные часы.

— Мне кажется, он будет счастлив, если у вас хватит смелости сказать ему об этом, — после продолжительного молчания сказал Эверетт.

Гарри поднял голову.

— Вы шутите, — пробормотал он. — Я ничего о нем не знаю, даже не знаю, любит ли… — он замялся, стыдясь договорить фразу.

— Любит ли он мужчин? — озвучил мысль Эверетт. По его губам скользнула улыбка. — Не верю, что вы не догадались за все годы в школе. А то зачем бы он так возился с вами, — усмехнулся он.

Гарри вскочил с кровати и глупейшим образом обнял портрет, ухватившись за раму.

— Эверетт, — пробормотал он. — Не сердитесь, вы так на него похожи, что я… Мерлин! Я чувствую себя сволочью, будто изменяю ему… Не могу объяснить, — он прижался щекой к полотну. — Я не должен вас любить.

От картины хлынуло странное обволакивающее тепло. Гарри ощутил мягкий жар, будто прилег лицом на теплую печку.

— Найдите его, — прошептал Эверетт ему в ухо.

— Я ищу, — почти неслышно ответил Гарри.

Минуту спустя он осознал, что обнимает портрет, почувствовал себя дураком и отстранился.

На кровати валялись разбросанные карты.

— Похоже, я проиграл, — он сгреб расклад и небрежно бросил на малфоевскую тумбочку.

— Пока рано говорить, — Эверетт ушел вглубь полотна и аккуратно спрятал свои карты под бюстик Софокла на камине. — Игра не закончена. У вас есть шанс, как мне кажется.

***


— Где ты был так долго? — Гарри нервно бегал взад-вперед по картине. — Я уже с ума сошел!

Не отвечая и не глядя на портрет, Северус-Эверетт молча прошествовал к шкафу, аккуратно повесил на вешалку плащ и положил на полку раввинскую шляпу. Медленно закрыв ладонью дверцы, зачем-то постоял, прислонившись к шкафу лбом. Через пару секунд, очнувшись и отклеившись от шкафа, он подошел к окну, задумчиво потыкал пальцем землю в цветочном горшке, после чего вернулся к дивану, вытащил коробку с голубем, насыпал ему горстку зерен из бумажного пакета, ткнул в уголок рта сигарету и застыл, глядя на суетящуюся в коробке птицу.

— Кто виноват, что ты Мерлин знает где живешь, — наконец нарушил он молчание. — Два часа поездом, час пешком.

— Ты был у меня? — Гарри опрометью бросился к границе. — Что я тебе сказал?

— Сказал, чтобы проваливал к чертям, — пробурчал Северус. Сунув голубя на место, он разлегся на кровати, закинув ноги на чемодан, и щелкнул зажигалкой. Вспыхнувший огонек на мгновение осветил желтым теплом его бледное и усталое лицо.

— Не ври! — Гарри заметался по картине. — Не мог я такого сказать!

— Ну не мог… — Северус флегматично выдохнул в потолок облако дыма. — Просто потому, что не видел меня.

— Как так, не видел? — остолбенел Гарри. — Какого тогда черта ты ко мне ездил?!

Северус приподнялся на подушке, только сейчас позволив себе посмотреть на мальчишку.

«Продать? — мелькнуло в голове. — Чтобы маленький ласковый нахал достался другому? Чтобы какая-то сволочь на него дрочила? Нет уж, пусть возвращается к Холлуорду».

Он пристроил заваленную окурками пепельницу себе на живот.

— Хотел посмотреть на твоего Дориана.

— Дориан — не человек! Это портрет! Я же тебе сказал! — Гарри рассерженно стукнул кулаком по невидимой стене. — Ты должен, должен мне верить!

Лежащий в клубах дыма Северус прищурил глаз.

— Я никому не верю, — спокойно сказал он. — И тебе не советую. Возьми, к примеру, своего Холлуорда, хочешь сказать, он не материален? Хорош призрак! Один обман. Его произведения наверняка такие же материальные.

— Да, Бэзил странный, не спорю, — согласился Гарри. — Иногда его можно потрогать, иногда нет… У творческих людей всё от настроения зависит. Но это не значит, что он обманщик! Дориан не материальный, Дориан — это Идея! Ты его видел?

— Не видел, — буркнул Северус. — Я не могу проникнуть в твой дом без магии, — он раздраженно затушил недокуренную сигарету, поломав ее в пепельнице.

Гарри уселся на ковер, скрестив ноги.

— Почему ты не пользуешься магией? — спросил он, сверля Северуса требовательным взглядом. — Почему уехал? Ты не можешь не знать, что тебя оправдали! «Посмертно» дали орден Мерлина! Какого черта ты смылся, а?

Северус небрежно отряхнул пепел с рубашки, сел на диване, раскрыл чемодан и принялся сосредоточенно рыться в каких-то вещах.

— Предлагаешь, чтобы я вернулся и принялся работать на нового хозяина? — пробормотал он.

Вытащив флакон с каким-то желтым зельем, он внимательно осмотрел его на свет, откупорил, понюхал и поморщился. Флакон полетел в пакет от вчерашнего вина.

— Хватит с меня хозяев.

— Разве тебе обязательно надо на кого-то работать? — удивился Гарри.

Северус насмешливо фыркнул.

— Хорошие агенты на дороге не валяются, — второй пузырек отправился вслед за первым. — Думаешь, зачем меня ищут? Ты, аврор безголовый, получал распоряжение сверху заняться моими поисками? Скажи, получал?

— Ну да… — пробормотал Гарри. — Я возглавлял оперативную группу по розыску Северуса Сне… По поиску тебя. И сейчас, наверное, этим занимаюсь.

Третья выброшенная склянка с зельем жалобно звякнула.

— Вот-вот, — буркнул Северус, продолжая ревизию: некоторые ингредиенты предсказуемо пришли в негодность. — Кому-то я сильно нужен. Как известно, бывших шпионов не бывает.

— Мне ты нужен! — крикнул Гарри. — Мне! Плевать на остальных! А ты даже не поговорил со мной! Не хочешь жить там — не надо! Забери меня оттуда! Я буду там, где ты, пойду туда, куда ты пойдешь! Я хочу быть с тобой! Здесь! Сейчас! Северус! Севви-Эви!

Северус бросил чемодан, вскочил и ринулся к взбесившемуся портрету.

— Выпусти меня! — отчаянно вопил Гарри, молотя кулаками по невидимому стеклу. — Северус! Выпусти меня!

На мгновение Северусу показалось, еще секунда — и мальчишка пробьет «стену» и запрыгнет в комнату.

Быть может, ему просто этого безумно захотелось.

Чуда не случилось.

— Выпусти! — в зеленых глазах дрожали слезы. Гарри сполз по барьеру, вяло шлепая ладонью по преграде.

Северус уткнулся лбом в картину.

— Если бы я мог, — тихо прошептал он, поглаживая ладонью шершавый холст. — Если бы мог…

— Поцелуй меня, — по-детски всхлипнул Гарри и прилепился ртом к «стеклу», забавно расплющив губы.

Северус придвинулся ближе и коснулся губами границы. От портрета шло осязаемое живое тепло.

— Это всё чушь, — пробормотал, устало привалившись к картине. — Какое право я имею мечтать о тебе, хотеть тебя… любить… — он помолчал, глядя в залитые слезами глаза мальчишки. — Любить, — повторил он и усмехнулся.

Настоящий Гарри никогда не услышит от него этого слова. Настоящий Гарри никогда не узнает, что он думает и чувствует. Настоящий Гарри забудет о его существовании, будет жить своей жизнью, в которой нет места старым озабоченным козлам. У Гарри впереди широкая дорога до горизонта. Он не собирается попадаться ему на пути, как антикварный раздолбанный автомобиль, мешающий движению на скоростной магистрали.

Гарри, с тихим отчаянием в глазах, пытался погладить его через «стену».

— Северус! Ты больной, — он шмыгнул носом. — Я знаю, они не вылечили тебя! Почему ты ничего не сделаешь? У тебя палочка в чемодане, я видел! Кто тебе мешает себе помочь?

— Будто ты не знаешь, — пробурчал Северус. — Одно заклинание, и через минуту здесь будет группа авроров. Нет уж, спасибо, обойдусь. Само пройдет. Маглы ведь как-то выздоравливают.

— Ты же можешь прийти ко мне, — Гарри умоляюще посмотрел в его темные безрадостные глаза. — Я тебя вылечу. Я тебя не сдам! Почему ты не пришел? Гордый, да?

Северус-Эверетт покачал головой.

— Не в гордости дело, — он приложил свою руку к ладони Гарри, прижатой к «стеклу». — Мне нечего тебе предложить, мой маленький, — серьезно сказал он. — Пойми это.

Гарри как-то странно всхлипнул.

— Не надо мне ничего предлагать, — он торопливо вытер глаза кулаком. — Просто забери меня. Я тебя почти два года ждал, — прошептал он. — А может, всю жизнь.

— Глупый ты, — мягко и необидно сказал Северус. — Я отнесу тебя назад к Холлуорду, хорошо?

Он виновато погладил раму.

— Что? — вскочил Гарри. — Ты охренел?

Дверная ручка знакомо задергалась — Лиззи никак не могла наловчиться с легкостью открывать дверь соседа.

— Потом поговорим, — буркнул Северус.

Борьба с замком завершилась, и на пороге возникло краснощекое создание с радостно сияющими глазами и парой белобрысых растрепанных косичек.

— Эви! У меня аллергия! — не здороваясь, сообщила Лиз и широко улыбнулась. В улыбчивом комплекте не хватало двух недавно выпавших молочных зубов.



Глава 10.

Свой рабочий кабинет аврор Поттер не особенно любил. По идее, он должен был гордиться и радоваться — герою-победителю выделили отдельную комнату, в то время как коллеги маялись в общем зале с перегородками из хлипких заклинаний.

Ради знаменитого Гарри Поттера волшебники-дизайнеры постарались как могли: стены цвета беж, эффектно обвешанные ушами всех форм и размеров, мягко пошевеливались — уши напряженно ожидали информации. Потолок был усеян внимательными глазами, это было красиво, но слегка нервировало. Самый крупный глаз, в виде лампы, свисал с потолка, время от времени влажно моргая. В жару из него можно было сделать вентилятор, не уменьшая бдительности зрачка. Напротив рабочего стола висел портрет министра магии в тяжелой позолоченной раме. Зачем он был нужен, Гарри не знал — министр не разговаривал и не общался, а только с мудрой улыбкой наблюдал за происходящим в кабинете.

Усевшись в строгое черное кресло с высокой спинкой, Гарри раскрыл папку «Мятеж садовых гномов-2000», скучающе пролистал материалы протокола и тяжело вздохнул. Мысли аврора Поттера были далеки от проблем взбунтовавшихся гномов.

«Кто-то, похожий на Снейпа, пришел к Бэзилу по наводке Кровавого Барона, — думал он, сжимая ладонями горящие виски. — Барон — привидение Слизерина, Снейп — декан Слизерина! Барон на его стороне! Всё сходится! У Снейпа завались ингредиентов, хоть драконьей крови, хоть слюней дементора! Это он приходил к Холлуорду, он и никто другой! Тогда почему он назвался чужим именем? Издержки шпионажа?»

Гарри попытался вернуться к работе, кое-как разобрался, что гномы хотят садовой автономии, в связи с чем намерены провести референдум и голосовать каждый на своем приусадебном участке. Требовалось организовать группу авроров, способных оперативно наложить корректирующие заклинания на гномьи бюллетени.

«Что такое портрет шпиона, если подумать? — раздумывал Гарри, уносясь мыслями далеко от гномов. — Пусть даже кусочек души… Да Снейп скорей задавится, чем покажет кому-то душу! И почему бы ему, выросшему в бедности и лишениях, не любить комфорт? Эверетт с таким удовольствием валяется под балдахином, греется у камина, читает книжки и пьет вино! А если бы Северус попал в такие условия? Стоп. Я сказал "Северус"?..»

Аврор Поттер отодвинул папку «Мятеж гномов-2000», прилег щекой на скрещенные руки и отдался пространным размышлениям о том, что было бы, если бы было.

Обычно ближе к обеду его частенько тянуло уснуть на работе, но сегодня он выспался отлично. Во сне Гарри никого не допрашивал, не бегал темными улицами в поисках исчезающего Снейпа, не видел летящего с Башни Дамблдора, не убивал Волдеморта. Сегодня ночью — разумеется, опять же во сне, — рядом с ним мирно храпел Эверетт, забросив теплую ногу ему на бедро и нежно обняв рукой за плечо. Это было так реально, что проснувшись, Гарри долго и недоуменно смотрел на портрет — Эверетт преспокойно спал в своей шикарной кровати, завернувшись в пуховое одеяло лорда Генри, так, что виднелся лишь клок черных волос на подушке.

Раздался характерный шорох, из камина вылетел бумажный самолетик и спикировал на стол аврора Поттера. Висящая над столом лампа бесшумно спустилась пониже, моргнув внимательным глазом.

«Главарь гномьей шайки объявил голодовку в знак протеста, — прочел донесение Гарри. — Требуется информация по заклинаниям насильственного кормления. Допрос ГГШ в 12-00, 11-й уровень, комната 202».

«К черту всё!» — внезапно озлился аврор Поттер. Содрав с себя мантию и завесив ею лампу-глаз, он вытащил из ящика стола книгу «Продвинутое зельеварение», свернулся калачиком в кресле и углубился в чтение.

***


— Ой, покажи!

Лиззи вытащила из чемодана маленький хрустальный фиал с зеленой жидкостью внутри.

— Это твое лекарство? Оно вкусное?

— Не очень, — Северус забрал у нее антипохмельное и положил в ящик стола. — Это для взрослых, когда у них болит голова.

— У мамы всегда болит голова, — сказала Лиз. — От меня.

— Мама шутит, — Северус попытался закрыть чемодан, но Лиззи оттолкнула его руки.

— А для Джона что? Полечить.

Большие серые глаза Лиз глядели на него с надеждой.

Северус вздохнул.

— Для Джона ничего, — пробормотал он.

Для помощи сбитому машиной голубю зелий не было. То, что он впопыхах забрал из дома на Спиннерс-энд, оказалось разрозненным набором ингредиентов, большей частью непригодных для магловской реальности.

— Зато есть кое-что для тебя, — Северус выудил из чемодана маленький пузырек с золотистой жидкостью. — Неси ложку.

Лиззи тут же спрыгнула с кровати, побежала на кухню, погремела чем-то в ящиках и наконец вернулась, размахивая суповой ложкой.

— Это уже слишком, — пробормотал Северус. — Ну ладно.

Он откупорил флакон и капнул в протянутую ложку немного пахнущего шалфеем зелья.

— Имейте в виду, мисс, это вас не спасет, если будете есть одни сладости, — сказал он, с неудовольствием разглядывая красные от аллергии щеки Лиззи.

Лиз высунула язык и честно слизала лекарство.

— Фу-у, — скривилась она. — Противное.

— Зато помогает, — Северус погладил ее шершавую скулу и тут же нервно отдернул руку.

«— Миссис Тернер, как вы это допускаете? Я бы на вашем месте давно уволила мисс Энн! Она совсем не следит за девочкой! Элизабет только и делает, что бегает к этому мужчине из сорок девятой квартиры, а мисс Энн и в ус не дует! А вдруг он педофил? Он ужасно, ужасно странный!»

— Мальчик сказал, что мы с ним будем летать, — радостно заявила Лиз, вырвав Северуса из плена неприятных воспоминаний. — У него есть такая специальная летучая палка, вроде веника. Он меня научит, он обещал.

«Что за чертовщина? — озадаченно подумал Северус. — Я ей вроде бы ничего не рассказывал».

Лиззи принялась активно рыться в раскрытом чемодане.

— Ой, кто это? — она вытащила волосатый корень мандрагоры и покрутила в руке. — Страшилик?

— Вроде того, — невольно улыбнулся Северус.

— Он засох... — задумчиво пробормотала Лиз, поковыряв ногтем корень. — Подаришь?

В широко распахнутых серых глазах светилась нахальная уверенность, что да, подарит.

— Если обещаешь вести себя, как леди, — с вялой строгостью сказал Северус и вдруг перехватил руку Лиззи: — А вот это не трогай.

Лиз вцепилась ладошкой в деревянную палочку, найденную в чемодане.

— Почему? Это как в школе, — сказала она и ткнула палочкой в стену. — Учительница показывает, где Амерька и Остралья. А давай играть в школу, Эви!

Гарри на портрете хрюкнул от смеха.

— Что ты смеешься? — Лиз повернулась к картине. — Будешь с нами? Чур я учительница.

Северус молча уставился на Лиззи.

«Не может быть! — мелькнуло у него. — Ее родители маглы. Она не может…» — мысль расплылась, так и не оформившись.

— Это не игрушка, — спохватившись, он отобрал у Лиз палочку и сжал ее в ладони. — Я тебе другую дам, хорошо?

Рука ощутила знакомое тепло, прокатившееся от ладони до плеча и согревшее грудь, сладко подобравшись к сердцу. Северус стиснул в пальцах резную рукоять, жадно впитывая магию палочки, и на мгновение закрыл глаза.

Что-то зашуршало по оконному стеклу.

— Эви! Смотри, кто прилетел! — как сквозь пелену, услышал он радостный голос Лиззи. — Красивый, серенький!

«Мерлиновы яйца», — очнулся Северус.

В стекло бился сизый голубь Барона. Распахнув балконную дверь, Северус схватил птицу, быстро снял с ее лапки кусочек пергамента и подбросил голубя обратно в небо.

— Это кто, друг Джона? — Лиззи уже лезла под руку. — Ой, он улетел! — расстроилась она.

— Нет, это не друг Джона, — пробормотал Северус, отвернулся от Лиз и пробежал глазами пергамент.

«Тебя ищут, — прочел он. — Холлуорд спрашивал твой адрес, но явно не для себя. Я не дал. Лучше уезжай. К. Б.»

«Вот дьявол!» — Северус нервно сжал в руке палочку, с которой никак не мог расстаться, и оглянулся в поисках сигарет. На балконе валялась пустая пачка.

— Слезь оттуда! — рявкнул он на Лиз, забравшуюся на пластиковый стул.

— Страшилик хочет посмотреть на нашу улицу, — Лиззи облокотилась на перила, вытянув руку с мандрагорой.

— Слезай немедленно!

Лиз неохотно спустила ногу со стула.

— Смотри, Страшилик, там далеко-далеко большой кран, — пустилась в объяснения она, вертя в руках похожий на человечка корень. — Там чинят корабли. Там папа, видишь? Нет? И я не вижу. Он на верфи… А показать тебе машину Энни? Она желтая! Ужасно желтая!

Не слушая детскую болтовню, в мрачных размышлениях о том, кому нужен его адрес, стоит ли паниковать и съезжать с дешевой квартиры, Северус-Эверетт направился в комнату, пытаясь вспомнить, куда дел сигареты. Курево нашлось на тумбочке возле портрета.

— Что случилось? — Гарри с тревогой всмотрелся в его отнюдь не жизнерадостное лицо.

— Ничего, — буркнул Северус. — Потом скажу.

Он вытащил сигарету, поискал рассеянным взглядом зажигалку и вдруг замер.

На его глазах Лиз перегнулась через перила балкона, мелькнула попкой в белых трусиках и исчезла.

Северус Снейп умер не в Визжащей хижине. Он умер сейчас. Сердце остановилось, как остановилось Время и вращение Земли.

Прыжок из комнаты на балкон показался вечностью. Энергия палочки прошила тело, как электрический разряд.

— Arresto Momentum!

Он не услышал свой голос. Где-то раздался звон выбитого стекла.

— Levicorpus!

Белая молния разорвала небо и ударила в асфальт, выбив струю из пожарного гидранта.

Тело Лиззи, не долетевшее до земли каких-то пару футов, взмыло в воздух.

— Эви! Я умею летать! — выкрикнула Лиз и перекувыркнулась через голову.

— Mobilicorpus! — это кричал не он. Его сердце умело кричать.

— Locomotor!

В доме напротив один за другим взорвались окна, осыпавшись стеклом. Тревожно взвыла полицейская сирена.

— Accio Элизабет Тернер!

Тельце Лиззи ударило его в грудь, как пушечное ядро, он упал, сжимая ее в объятьях.

Что-то стучало, как отбойный молот, ломая ребра.

Он стиснул девочку в руках, не веря, что у него получилось.

— Пусти, мне больно, — завозилась Лиззи, пытаясь выбраться из стального захвата. — Ты видел, как я летаю, Эви? Ой, Эви, ты что, плачешь? — удивилась она. — Почему ты плачешь?

Северус хотел что-то сказать, но не смог.

***


Хрустальный шар на столе аврора Поттера внезапно вспыхнул красным и завертелся волчком. На этаже тревожно и угрожающе завыла сигнализация.

Гарри вскочил, уронив книгу, пытаясь сообразить, что происходит.

Из коридора донесся тяжелый топот аврорских ботинок. Дверь кабинета рвануло, как от заклинания Бомбарды.

— Снейп засветился! — заорал возникший на пороге Рон. — Мы его засекли! Ливерпуль! Альберт-Док, Гауэр десять, седьмой этаж, сорок девятая квартира! Пять заклинаний за сорок секунд! Ни фига себе!

Сердце Гарри подскочило, застряв в горле и перекрыв дыхание.

— Сколько берем людей? — деловито спросил аврор Уизли. — Десять пойдет?

— Нисколько, — Гарри отшвырнул Рона с такой силой, что тот врезался плечом в дверной косяк. — Я иду один.

Свистящей пулей аврор Поттер рванул к лифту, оставив напарника стоять у кабинета с удивленно разинутым ртом.

***


Уютно забравшись с ногами в кресло, Энн Маклейн сосредоточенно жевала попкорн, пересматривая фотографии своей красноволосой персоны в компьютере.

«Вот здесь ничего так вышла… Футболочка норм. Зато Марк урод, все испортил… Выложить или нет?»

На монитор упала тень.

Перед носом Энн мелькнула мужская рука с растопыренными пальцами. Экран вспыхнул зеленым и погас.

Кресло под ней крутанулось вокруг своей оси и остановилось так резко, что Энн едва не свалилась на пол.

Судорожно вцепившись в подлокотники и вытаращив глаза, она уставилась на незнакомого мужчину в черном плаще и шляпе, с чемоданом в руке.

— Мисс Энн Маклейн, — ласково и страшно прошептал незнакомец. — Няня Элизабет, так?

Энн сдавленно пискнула.

— Очень рад, — с жутковатой улыбкой сказал странный человек и склонился к ее уху: — А расскажите мне, дорогая Энн, хорошо ли вы справляетесь с обязанностями няни? — сладчайшим шепотом поинтересовался он.

Парализованная страхом, Энн не смогла бы ответить при всем желании.

— Знаете, мне было бы приятно убить вас, — задумчиво пробормотал незнакомец, бесшумными шагами обходя вокруг кресла. — Но Лиззи это не понравится. Поэтому… Поэтому вы останетесь жить своей жалкой никчемной жизнью, мисс Маклейн.

Он вновь наклонился над сжавшейся в комок девушкой, и его дьявольские черные глаза ввинтились острыми сверлами в зрачки Энн.

— Если. Что-нибудь. Случится. С мисс Элизабет Тернер, — чеканя слова, тихо сказал он. — Вам никто. Никто-никто. Не позавидует. Я об этом позабочусь. Обещаю.

Он бросил взгляд на пачку попкорна, и та внезапно задымилась. Маленькие язычки пламени поползли по бумажному пакету, в комнате запахло паленым сыром.

Энн тряслась в кресле, обливаясь потом.

— Всего доброго, — черный человек улыбнулся краем губ, по-джентльменски приподнял шляпу и бесшумно скрылся за дверью.

Что-то тихо капало на пол. Трусы Энн были горячими и мокрыми.

***


Гарри очутился на незнакомой улице и быстро огляделся по сторонам, пытаясь сориентироваться.

«Ну и ветер тут, зараза, — он поежился от холода. — Хренов порт!»

Под домом десять по Гауэр-стрит собралась толпа зевак. Задрав головы и глядя куда-то вверх, люди показывали пальцами на окна с выбитыми стеклами и возбужденно переговаривались. К обочине приклеились три полицейских автомобиля, тревожно вертя мигалками. Сами полицейские сновали промеж толпы, но казались не менее растерянными, чем все остальные.

В небе пророкотал вертолет, и на крышу одного из домов приземлилась белая стрекоза спасательной службы.

«Что тут случилось, черт возьми?» — с недоумением подумал Гарри.

Он направился было к подъезду, но вдруг замер, как вкопанный. Сердце подпрыгнуло и застыло, забыв как биться.

На балконе дома стоял ОН — Северус Снейп. В своей старой мантии, такой же мрачный и гордый, каким Гарри его помнил. Ветер нещадно трепал длинные черные волосы, рвал мантию, превращая ее в крылья дракона. Маленькая светловолосая девочка рядом с Мастером Зелий казалась совсем крохотной.

Девочка вдруг раскрыла руки и подбросила что-то в воздух. Хлопая крыльями, в небо взлетел черный голубь и закружился над Гауэр-стрит.

— До свиданья, Джон! — услышал Гарри.

Подпрыгивая и смеясь, девочка изо всех сил махала рукой улетающей птице.

Северус Снейп проводил взглядом голубя, обнял девочку за плечи и увел в дом.

Очнувшись от ступора, растолкав локтями праздных зевак, аврор Поттер молнией ринулся в подъезд.

***


Держа в руке чемодан, Северус спускался по лестнице, бледный, но спокойный. Вместо плаща на нем была старая мантия. Нет смысла корчить из себя магла. Пусть его арестуют как мага. Так будет честно и правильно.

Но, быть может, он еще успеет аппарировать в аэропорт Джона Леннона.

Между третьим и вторым этажами он обнаружил, что нет, не успеет.

Вылетевший навстречу аврор Поттер, с горящим лицом и дикими зелеными глазами, врезался тяжелым тараном ему в грудь и припечатал к стене.

— Вы попались, профессор, — сказал он, задыхаясь.

— Я так и подумал, — пробормотал Северус-Эверетт, тщетно борясь с улыбкой.

— Ты арестован, — сильные руки обвились вокруг его шеи, тиская и сжимая почти до боли. — Я тебя поймал. Нашел. Наконец-то!

— Мистер По…

Договорить не удалось — губы Гарри впечатались в его губы, зубы ударились о зубы. Укусил его мальчишка или поцеловал — Северус не понял.

— Эверетт Стоун! — Гарри сдавил его в объятьях. — Сволочь! Обманщик! Я выиграл эту партию в покер!

— Тебе сейчас диагноз поставить или попозже? — пробормотал Северус, не замечая, что прижимает к себе гибкое податливое тело Гарри и нежно гладит его спину в аврорской мантии.

— Как хочешь, — ополоумев от нахлынувших чувств, глупо улыбаясь, мальчишка быстро и жадно целовал его лицо, кусал подбородок, лизал шрам на шее и дрожал всем телом. — Ты попался, ты мой!

— Вас тут много? — спросил Северус, тщетно пытаясь освободиться из жадного захвата.

Отпустив его губы, которые чудом не изгрыз до крови, Гарри непонимающе уставился в мягкие черные глаза.

— Я один, — прошептал он. — Я пришел за тобой.

Его взгляд упал на чемодан в руке Северуса.

— Ты хочешь уехать, — испуганно сказал он и отчаянно вцепился в профессорскую мантию.

— Уже не хочу, — Северус-Эверет прижал к груди храброго аврора Поттера, зарылся лицом в его мягкие волосы и тихо вздохнул.

Взмыв высоко в небо, его душа летела над гаванями Ливерпуля, расправив крылья, как голубь Джон.




Фанарт Киссюшка


Глава 11. Эпилог

Северус повернулся перед зеркалом одним боком, затем другим, поправил воротник и милостиво кивнул отражению Гарри, в чьих сияющих глазах светилась надежда на одобрение.

— Ну… Ничего, — снисходительно сказал он. — Сойдет.

— Сойдет? Сволочь ты зловредная, — Гарри обнял его за поясницу и лег щекой на спину. — Я с ног сбился, пока нашел этот халат. Халатов каких угодно полно, но чтобы цвета шоколада…

— Медвежьей шерсти, — поправил Северус, повернулся в руках Гарри и, притиснув его к себе, поцеловал в губы.

— А рубашечку купил? — промурлыкал он.

— У тебя же их восемь штук, — Гарри любовно укусил его за подбородок.

— И все фланелевые, — сварливо сказал Северус. — Ни одной шелковой.

— А пижамы? — пробормотал Гарри, нежась в его объятьях. — Четыре шелковых, семь байковых, три с начесом, две атласных.

— Ну и что, — буркнул Северус. — А шелковой рубашки нет. Ни одной! Ни од-ной, заметь.

— Северус.

— М-м?

— Ты же голый спишь.

— Разве? — Северус прижал к себе Гарри и блаженно вздохнул.

— Ты не забыл, что я тебя люблю? — прошептал Гарри ему в ухо.

— Забыл, — сурово сказал Северус. — Напомни.

Он увлек Гарри на большую и роскошную кровать под балдахином (копия лежбища лорда Генри, ради которого пришлось расширить спальню) и задернул полог. Чтобы было уютней.

Бывший шпион Северус Снейп любил комфорт.

***


Хорошо поесть Северус тоже любил. Особенно в гостях.

И сейчас, слушая краем уха беседу Гарри и Бэзила, он активно налегал на жаркое, время от времени смягчая остроту соуса легким красным вином.

Сам хозяин ничего не ел и выглядел неважно, и хотя не распадался на части, но весь как-то поблек, потускнел и казался помятым. Гарри, напротив, сиял улыбками, лучился энергией, болтал не закрывая рта и возбужденно жестикулировал, вот уже полчаса пытаясь в чем-то убедить Холлуорда.

— Вы сами заперли себя в этом доме, Бэзил, — размахивал вилкой он. — Никто вас не проклинал, вы сами себя приковали невидимой цепью, я это понял! Вам не нужны никакие ритуалы и заклинания, чтобы освободиться.

«Этим креветкам явно не помешали бы несколько капель лимонного сока», — подумал Северус.

Дориан над камином сложил руки на груди и с подозрительным прищуром смотрел на Гарри.

— И что же мне нужно, по-вашему? — безучастно пробормотал Холлуорд, взбалтывая в бокале вино — на его вкус, слишком слабое, чтобы содержать какую-то завалящую истинку.

Гарри придвинулся ближе к художнику.

— Вас держат ОНИ, — прошептал он. — Идеалы. Недостижимые. Красивые, но мертвые.

«И соли Сибилла переложила… Дура влюбленная», — подумал Северус.

— А к чему же тогда стремиться? — сказал он, утолив первый голод и решив наконец поддержать беседу.

— Да-да, — затряс головой Бэзил. — Мистер Эверетт прав. Если мы не будем стремиться к совершенству, друг мой Гарри, то превратимся в обезьян.

— Я не это имею в виду, — разволновался Гарри. — Ваш идеал пришел из прошлого. Все эти аполлоны, адонисы, боги Олимпа, прекрасные принцы… Кто-то внушил всем нам, что нет ничего лучше. Но ведь это не так. Прошлое всегда тянет назад, а вы хотите иметь будущее, разве нет?

«Некоторым глупым мальчикам надо меньше таскаться в сарай и болтать со всякими козлами, философствующими от скуки».

— Может, следует сменить стиль? — промурлыкал Северус, ловко расправляясь с креветками. — Футуризм, сюрреализм, авангардизм, примитивизм… Мистера Грея с квадратной головой и шариками вместо рук никто не назовет Аполлоном.

От портрета над камином донеслось негодующее фырканье.

— Ну уж нет, — сердито сказал художник. — Никаких измов, искажающих чистую красоту! Речь ведь о нравственном совершенстве, а не только физическом, — Холлуорд вздохнул. — Прошлое, будущее… Разве у морали есть срок хранения? Я, конечно, тоже далеко не ангел, но стараюсь не причинять людям зла.

— Дориан не виноват, что из-за него все поубивались от любви! — воскликнул Гарри. — Вы сами подарили ему неувядающую красоту! И в задницу мораль! Любовь не судит, если это любовь!

— Быть может и так… — Бэзил задумался и уронил голову лицом в хлебную корзинку, но, спохватившись, водрузил ее на место, отряхнув крошки со лба.

— Попробуй, пока не остыло, — Северус подвинул Гарри горшочек жаркого.

— «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше!» — невесть откуда вспомнил Гарри, зачерпнул из горшочка угощение и положил в тарелку Северусу. — Поэтому вы привязаны к своим прекрасным принцам, Бэзил.

Северус добавил в композицию картофель с мускатным орехом, большую ложку гусиного паштета, посыпанный петрушкой антрекот и украсил блюдо салатом.

— Мое сердце сейчас с этим очаровательным гусем, — пробормотал он и хищно вонзил вилку в блестящий от масла жареный бок.

«Соте с маслинами тоже ничего. И, пожалуй, не помешает кусочек грибной запеканки. А лучше два. Эти разговоры о красоте и морали хочется запить чем-то кисленьким», — Северус пополнил свой бокал.

— Не спорю, ты во многом прав, Гарри, — вздохнул Холлуорд. — Но сколько ни рассуждай, это не поможет мне вырваться из замкнутого круга, — он последовал примеру Северуса и приник к живительной влаге виноградных долин Италии.

— А что тут рассуждать? — Гарри наступил возлюбленному на ногу и показал глазами на тарелку, намекая, что столько сокровищ для одного сердца нагребать невежливо. — Надо действовать. Уничтожьте фальшивых Дорианов. И напишите одного. Настоящего.

— О нет!

Мощной взрывной волной гостей отбросило к стене. По воздуху полетели разрозненные части тела вперемежку с тарелками, бутылками и остатками блюд. Жаркое угодило в камин, взметнув тучу пепла, вилка с куском гуся вонзилась в стену, дрожа как стрела, салат-латук долетел до люстры и повис серпантином, а оливки запрыгали по полу.

Отлетевшая голова художника проскакала по клавишам рояля, исторгнув из него несколько жутких аккордов, и рухнула на диван лицом вниз.

Дориан на портрете недовольно покосился на учиненный разгром, достал маленькое зеркальце и озабоченно пригладил ниспадающий на скулу локон.

Северус, мужественно накрывший героя Отечества своим телом, приподнялся с пола и отряхнул с мантии грибную запеканку.

— Лучше бы дома пообедали, — пробурчал он, подавая Гарри руку. — Осторожно, не поскользнись на маслинах.

Северус вынул из кармана палочку, рукоятку которой украшала наклейка с Китти, подаренная Лиз.

— Репаро!

Осколки тарелок и бокалов поползли друг к другу, возвращая посуде первоначальный вид. Заклинание подействовало и на хозяина застолья, правда, слегка своеобразно: правая и левая ноги призрака поменялись местами, уши приклеились к плечам, как генеральские погоны, а член и вовсе не пожелал присоединиться к телу — трусливо скользнул под диванную подушку и теперь настороженно выглядывал из убежища.

— Спасибо, Эверетт, — пробормотал Холлуорд.

— Выйдем-ка, Бэзил, — Северус кивнул на дверь. — Поговорим, как мужчина с мужчиной.

Художник нахмурился, но протестовать не стал. Прихватив сбежавший член (иначе что за мужской разговор?), он сунул его за пазуху и покорно направился вслед за гостем.

— Не нравится мне это, — тревожно прошептал висящий над камином Дориан.

***


Литтл-Хэнглтон обняла ночь, теплая и бархатно-звездная. На улице Мороус один за другим гасли окна засыпающих домов.

— Что ты ему сказал? — Гарри висел на локте Северуса, прижавшись покрепче. Оба шли медленно: Северус объелся и не захотел аппарировать, а Гарри рядом с ним никуда не торопился. — Он был какой-то странный, когда мы расставались.

— Я сказал, что он бездарность, — Северус небрежно пришиб Ступефаем выскочившую из подворотни крысу. — И у него плохое чувство композиции.

— Врешь, — Гарри шутливо толкнул его бедром.

— Вру, — легко согласился Северус и наложил на мусорный контейнер отбивающее вонь заклинание.

«Так я тебе и скажу. Чтобы я еще раз повторил эту сентиментальную чушь? Что любовь возвращает нас к жизни. Что она превращает уродов в красавцев. Что любовь не только не судит, а прощает всякий грех. Что идеалы не вечны и лживы, и нет ничего красивее и совершеннее человеческой любви и нежности. И что всё это я понял благодаря одному глупому любимому мальчишке и смешной маленькой девочке».

Он притиснул к себе этого самого мальчишку и поцеловал в теплый висок.

— Так что ты ему ска… — Гарри не договорил.

За спиной что-то глухо бахнуло, в темных оконных стеклах полыхнули отражения красного зарева.

Гарри выхватил палочку, резко обернулся, готовый сразиться с неведомым врагом, и обомлел: от крыши дома Бэзила Холлуорда в небо поднимался столб огня.

Северус крепко ухватил его за руку, не давая героически ринуться на помощь.

— Хорошо горят идеалы, — сказал он.

***


— По-моему, второе полотно лишнее, — пробормотал Гарри, разглядывая висящие рядом картины «Мальчик в зеленом» и «Портрет Северуса Снейпа». — Только место занимает. Всё равно они не вылезают из твоей постели. Хуже, чем мы, — фыркнул он.

— А чем им еще заняться? Нет уж, оставь мальчику запасной аэродром, — сказал Северус и поспешно придавил ногой дверцу шкафа, из которой высунулся боггарт Джеймс. — Мало ли что. Однажды этот старый дурак ему надоест, и тогда…

Гарри налетел на него сердитым вихрем и толкнул на кровать.

— Никогда! — он присосался к губам Северуса, подавляя пессимизм в ростке. — Никогда-никогда! — повторил он, лихорадочно и нежно исцеловывая его лицо. Самое красивое. Самое любимое и прекрасное. Идеальное, да! (Что-что, а большой профессорский нос вне сомнения был верхом совершенства.)

— Ты мне когда-нибудь расскажешь, почему назвался именем Эверетта Стоуна? — спросил он, любуясь его глазами, в которые готов был глядеть бесконечно.

— Очередная ария из оперы про идеалы и эталоны, — неохотно сказал Северус. — Бывают идеалы для подражания. Этот магл был смелей и сильнее духом, чем многие из нас. Я ему и в подметки не гожусь.

— Глупости! — рассердился Гарри. — Ты самый сильный, самый смелый, классный и крутой! Куда там твоему Эверетту Стоуну!

— Тихо, — Северус вдруг схватил его за руку и насторожился. — Что это пахнет?

Гарри потянул носом и ощутил едва слышный аромат цветов. Что-то повеяло в лицо, будто легкий ветер или сквозняк. Вспыхивая искрами, в дверную щель просочилось серебристое облачко.

Северус схватил палочку и собрался было отработать на атмосферном явлении пару непростительных проклятий, но облако уже расползлось по комнате, наполнив ее светящимся туманом.

— Авада Ке…

Из центра туманности выступили две мужские фигуры. Гарри охнул и открыл рот. Северус, напротив, закрыл рот и опустил палочку.

Гости были не чужими.

— Мы пришли попрощаться, — сказал Дориан.

— Я свободен, — Бэзил обнял его за плечо. — Мы свободны!

Гарри изумленно переводил взгляд с одного на другого.

Немолодой и с неправильными чертами лица, Холлуорд показался ему даже красивее, чем когда вдохновенно рисовал его портрет. Быть может потому, что выглядел живым и радостным, ничем не напоминая призрачную развалину. Художник улыбался, и в его улыбке больше не было грусти. Дориан, непохожий на своих шестьсот шестьдесят шесть блистательных собратьев, с сединой в прежде золотых волосах и морщинами на некогда безупречной коже, все равно был прекрасен — так счастливо сияли его глаза.

— Мой мальчик, — художник нежно погладил Дориана по лицу. — Настоящий. Такой, как есть.

«Мальчику под сорок, — мысленно улыбнулся Гарри. — А Бэзилу и того больше».

— Нам пора, — Дориан взял Бэзила за руку.

— Спасибо вам, — их голоса слились в одно, фигуры начали таять, погружаясь в серебристый туман. — Прощайте и будьте счастливы, — донесся затихающий шепот. — Пусть ничто и никогда не разлучит вас.

Мгновение — и облако исчезло, оставив в спальне легкий запах ландышей.

— Ты куда? — вышел из ступора Гарри, заметив, что Северус сунул ноги в тапки и встал.

— В туалет, — буркнул Северус, окончательно рассеяв романтические чары.

Ни в какой туалет он не пошел, а тихой шпионской тенью скользнул к сараю. Впрочем, сарай давно перестал быть тем, чем был, общими усилиями превращенный в лабораторию.

— Такой как есть, такой как есть, — недовольно проворчал Северус, помешал ложкой варево в маленьком котелке и потушил под ним огонь. — А между тем зелье от морщин еще никому не повредило.

Прикрыв котел чарами невидимости, он уже развернулся уходить, скользнул взглядом по стене, где висел портрет Дориана, и застыл.

Холст был девственно пуст. D-399 исчез, а из щели в деревянном полу вытянулся маленький зеленый куст с нежной белой розой.

Северус постоял в глубокой задумчивости, глядя на цветок, вернулся к котлу и решительным взмахом палочки уничтожил содержимое.

Через минуту он уже был в теплой постели в плену любящих рук и ласковых губ.

— Севви-Эви, — прошептал Гарри, нежно обнимая его всем телом, жарким и нежным. — Иди ко мне.

Еще через минуту Северус-Эверетт забыл, как его зовут, сколько ему лет, и на каком он свете.

***


Мисс Элизабет Тернер проверила на новой сумочке Энн, не засох ли голубой фломастер. Фломастер был в порядке. Прихватив лист бумаги, Лиз уселась на табурет и принялась за дело. Высунув от усердия язык, она нарисовала кружок, прикрепила к нему овал с двумя треугольниками по бокам, добавила несколько палочек в нужных местах и две точки, означающие глаза.

— Скажи Эви, что аллергии у меня нет, потому что я ем очень полезные гадости, — прошептала она. — А в сорок девятой квартире теперь живет старый-престарый дедушка с маленькой собачкой. Собачка тоже старая-престарая. И не забудь сказать, чтобы Эви приехал на мой день рождения.

Круг был не совсем круглым, а овал не совсем овальным, но мисс Тернер осталась довольна работой. Оглянувшись на стоящую у плиты няню, Лиз подошла к окну, быстро поцеловала рисунок, а потом тихонько подула на картинку.

Линии шевельнулись и ожили. С листа слетела крохотная белая птичка размером с колибри и выпорхнула в форточку.

— Лиззи, прекрати бросать в окно бумажки! — строго сказала Энн, оторвав взгляд от детской каши.

Трепеща малюсенькими крылышками, птичка торопливо летела над доками Ливерпуля, время от времени кувыркаясь и заваливаясь на бок — одно крыло у нее было больше другого.

Какой-то магл случайно поднял голову, подумал, что ветер несет по небу клочок бумаги, и тут же забыл об этом.


FIN






Глава 12. Приятный довесок

Милые подарки




Фанарт Sonechko

***



Фанарт Nadin

***




Фанарт Nadin. Ребе Эви. :)

***

Lelika_Karamelika


Набросок 399. Дориан

За номером почти четырехсотым,
Едва ли ты найдешь меня в углу,
Моя судьба тебя не позаботит,
Но я пришел развеять твою мглу.

Мы – пленники с тобою старой сказки:
Ты, призраком скользящий средь теней,
На чудо-мальчика не пожалеешь краски,
Души срисуешь слепок, но под ней

Останусь я, тот старый, недостойный,
Которого ты видеть не желал.
В твоих творениях навек застыла форма
«Невинный мальчик, совершенство, идеал…»

Той страстью ты создал себе могилу,
Но он тебя и там не отпустил!
Рукою призрачной ты снова тратишь силы –
А много ли в душе осталось сил?

Пойдем со мною, мой безумный гений,
Взгляни без страха времени в глаза –
Пусть изменяет красоту старенье,
Мгновенье не дано вернуть назад.

Так пусть оно сгорит, с твоей подмогой,
Избавься поскорее от оков!
Мы двинемся вперед одной дорогой,
Воспоминанием твоих счастливых снов.

***

Hellica, или Ольга А.


Хочешь, я буду твоим Дорианом?
Можно рисованным, можно живым.
Если любовь и имеет изъяны,
Только невидимые остальным.
Хочешь, останусь навек на портрете,
Буду смотреть, как ты счастлив с другим,
Разве за глупую душу в ответе
Тот, кто тобою навек нелюбим.
Слушай, будь другом, купи мне чуть красок,
Только не смейся, тебе не понять,
Я потихоньку, без магии сказок,
Пробую душу твою привязать.
Ты, вечно пьяный, в похмельном угаре,
Будешь сжигать меня, резать и рвать.
Хочешь… Послушай, зови меня Гарри,
Я тебя Северусом буду звать.

***

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"