Последнее лето

Автор: logastr
Бета:Curly_Sue
Рейтинг:R
Пейринг:Северус Снейп/Лили Поттер мл.
Жанр:Drama, Romance
Отказ:отказываюсь
Вызов:Spring Break 2012
Аннотация:Написано на весенний фест на дайрах на заявку: Лили-мл./Северус Снейп. || Лили постарше (больше 16) Можно что-нибудь очень нежное и романтичное, бдсм-лайт, только связывание, повязка на глаза (без страпона и порки итд). Ключевая фраза "он ни в чем ей не может отказать". А можно и даркфик. Снейп не темный. Лили не убивать! 
Комментарии:
Каталог:нет
Предупреждения:нет
Статус:Закончен
Выложен:2012-08-29 19:23:38
  просмотреть/оставить комментарии
Солнце заливало маленькую лужайку позади старого дома. Здесь, в укромной тени кустов чубушника и крушины стояла маленькая деревянная табуретка c облупившейся белой краской, вросшая ножками глубоко в газон. Сюда он любил приходить после ланча, чтобы посидеть немного, подставляя яркому солнцу бледное морщинистое лицо. Со стороны могло показаться, что он погружен в глубокие раздумья, но на самом деле это было не так – напротив, в эти часы он не думал. Выгонял из головы воспоминания о войне, о погибших на ней и тех, кто выжил вопреки всему. Мысленно подталкивал к выходу упирающихся героев, настырных министров, пронырливых репортеров. Выпихивал давно ушедших, в лиловых мантиях со звездами или в страшных белых масках, закрывающих лицо.
Он оставался один.
И это было так хорошо, что он дорожил этими полуденными часами, как драгоценностью.
Он просто не слышал звонок дверного колокольчика, когда она пришла. Поэтому так все и вышло. Она увидела его со спины. Прямую худую спину в старомодной жилетке и выбеленной солнцем кипенно-белой рубашке с завернутыми по локоть рукавами. Его волосы были собраны в узел на затылке, и она совершенно не разглядела в них седины.
­– Не подскажете, куда подевался мистер Снейп? – крикнула она с заднего крыльца, не выходя на газон, и он вздрогнул от грома, с которым ее звонкий голос проник в этот тихий мир.
Он поднялся с табуретки и медленно обернулся.
Тут она его, конечно, узнала, и смутилась.
А он, наоборот, смотрел какое-то время, не узнавая. Кто она? Кто эта молодая женщина, стоящая в тени и убирающая вьющиеся волосы от лица? Кто она, свободная и расслабленная, прислонившаяся к синей, никогда не закрывающейся задней двери? Ее грудь обтянута белой майкой с изображением популярного певца, а округлые бедра запаяны в броню синих потертых джинсов. Кто эта живая женщина в детской одежде?
– Простите, мистер Снейп, – Лили прервала затянувшееся молчание. Я зашла сказать, что не смогу вечером на урок прийти – мы с братьями аппарируем в Ливерпуль на квиддичный матч.
Снейп кивнул и прошел мимо Лили в дом, едва не сломав плечом дверной косяк, стремясь обойти ее.
– Иди сюда, – позвал он через какое-то время, – я дам тебе задание к следующему занятию.
Лили бросила взгляд на крушинный садик, нестриженный газон, маленькую белую табуретку и вошла в дом.
– А Джеймс говорил, что вы ни за что меня не отпустите, – сказала она Снейпу, убирая листы с заданием в маленький синий рюкзак.
Снейп пожал плечами, как будто не знал, что ответить.
Когда она ушла, он и в самом деле подумал, что зря отпустил ее.
***
Лили сама его поцеловала неделю или около того спустя. Просто посреди опыта, демонстрирующего алхмический брак серы и селитры, повернулась к нему и, привстав на носках, поцеловала его в плотно сжатые губы. Он даже не сразу понял, что произошло.
– Теперь вы поцелуйте меня, – сказала она серьезно, хотя ее глаза смеялись. И он ощутил себя мальчиком, страстно желающим женского тела.
Он прижал ее к себе и поцеловал, не успевая удивляться тому, что она подается к нему, размыкает губы ему навстречу, что она сама стягивает майку, так что ее белая грудь, покрытая веснушками, подпрыгивает и колышется. Одним движением палочки он смел со стола весь этот чертов эксперимент, весь этот гребаный алхимический брак, всю эту химию вообще.
Лили залезла на столешницу и обвила его шею руками. Его мантия упала на пол. Он огладил Лили по спине вниз, так словно бы она была норовистой лошадью, и остановился на округлых ягодицах. Потом запустил пальцы ей за пояс.
– Джинсы – самое адское изобретение маглов, – сказал он, пытаясь совладать с молнией, и Лили засмеялась. Она расстегнула молнию сама, своими тонкими пальчиками, а потом протянула руки к его ширинке, ловко управляясь с пуговицами. Его брюки поползли вниз с тощих бедер, когда она расстегнула ремень, но Снейпу некогда было особенно беспокоиться о том, как он выглядит.
Он поцеловал ее плечо, округлое, пахнущее жарой и солнцем, а она стащила джинсы, смешно вихляя бедрами, и бросила их на пол, поверх его мантии.
– Ты чудесна, – сказал он, поцеловав ее шею под волосами.
Лили слегка поморщилась и снова нашла его губы. Незачем разговаривать.
Она прижалась к его паху, прогнулась и легла на столещницу, покрытую царапинами и пятнами от опытов. Ее волосы разметались вокруг лица. Щеки и губы были красны от возбуждения, а широко раскрытые глаза – миндалевидные, яркие, с подкрашенными черной тушью ресницами – сияли от азарта.
Снейп запустил руку ей в трусики и тут же, едва дотронувшись до мягкой, горячей и влажной промежности, не в состоянии больше сдерживаться, стащил их с нее, оставляя красные полосы на белых бедрах.
У него слишком долго не было секса с женщиной… и с мужчиной, не было секса вообще, чтобы он сумел подумать о ней в этот момент – и Лили испуганно пискнула, когда он резко вошел в нее. Он не услышал.
Только после нескольких минут, наполненных ритмичными, почти механическими движениями его бедер, тяжелым дыханием, стонами и солнцем, солнцем вдруг наполнившим темную лабораторию; только после того, как он вылился в ее горячее и тесное лоно, к Снейпу вернулась способность мыслить.
Он наклонился над ней, тяжело дыша, и капля пота скатилась с его дергающегося кадыка в ложбинку меж ее грудей. Он увидел и ее закушенную губу, и слезы в углах глаз, и размазанную тушь, и чуть приоткрытый в изумлении рот – мгновенный ужас сковал его.
– Прости, – прошептал он, подхватывая, поднимая ее.
Она слегка обмякла в его руках и уткнулась мокрым от пота лбом в его плечо.
Снейп прижал ее к себе.
– Прости, прости меня, моя дорогая девочка, – снова прошептал он ей в волосы.
Лили подняла голову:
– Глупости, было классно. Я просто не знала, как это… И это, ну все нормально, правда.
Она вдруг подняла руку и провела по его волосам. Снейп успел вспомнить, что последней, кто делал так, была мама.
Лили отодвинула его и спрыгнула со стола. Очищающее заклинание помогло ей не испытывать стыда, одеваясь, но на столе осталось небольшое пятнышко крови. Прежде чем стереть его, Снейп провел по нему пальцами.
– Ну, может, урок продолжим? – сказала Лили, одергивая футболку.
Снейп посмотрел на пустой стол и истоптанную мантию на полу.
– У меня есть немного вина…
– Клёво.

***
Это было удивительно и странно. То, что женщина с именем Лили стала его спустя столько лет. Снейп сидел в садике на маленькой табуретке и старательно не думал.
Но разве он мог не думать, когда каждая травинка, каждый случайный цветок, проросший в этих зарослях, напоминал о ней? И когда утренний легкий дождь будил его за десять минут до звонка старых каминных часов, первая мысль его была о ней. И когда он готовил себе картофель на ужин – он думал о том, что она, может быть, ест сейчас. Все это вообще теперь имело смысл, только если помнить о ней.
Это было удивительно и странно. То, что она снова и снова приходила к нему, в его тусклую и не очень чистую жизнь, в его книги и опыты. То, что она не только не испугалась его после первого раза, а как-то по-своему привязалась к нему.
Она изучала его, пробовала его на вкус, словно дорогое экзотическое блюдо. Словно сдавала экзамен на принадлежность к его взрослому и сложному миру – не удивительно, ведь ей было семнадцать.
Лили приходила каждый день – готовилась к экзаменам в университет в августе.
Снейп боялся, что не выдержит такого натиска.
Сначала они проходили тему. Лили много знала, требовалось только общее руководство и углубление в некоторые аспекты. Потом Лили готовила ингредиенты для опытной части, а Снейп – доставал вино и сыр.
Она много смеялась. Снейп вдруг понял, что остроумен.
Она гладила его по волосам, и Снейп забывал, что в них давно больше седины, чем черноты.
Она придумывала новые позы для секса. Хотя, может быть и не придумывала – просто черпала свои знания из источников, которые прошли мимо Снейпа. Он был согласен на все.
***
Однажды, дело было в начале августа, Снейп с утра аппарировал в Лондон, потому что у него неожиданно кончился синий кварц, нужный для очередного опыта. А когда вернулся – голодный и немного злой, Лили была в его садике.
Она сидела на табуретке спиной к дому, и ее рыжие волосы чуть шевелились на концах от ветра. В воздухе пахло влажностью и озоном, и Снейп хотел было сказать Лили, чтобы шла в дом. Но остановился в дверях и смотрел на нее.
Она колдовала. Руками гладила спутанные травинки, которые под ее пальцами становились ровной чередой, кусты чубушника – низкорослые и своевольные – освобождали пространство по мановению ее палочки, а одичавшая поросль маргариток собралась в аккуратный бордюр.
– Лили, – позвал Снейп, и она обернулась к нему. Сегодня она была в тонком, немного смешном и старомодном платье, с короткой разлетистой юбкой и кружевным круглым воротничком.
– Иди в дом, сейчас пойдет дождь.
Лили подняла голову на грозовые тучи и тут же стена ливня хлынула на нее, разом промочив до нитки, прилепив тонкое платье к телу.
– Иди в дом! – снова крикнул Снейп, но она не шла. Она вытянула руки и пустилась в дикую пляску под струями дождя.
Снейп положил покупки, которые все еще держал в руках, на крыльцо, и выбежал к ней. Его одежда моментально стала мокрой. Он схватил смеющуюся, сопротивляющуюся Лили и закружил. Дождь лил ей на лицо, и вода была на ее губах, когда он поцеловал их. Лили обняла его за шею и запрыгнула на него, обхватив ногами бедра.
– Ты непослушная, – сказал Снейп.
– Ага, – ответила она.
И он отнес ее в дом.
И они раздевались быстро-быстро, но не потому, что были совершенно мокрые.
– Я хочу, чтобы ты подчинялся мне, – сказала Лили, когда они упали на кровать, едва скинув с нее покрывало.
– Разве я не подчиняюсь?
– Я завяжу тебе глаза... И вообще – сделаю все, что захочу! – Лили поднялась на руках над ним, и он не мог видеть ничего, кроме ее влажных темных сосков, покрытых крупными мурашками.
– Хорошо, – хрипло выдавил он.
Лили вскочила и побежала в прихожую. Она заранее в своей пластиковой яркой сумке принесла черную повязку, какие-то веревки и устрашающего вида хлыст с плоской хлопалкой на конце.
– Мерлиновы яйца, – вырвалось у Снейпа при виде всего этого.
Лили хищно усмехнулась и уселась на него верхом, игриво помахивая повязкой. Потом она опустилась на него сверху, прикасаясь прохладной влажной кожей к его телу и, прежде чем завязать глаза, посмотрела на него близко-близко. В серо-зеленой радужке ее глаз были заметны рыжие, ржавые пятна. Ресницы слиплись от дождя, с волос тоже текло, и смешная капелька собралась на кончике чуть вздернутого носа. Ему хотелось запомнить ее так, всю, до этой самой капли.
С закрытыми глазами было немного страшно. Лили взяла его за руки и по очереди привязала их к железному изголовью кровати. Не сильно, Снейп слегка подергал и понял, что запросто освободился бы, если бы захотел.
Потом Лили как будто ушла. Снейп задышал чаще. Беспомощность, даже не настоящая, давила старым стыдом.
Но девочка была тут. Она деловито осмотрела дело своих рук и взяла стек.
Кожаная рукоять приятно холодила ладонь, ставшую вдруг потной.
У Снейпа было длинное, сухое тело, на котором почти не был заметен возраст. Особенно Лили нравились его тонкие длинные ноги: мускулистые бедра, стройные лодыжки и узкие ступни. Это был мужчина. Настоящий, сильный мужчина полностью в ее власти.
Она закусила губу и провела кончиком стека по его животу. Снейп слегка дернулся от неожиданности, но потом снова задышал ровно.
В голову Лили лезли всякие глупые мысли, вроде: видел бы ее сейчас Джеймс или хотя бы Ханна с подружками. Они бы все сказали: фу, как ты могла! Лили представила круглые глаза Ханны, наполненные ужасом и ее открытый от изумления рот. И ей стало смешно, но она проглотила смех.
Однако все это придало ей решимости. Она залезла на кровать и слегка хлопнула Снейпа стеком по бедру.
Его ноздри дрогнули и расширились, но он не издал ни звука. Кончик стека снова пробежал по животу и остановился у основания члена, который уже начал наливаться силой. Лили хихикнула и встала над телом Снейпа в позу домины, которую видела в журнале. Еще немного пощекотала стеком Снейпа то там, то тут:
– Теперь ты в моей власти, – сказала она слишком серьезно.
Снейп невольно улыбнулся.
Это ее разозлило, и она, размахнувшись, ударила его стеком по ребрам. Не рассчитала – слишком сильно. У Снейпа перехватило дыхание, и он сдавленно вскрикнул. Лили в ужасе отбросила стек и стащила повязку с его глаз.
– О, прости, прости, прости, – она покрывала поцелуями его закрытые глаза, белый лоб, виски и скулы. И выдыхала, и выдыхала это «прости» ему в лицо.
Снейп отдышался и взглянул на нее:
– Это вы меня простите, моя госпожа.
Она несколько секунд смотрела на него, а потом поцеловала в губы глубоко, сильно, действительно, как госпожа.
***
К середине августа жара сменилась тихой прозрачностью, какая бывает в конце лета прохладными вечерами. На крушине в садике Снейпа зачернели гладкие, похожие на мышиные глазки, ягоды.
По утрам у Снейпа ныла старая рана на шее. Но к вечеру, или даже к полудню, почти всегда проходило. Он не хотел, чтобы Лили узнала – пил зелья, скрипел зубами. Однажды накрыло при ней, прямо после секса.
Лили обнаженная сидела на краешке кровати, положив ногу на ногу, и рассматривала себя в дешевом магловском зеркальце.
– Се-ев, п–ротянула она, оттягивая уголок глаза пальцем, – я красивая?
Снейп боролся с тупой болью.
– Очень. – это прозвучало так невоодушевляюще, что Лили огорченно обернулась на него.
– Она была красивее?
– Кто?
– Ой, не прикидывайся – на ее глаза набежала горькая влага, – та Лили, бабка, мне рассказывали же.
Снейп закрыл глаза.
В виске бился молоток для дробления костей мелких грызунов. Блестящий такой, отличный молоточек, отполированный многими годами усердной работы.
– Я уже не помню ее. Ее давно нет, – он вздохнул. – Ты красивее. Ты самая красивая на свете.
Она шмыгнула носом, и Снейп с трудом поднялся, обнял ее.
– Ты самая красивая – у тебя удивительные глаза, и ты просто огонь, очень привлекательная. – Снейп с трудом подбирал слова, просто тихонько поглаживал ее по волосам.
– Чувственная?
– Да, чувственная.
– Ты не объективен, ты так говоришь, просто потому, что любишь меня…
Да, черт побери, да, он, черт побери, не объективен. В ад и геенну объективность. В задницу Мерлина, глубокую и черную, как Марианская впадина.
– Давай вина выпьем? – спросил он и встал. Он сходил за вином, попутно перехватив обезболивающего, и когда вернулся с бутылкой и бокалами, она все еще сидела на кровати, обхватив себя руками и глядя прямо ему в глаза.
– Не хочу вина.
– Тебе так важны слова?
– Да. Почему ты не хочешь сказать?
Снейп поставил бокалы и вино на столик у кровати и достал из старого темного комода с заедающими в пазах огромными ящиками какую-то вещицу.
Повертел в руках и подал Лили.
Это было зеркальце. Не слишком большое, в тяжелой латунной оправе с завитками по краям.
Лили взяла и машинально глянула в него. Зеркальце плотно легло в ее руку и стукнулось пару раз, в такт сердцу. Едва уловимое движение – ток крови в чужих венах. Оно было теплое, словно живое. Какая-то древняя магия.
– Ты самая красивая на свете, и я люблю тебя. – сказал Снейп.
И она поняла, что и то и другое – истинная правда. И счастливо улыбнулась.
***
Он все позволял ей – не было уголка в его доме, куда бы она не сунула свой нос. Ей нравилось копаться в его старых книгах и оставлять их стопками на всех горизонтальных поверхностях. Она рвала в садике маргаритки и ставила их в лабораторные пробирки – по одной в каждую, заколдовывая их на неувядаемость. Она вытащила откуда-то из кладовки старое лоскутное одеяло Эйлин, долго восхищалась этим траченным молью шедевром, восстанавливала кусочки и, наконец, радостно водрузила его на диван в гостиной, что сразу превратило дом Снейпа в пародию на цыганский шатер.
Даже на занятиях он не мог быть требовательным как раньше – и это обстоятельство было для него источником самых горьких угрызений совести, потому что Лили могла провалиться на экзамене.
Зато когда ее не было – она все равно была, потому что пестрело на диване в гостиной покрывало и цвели в пробирках маргаритки.
И он ходил по дому, занимаясь своими обычными делами, и то и дело проводил пальцами по ее вещам.
Когда она сдавала экзамены, он хотел пойти в садик, но не смог, потому что слезы набегали на глаза. Снейп не мог понять, что с ним, но когда отмеривал себе успокоительного зелья – руки тряслись так, что чуть ли не половина содержимого флакона оказалась на столе.
Лили приняли. Это он понял, потому что она не пришла в тот день даже вечером. Снейп вышел в садик и посмотрел на темное небо. Было еще тепло, но по холодному дыханию ветра уже понятно – осень не за горами. Откуда-то с улицы доносилась музыка и смех. Наверно и Лили празднует сейчас с семьей и друзьями. Весело смеется над глупыми шутками братьев, радуется подаркам отца. Скоро сентябрь. Она будет учиться в университете, в Лондоне. Он, разумеется, останется здесь.
Звезда сорвалась и покатилась вниз, оставляя за собой едва заметный след.
Снейп проводил ее взглядом. Потом резко повернулся и пошел в лабораторию. Там он поставил тигль на горелку. И уверенными движениями подготовил ингредиенты. Ему не нужно было заглядывать в книги – рецепт зелья сам по себе всплыл у него в голове, будто бы давно лежал на поверхности готовый к употреблению. О, мастерство волшебника не исчезает с годами – только растет. Это будет его лучшее зелье. Чистейший, сладчайший нектар, магический яд, проникающий так глубоко, что от него нет противоядия. Действующий мгновенно и навсегда. Необратимый, как ход времени.
И у него есть самый главный, самый важный ингредиент.
Снейп осторожно достал из запертого ящика пробирку с темным порошком на самом дне. Это была ее кровь. Та, в которую он опустил свои пальцы и потом, почти механически, по давней привычке собирать все, что может пригодиться, соскоблил пинцетом и убрал в стол.
Наверное, он уже тогда знал, что она понадобится.
Да, знал совершенно точно.
Он сварит свое волшебное зелье. Достаточно будет одной капли в вине, в кофе или чае – в любом напитке.
И она будет его.
Всегда, до конца его жалкой жизни, она будет смотреть ему в глаза, дышать рядом с ним, украшать маргаритками его лабораторию, петь песни в его саду. Она будет любить его…
***

Утро было пасмурным и прохладным. Лили даже пришлось надеть куртку поверх платья, но колготки она решительно отвергла – не хотелось приближать осень.
– Ты куда это в такую рань? – спросила мать, когда они столкнулись на кухне.
– К Снейпу. Знаешь, я должна сказать, что все сдала, что я умница и вообще.
– Можно подумать, ему интересно, – проворчала Джинни, глядя вслед дочери.
Лили прокралась в дом Снейпа тихо, как мышка. Еще с улицы наложила заклинание на дверной колокольчик, чтобы не выдал. Сняла кеды в прихожей и босиком пробралась в спальню. Думала разбудить его поцелуем.
Но в спальне Снейпа не было. Она спустилась в гостиную и даже выглянула в садик, укутанный туманом так, что белая табуретка совершенно потерялась в траве.
Он был в лаборатории.
Она вошла и увидела его со спины. Он сидел, сгорбившись, и черная мантия делала его похожим на гробовщика. Перед ним на столе стоял тигль с зельем, были разбросаны коренья и порошки…
– Сев… – ей вдруг не хватило дыхания.
Она, дрожа, подошла к нему и положила руки ему на плечи.
Снейп вздохнул так глубоко, что у него заболели ребра.
– Я сдала, представляешь, – сказала она и удивилась тому, как тускло прозвучала ее радость. – Что ты делал?
Снейп поднялся со стула. От боли в затекших за ночь ногах он не сразу смог говорить.
Лили стояла рядом, опустив руки, как обиженная девочка.
– Ты умница, – сказал Снейп и улыбнулся. – Это надо отметить, правда? У меня есть ветчина и плюшки, наколдуешь чая?
Лили радостно закивала.
Они уже уходили в кухню, когда Лили обернулась и снова спросила:
– Так что ты делал? Что это за зелье?
– У меня не вышло, – ответил Снейп и взмахом палочки, не глядя, разбил лежавшую на столе пробирку с крошками темного порошка внутри.



Несколько лет спустя, миссис Лили Поттер-Адамс пришлось извиниться перед присутствовавшими на заседании конференции алхимиков, потому что ее неугомонный отец прислал срочную сову. Письмо она машинально сунула в сумочку.
Вечером, после ужина, Лили позвонила мужу в Нью-Йорк, и сказала, что аппарирует завтра к вечеру, а с утра еще погуляет в Лазенках. Лили очень любила Варшаву и не только за древнюю алхимическую историю.
На следующее утро, уже в парке, она обнаружила свиток в сумочке, когда полезла за мелочью, чтобы купить сливочного польского «мразива».
«… и оставил свой дом со всем содержимым тебе. Чудак, будто тебе нужна эта старая развалина. Мама думает продать его кому-нибудь из нуждающихся волшебников подешевле. Но можно и сдать. Короче – решать тебе. Мы там прибрались, как могли. Наверное, в конце Снейп все же выжил из ума, потому что почти на всем в доме лежали довольно сильные консервирующие заклятья. Какая-то пестрая тряпка так прилипла к дивану, что пришлось его выкинуть вместе с ней. Но среди книг много приличных. Давай, выбирайся к нам. Мама будет рада, заодно и пороешься в этих фолиантах…»
Лили убрала письмо обратно в сумочку. Немного посидела, глядя, как маленький карапуз, похожий на ее старшего сына, ковыряет парковую дорожку красной пластиковой лопаткой. Потом достала из сумочки зеркальце в латунной оправе. Металл был холоден как лед. Уже несколько дней.
А она и не замечала…

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"