Готический роман про вампиров | |
| Автор: | figvaiza |
| Бета: | нет |
| Рейтинг: | G |
| Пейринг: | Кровососы/девушка |
| Жанр: | Action/ Adventure, Darkfic, Humor |
| Отказ: | Мое, все мое |
| Фандом: | Фэнтези |
| Аннотация: | Семья киевских обывателей Ушневичей едет в Карпаты на встречу с никогда не виданными родственниками. Туман, мгла, любезные незнакомцы
PS. Вышло редкое занудство, сразу говорю, и совсем не то, что хотела. Эксперимент признан неудачным) |
| Комментарии: | |
| Каталог: | нет |
| Предупреждения: | нет |
| Статус: | Закончен |
| Выложен: | 2010-06-01 17:44:26 (последнее обновление: 2010.08.27 17:14:34) |
| просмотреть/оставить комментарии | |
|
Глава 1. Проезжаем Мукачево Темный дождь стеной обрушивался на машину, дворники не успевали разгонять стекающие по лобовому стеклу струи, и Виктор еще более замедлил ход. На пассажирском сидении рядом с ним дремала размякшая от тепла жена, сзади доносилась негромкая музыка из наушников дочери. Он откашлялся, Нина приоткрыла глаза и поежилась, разминая плечи. - Ну и дождина! Сильнее стал, да? Как ты едешь вообще? Ты что-нибудь видишь? - В том-то и дело, - напряженно вглядываясь в подсвеченную фарами дорогу, он не мог разглядеть ничего, кроме плотной струящейся пелены. Фары пробивали всего на пару метров, и даже на скорости в двадцать километров в час он ежесекундно опасался врезать в какой-нибудь припаркованный на обочине грузовик или поваленное ветром дерево. - Надо остановиться и переждать. В такую погоду нельзя ездить. Карту достань. В струях мелькнуло вдруг что-то белое - заяц? Почему белый, если на дворе скоро лето? Заяц-альбинос? Он инстинктивно надавил на тормоз, и Нина клюнула носом, фыркнула недовольно, доставая из бардачка дорожный атлас. В следующую секунду Виктор понял, что принял за зайца клок белесого тумана, откуда-то сбоку наползавшего на дорогу. - Еще и это, - пробормотал он. - Черт дернул искать твоих родственничков именно сегодня. Тридцать пять лет не виделись и еще бы день потерпели. - Было же солнце, - напомнила Нина, раскрывая атлас и начиная водить по нему пальцем. - Где мы? - Где-то в Карпатах. Найди страницу с Мукачево. Мы проехали, - он усилил подсветку приборов, пригляделся, - сто двадцать километров. Черт, давно должны были приехать! А мы даже до границы не добрались! - Не чертыхайся, - привычно укорила жена. - Ты не помнишь, мы Жнятино проезжали? Или Дерцен? Или вот еще... Великая Бегань? Музыка стала громче - дочь вытащила из ушей наушники и постучала по переднему креслу. Не отводя взгляда от мокрой темноты перед собой, он спросил: - Чего? - Мы скоро приедем? - Скоро. Дочь зашуршала пакетами, загремела термосом, явно собираясь устроить себе на заднем сидении спокойный ужин. Салон наполнил запах копченой колбасы, кофе и маринованного чеснока. - Лизка, налей мне тоже кофе, - попросила Нина, - Вить, ну? Что мы проезжали-то, знаешь? Я же спала. Вот еще какая-то Варшаванапень... Вашарошнапень... Язык сломаешь... - Черт его знает, что мы проезжали! Ты же помнишь, стоило выбраться из этого Мукачево, как сразу начало моросить. Ты уснула, эта в плеере... Еду тут один, как дикарь... Но вроде никуда не сворачивал. Жена чуть опустила запотевшее боковое стекло. Внутрь ворвался сырой ветер, ледяные капли застучали по ее руке, и Нина быстро подняла стекло обратно. - Где же граница? Сколько до нее было? - Километров пятьдесят. - А не могли бы ее незаметно проехать? - Границу с Евросоюзом? Венгры, конечно, не такие дотошные, как немцы, но, знаешь... Сомневаюсь, что обычный ливень способен их разогнать. И мы должны были увидеть шлагбаумы, здания какие-нибудь! Таможню! - М-да. - Так чего, мы заблудились? - спросила дочь тем равнодушным голосом, который подростки приберегают для разговоров со взрослыми на малоинтересные для них темы типа "что было сегодня в школе" или "ты уже решила, кем станешь?". Лизка устроила не один скандал дома, в Киеве, когда они с женой сообщили ей, что на весенние каникулы едут всей семьей в Карпаты на встречу с дедушкой, но как только поняла, что избежать поездки не удастся, погрузилась в скучливое равнодушие. Карпатский дедушка был отцом Нины, которого сама Нина не помнила. За месяц до их поездки обычной бумажной почтой пришло письмо с венгерскими штампами, и вдруг оказалось, что в какой-то загадочной Кишварде у супруги живет куча неизвестной родни. В письме, написанном от лица какого-то Э. Ракоци, говорилось, что ее отец болен и не может писать сам, но зовет, хотел бы видеть и многое объяснить... Нина за год до того потеряла мать, и мысль о том, что она может так и не узнать отца, заставила ее развернуть бурную деятельность. Уже через две недели через каких-то знакомых знакомых в турагентстве они получили краткосрочную шенгенскую визу и, как только начались майские праздники, выехали на своем "Ниссане" в сторону Ужгорода. - Гаварда, Брод, - читала вслух жена, наклоняясь все ближе к неярко горящей в бардачке лампе. - Одно могу сказать, тут много всяких деревушек! Надо просто следить внимательней и сразу свернуть, как что-нибудь заметим. Лизк, ты смотри вправо, а я буду влево. - Еще и этот туман! - он стукнул по рулю. Жена взглянула на него с удивленной укоризной. Обычно Виктор трясся над автомобилем, сдувая с него пылинки. "Кашкай" был лучшим, что случилось с ним за последние пять лет. - А если бензин кончится? Или снег пойдет? - Слушай, ну что ты паникуешь, мы же не в Сибири! - Чего я паникую! Я не паникую. Просто с утра выезжать надо было! А вы красились полдня, потом ты голову мыла! Нельзя было сначала доехать? - Вить, - жена успокоительно тронула его локоть, - ну близко же тут все, не волнуйся так. Отец меня в последний раз видел, когда мне полгода было. Разве можно явиться растрепой? - Замок, - сказала дочь громко, видимо, не слыша из-за музыки в ушах собственного голоса. - И я быстро с волосами разобралась, это ты все обедал... - Хоть не голодный... - Замок!! - Что - замок? - спросила Нина, оборачиваясь. Виктор снизил скорость почти до пешеходной, теперь машина ползла по капот в белом низком тумане, похожем на разлитое молоко, в которое бились тяжелые дождевые капли. Черт знает что, глаза уже болели от того, с каким старанием он таращился в неразличимую мглу. - Замок проехали. Там был указатель: замок. - На русском? - А? - Указатель на русском был? - терпеливо повторила Нина. Виктор осторожно повел машину вправо, решив встать у обочины. Если б еще эту обочину было видно.... Под колесами застучали нашлепки отбойника, огораживавшего проезжую часть, и он нажал на тормоз. - Там картинка была, - объяснила Лизка лениво, - табличка с замком. Башни, все дела. Коричневая такая. удя по звуку, она снова принялась жевать колбасу. - Всю не доедай, - попросил он хмуро. - Ты же не любиф кровяную, - чавкая, удивилась дочь. - Уже люблю. Отрежь кусочек. И хлеба... да и кофе налей. - Отлично, вы пока поешьте, а я схожу назад, поищу указатель, - предложила Нина, судя по всему, прочувствовавшая свою вину перед мужем и дочерью за то, что втравила их в неудачную поездку. - Ммм... сиди уж, я сам... щас, кофе отхлебну... Лиз, ну как ты режешь?! Этим цыпленка не накормишь!! Дверца хлопнула, Нина, не обратив внимания на его предложение, вышла наружу. На миг усилившийся шум ливня снова был отсечен дверью, и по краю сознания Виктора мелькнула сладкая мысль о том, насколько все же хороша в его автомобиле звукоизоляция. Звук падающих капель доносился сюда словно издалека и звучал почти убаюкивающе. Невысокий, кажущийся кругленьким в раздувающемся от ветра дождевике, силуэт Нины прошел вдоль машины и растворился в темноте. Глава 3. Бесплатные конфетки Нина плохо спала этой ночью. Сыроватая перина провинциального отеля топила в себе, не давая вздохнуть, одеяло спутывало ноги, что-то скрипело и шуршало в темноте, нервируя, и в результате она проснулась, когда за окном еще только начинало сереть. Лежа, вытянула перед собой руку и пошевелила пальцами - их очертания уже можно было различить в темноте. Муж спал под боком, непривычно тихо, без обычного молодецкого храпа. Нина прислушалась. Скрипела, как тут же стало ясно, форточка, а шуршала штора, с плеском отваливавшаяся и приникавшая обратно к окну из-за ветра. Судя по всему, ночью снова шел дождь - на полу у окна было мокро. Подтащив ближе кресло, Нина кое-как взгромоздилась на подоконник, ухватилась одной рукой за щеколду, похожую на гигантскую бронзовую запятую, закрыла форточку и посмотрела наружу. Тьма становилась все менее плотной. В густом предутреннем сумерке через двор неслышно шагала до странности многолюдная процессия, состоявшая из одетых в длинные плащи людей. Нина почувствовала, как ее пробирает дрожь - то ли от того, что она стояла на каменном подоконнике в одних трусах и комбинации, то ли от жуткой беззвучности, с которой передвигались фигуры во дворе. Последний из людей скрылся в маленькой дверце в боковом крыле здания, и в тот же момент верхушки окружавших замок сосен порозовели от еще не видного за горизонтом солнца. Мир засиял. Яростно, словно их всех разом включили одной кнопкой, запели птицы. Нина слезла вниз. Будить мужа и дочь, спавшую в соседнем номере, было слишком рано, так что она решила воспользоваться свободным временем и принять душ. До Кишварды, где жили новоявленные родственники, они накануне так и не добрались, и теперь Нина, глядя на свое помятое отражение в зеркале, думала, что оно и к лучшему - ей хотелось явиться в гости к венгерским родичам не потрепанной тетехой средних лет, а зрелой, красивой... ну хорошо - ухоженной!! - женщиной. Воровато покосившись на спящего Виктора, она вытащила из стоявшей возле шкафа сумки флаконы с шампунем и кондиционером, фен, щетку для волос и распухшую от жадности косметичку. Луч солнечного света упал мужу на лицо, тот всхрапнул, блаженно заулыбался и перевернулся на живот, по-собственнически обхватив рукой подушку. Ванна в этом странном отеле, на который они наткнулись сразу после границы (и где, по общему согласию, решили заночевать, оставив поиски Кишварды на утро) оказалась размером с небольшой бассейн. Намыливая голову и довольно напевая сквозь сжатые зубы, Нина представляла себе различные сценарии встречи с родственниками. Жаль, что мать не дожила, в который раз с момента получения письма подумала она. В противном случае та могла бы наконец высказать отцу в лицо все свои претензии вместо того, чтобы всю жизнь упрекать в грехах родителя саму Нину. Нина была поздним ребенком - матери было тридцать семь, когда она познакомилась с будущим нининым отцом в какой-то фольклорной экспедиции, прочесывавшей глухие прикарпатские деревушки в поисках бабок, знающих древние народные песни и присказки. Отец был, как она поняла из недовольных недомолвок, сопровождавших все ее отрочество, сильно моложе матери. Происходил он оттуда же, с Карпат, и был наполовину то ли цыган, то ли венгр, то ли молдованин... на вторую же половину то ли украинец, то ли русин, то ли румын: мать путалась в показаниях, злилась и, судя по всему, сама толком не знала. Роман между ними вспыхнул так же быстро, как и угас. Однажды молодой муж, оставив в Киеве супругу с трехмесячной дочкой, поехал навестить семью, обещал вызвать жену к себе, чтобы познакомить с остальной родней, да и пропал с концами. Мать Нины поначалу думала, что с супругом случилось несчастье. Но потом выяснилось, что оставленные им адреса не существуют в реальности, а на названном месте работы (какой-то исследовательский институт во Львове) никто и слыхом не слыхивал о Карле Ракоци. Брошенная женщина поняла, что была подло обманута - и стала даже сомневаться, что громкое имя было настоящим. В подростковом возрасте, во время буйных ссор с матерью, Нина не раз ловила на себе ее неприязненный взгляд и слышала презрительно-хмурое: - Вся в отца. Такая же подлая порода! Нина съехала из дома, как только закончила школу - нарочно пошла на вечернее, а не на дневное, чтобы можно было работать и снимать квартиру. А через два года появился Виктор. Она втерла в волосы кондиционер и провела рукой по запотевшему зеркалу. На нее смотрело разрумянившееся, кругленькое лицо женщины лет тридцати пяти, с чуть поплывшей линией щек и подбородка, но свежими и яркими зелеными глазами, с тонкими, почти незаметными бровками и прилипшими к плечам мокрыми русыми волосами. Внешность ей досталась от матери - кроме глаз, как с недовольством замечала та. Эти же глаза светились и с лица Лизы, во всем унаследовавшей, судя по тому, как мало в ней напоминало Виктора или саму Нину, экзотическую красоту никогда не виданного деда. Нина замоталась в полотенце и стала осторожно вбивать в лицо крем. За дверью ванной комнаты послышался шорох и грохот. Уронил кресло, поняла Нина. - Ни-ин!? - Я тут! - Ты там скоро? - обнаружив супругу, Виктор явно успокоился. Нина высунула голову в комнату: - Заканчиваю. Ты что буянишь? - Да ну... какой-то дурак поставил кресло прямо на дороге!! Как думаешь, Лизку пора будить? Надо бы позавтракать и выехать пораньше. Я вчера так и не понял, сколько с нас сдерут за ночь. Местная администраторша, по-моему, вообще ни по-русски, ни по-английски... ни кукареку! Будем надеяться, что... Нин, вылезай уже! Решив, что феном можно воспользоваться и в комнате, Нина уступила мужу ванную и отправилась стучаться к дочери. Через час (рекордное время для семьи Ушневичей) они стояли в холле отеля, в растерянности вертя головами. - Тут вроде стойка стояла, - тыкнул пальцем Виктор. - А там баба сидела, - подхватила дочь, весело хихикая. - Пошли отсюда, а? - встревожилась Нина. Вкупе с увиденной утром молчаливой процессией непонятная ситуация вызывала в ней только желание поскорее смыться. Вчера в ночи это здание вполне напоминало гостиницу. Буквально через километр - другой после границы они увидели светящийся указатель с надписью "Hotel Zamek", свернули к нему и припарковались возле пусть и чуть более здорового, чем обычно ожидаешь от придорожного отеля, но все же явно гостиничного типа здания. Полукруглые ступеньки вели к украшенному козырьком крыльцу с надписью "Reception". Внутри горел на пустой стойке чахлый светильник - витая свеча, накрытая сетчатым стеклянным колпаком. Светильник отбрасывал на редкость уродливые тени на холл с пальмой в кадушке, стойку для зонтов и огромное блюдо с бесплатными конфетками, в которые дочь тут же запустила руку. Виктор тогда постучал по стойке монетой, и из комнатки за ней мгновенно появилась приветливая женщина в черном, с черными же глазами и волосами. Нина попросила две комнаты - по-английски она говорила лучше Виктора. Администратор ничего не ответила, но сняла с доски за собой пару огромных ключей того классического типа, которыми в средние века запирали неверных жен в башне, и махнула им рукой, чтобы шли следом. Дальнейшее Нина помнила смутно. Почему-то сразу навалилась усталость. Она даже удивилась, решив, что ее укачало в машине. Виктор тоже еле ковылял рядом - ему едва-едва хватило сил отогнать "кашкай" на присмотренное место под навесом, недалеко от входа. Только Лизка была бодра, как скворец рано утром, и почти приплясывала, поднимаясь по лестнице. Чудесная вещь - молодость! Показав им комнаты, женщина как-то вдруг испарилась, и они не успели спросить ее ни об оплате, ни об ужине. Сейчас же стойки на положенном месте не оказалось. Вместо нее была ровная стена, обитая темными дубовыми панелями, с камином в том углу, где вчера Нина приметила кадку с пальмой. С другой стороны холла начинался длинный коридор с проглядывавшими отсюда рядами картин. - Вить, поехали, - повторила Нина тоскливо. - Не заплатив?! - Виктор взглянул на супругу с таким изумлением, словно неожиданно обнаружил, что она регулярно грабит старушек на улицах. - А кому?! - резонно вопросила она. - Надо поискать! - Не надо никого искать, - прижала руки к груди Нина, - пойдем лучше, убедимся, что машина на месте! Это решило дело. Виктор, как молодой сайгак, взволнованно поскакал к "ниссану". Нина тоже вышла на улицу. Пока муж оглядывал машину, словно доктор, проверяющий состояние опасного больного (разве что не просил покашлять), она прошлась по двору. Дверца, в которой утром исчезла странная процессия, выглядела так, словно ее не открывали столетиями. Крупный паук сидел на паутине в правом верхнем углу, и несколько подсохших мух дожидались своего часа в сплетении нитей. Из щели снизу тянуло холодом. - Ни-ин? Ты чего там? Она вернулась к машине. Навес и крыльцо тоже выглядели иначе: не было надписи "reception", полукруглые ступени, вчера покрытые зеленым пластиковым покрытием типа "искусственная трава", сегодня предъявляли миру благородно истертый мрамор. Оглушительно чирикали птицы, в молодой траве шуршали какие-то зверьки - вид был такой, словно в этом месте давным-давно не бывало людей. "Все страньше и страньше", как говорила в таких случаях Алиса. - Что ты жуешь? - обернулась Нина к дочери. Та чуть не подавилась от неожиданности. - Конфетки, - прочавкала в ответ, выгребая из кармана горсть разноцветных фантиков. - Упс, все кончились... - Я та-ак не выспался, - пробормотал Виктор, наконец смирившись с тем фактом, что заплатить за ночлег не получится, и забираясь в машину. - Ты же спал дольше меня! - удивилась Нина. Лизка с заднего сиденья что-то тарахтела про завтрак, кофе и "поехали скорее, сколько можно!". - И как-то мутит. Может, заболеваю? Нина бросила на него нежный, но слегка ироничный взгляд. Здоровый, как бык, Виктор в тех редких случаях, когда действительно цеплял простуду или грипп, впадал в такую глубокую меланхолию, словно ему грозила бубонная чума. - Потрогай, лоб не горячий? - Поехали уже!! Па-ап! Я жрать хочу!! Нина вгляделась в лицо мужа. Пожалуй, сегодня утром тот действительно казался уставшим. Лоб, впрочем, был холодным, и она поспешила успокоить его, сказав, что никакой простуды у него не начинается. - Наверное, обычная акклиматизация, - предположила она. Лизка нетерпеливо взвыла и пнула коленкой переднее сиденье. Виктор осторожно вырулил на проселочную дорогу. Нина подумала, что вчера вечером могла бы поклясться, что под колесами асфальт. Впрочем, был такой туман и темень, что ни в чем нельзя было быть уверенной... - Может быть, то, что сегодня утром отель выглядел по-другому, объясняется тем, что мы перепутали и вышли с другого входа? - запоздало подумала она. - Ладно, как получилось, так получилось. Ох, стыдно-то как... и правда, не заплатили... Но возвращаться и проверять свои догадки не хотелось. Машина углубилась в лес, и Нина выбросила мысли о странной гостинице из головы, снова задумавшись о предстоящей встрече с отцом. Лизка сзади продолжала настойчиво спрашивать про завтрак. Глава 4. Кишварда Ничего в жизни Нина так не любила, как путешествовать вместе с семьей. День обещал быть жарким, пар, поднимавшийся от сырой после ночного дождя земли, незаметно таял в нагревающемся под лучами солнца воздухе. Лизка что-то мычала на заднем сидении, подвывая плееру, Виктор любовно поглаживал руль, с пижонской ловкостью давая ему прокручиваться назад под ладонями на поворотах. Лес давно кончился, и пошли чередоваться долины с холмами и речушками, с озерами, затканными по краям сухой прошлогодней осокой, и маленькими двухэтажными городками. В одном из таких городков они позавтракали, заправили машину и уточнили дорогу. До Кишварды оказалось около шестидесяти километров - вчера они сильно уклонились к югу, забравшись в тумане чуть ли не в Румынию. - По долинам и по взгорьям... шла дивизия впереёёёд... - принялся напевать Виктор. На носу у него красовались черные очки, на футболке - двуглавый орел, державший в лапах пачку "беломора" и бутылку водки, и сейчас, две порции гуляша и чашечку кофе спустя после утреннего "недомогания", вид он имел чрезвычайно самодовольный. - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью... ту-дуру-ду... та-дада-тара-рам-па... и вместо сердца - пламенный мотор!! Ни одной песни целиком муж не знал, но отдельные фразы пел с большим увлечением. - Полем, полем, полем сизый голубь пролетел!! Полем, полем, полем... я сожрать его хотел! Нина не выдержала и рассмеялась. - Там же не так! - Не мешай, - Виктор чуть повернул в ее сторону голову и выразительно поднял бровь, отчего, вероятно, стал в своих глазах еще больше походить на неуловимого мстителя, Джеймса Бонда, Железного человека или кем он там себя воображал. - Кстати о сожрать, - откликнулась дочь сзади, - я хочу есть! - Не смеши. Вы с утра налопались на неделю вперед. Три порции карпаччо! Как только влезло. - Я правда голодная, - угрюмо ответила дочь. Нина пожала плечами. - Смотри, будешь столько есть - наешь щеки... Ромка твой не узнает, когда вернешься. - Плевать, - брякнула дочь и снова всунула в уши плеер, обрывая разговор. Дорога поднялась на холм, с которого стал виден раскинувшийся внизу город с несколькими костелами и телевизионной башней. На окружавших город холмах медленно крутились ветряки. - А вот, а вот... а вот и Кишварда-аа, - попытался пропеть Виктор на мотив шаляпинской "Блохи". - Кишварда-а! - Вить, только при родственниках не пой, - Нина достала из сумочки письмо и принялась изучать начертанную схему проезда. - Та-ак, мы приехали с юго-востока, значит... Лиза, ты зачем так ногами сучишь? - Мне жарко! - Всего двадцать четыре градуса, - сказал Виктор, взглянув на показания бортового компьютера. - И есть хочется. - Сначала надо наконец доехать! - Можно включить климат-контроль, - муж деловито настроил кнопки, - восемнадцать градусов устроит? Согласно письму, ехать следовало до собора св. Михаила, а там, обогнув старое городское кладбище и прилегавший к нему парк, подняться в северную часть города. Дом семейства Ракоци стоял на Замковой площади - как и предсказывал Эрих, написавший письмо, дальнейших указаний не потребовалось. Розовато-белый, явно недавно оштукатуренный и покрашенный, трехэтажный особняк вызвал в Нине приступ детского восторга. - Богато живут предводители дворянства, - прокомментировал муж. - Точно тот дом? Что это у них все ставни закрыты? - Точно, - кивнула Нина, - вон и герб, все как нарисовано... Кроме розового особняка, на площади были только барочного вида фонтан, позеленевший от времени, и могучие руины какого-то строения, вероятно, того самого замка, по которому была названа площадь. На ремонт его у мэрии явно не хватало средств. С четвертой стороны площади шумели дубы городского парка. Нина почувствовала, как быстрее забилось сердце. Все эти годы отец был для нее фигурой почти мифической - персонажем из детских страшилок, которыми пугала мать: «Не делай так, а то станешь, как твой отец!» «У твоего отца тоже было странное чувство юмора». «Будешь возвращаться домой поздно — пропадешь без вести, как твой отец!». И, наконец, коронное, то, что шло в ход каждый раз, стоило маленькой Нине попытаться отстоять свое мнение. Мать поджимала губы и цедила: - М-да. Ничего, видимо, не поделаешь... гены!! Хлопнула дверца — Лизка, не дождавшись, пока мать насмотрится на себя в зеркальце, вылезла наружу и потопала к подъезду. Дверь отворилась с такой готовностью, словно за ней давно поджидали. Нина прищурилась. С залитой светом площади дверной проем казался черным, и единственным, что можно было разглядеть, оказалась белая рука незнакомца, придерживавшая дверь. Тонкие длинные пальцы, четко выделявшиеся на темной бронзе, касались массивной дверной ручки, сделанной в виде человеческой головы с длинным чубом... Лиза что-то произнесла, кивнула головой и обернулась к «ниссану». - Ма-ам! Па-ап! - Ох, - сказала Нина, бросив быстрый взгляд на свое стремительно бледнеющее отражение, - ну, уф... Ну, пошли! После яркой площади темнота прихожей ослепляла. Они уже поднимались по лестнице, шли по каким-то переходам, хозяин рокотал что-то приветственное на русском языке с еле заметным, чуть цокающем и чуть свистящем, акцентом, а Нина все никак не могла разглядеть его лица. В глазах прыгали солнечные зайчики, и взгляд выхватывал какие-то куски: то снежно-белые зубы, то черную челку, то бледное запястье. Наконец они всей гурьбой ввалились в небольшую комнату с окном, тоже глухо закрытым ставнями — так что свет, проникавший сквозь щели, еле давал различить очертания узкой кровати, стоявшей в углу и напоминавшей своей формой то ли колыбель-переросток, то ли, наоборот, неглубокий гроб. На подушке темнело чье-то изможденное лицо. Нина сдавленно ойкнула и прижала руку к груди, поняв, что видит перед собой отца. Глава 5. Хрустальный корабль - The crystal ship... - запел Моррисон, и Лиза пошла на его голос подобно зачарованной крысе. Покрутила колесико ай-пода, чтобы прибавить громкости. Если закрыть глаза и слушать, не отвлекаясь ни на что другое, она сможет проникнуть между двух нот и оказаться там, в блистающем мире, на палубе хрустального корабля... с Джимом. Прежде, чем соскользну в глубокий сон, я хочу услышать крик бабочки - Полем, полем, полем дикий голубь пролетел!! - радостно завопил отец. Мать захихикала. Как обычно, родители были больше заняты друг другом, чем дочерью. - Полем, полем, полем, я сожрать его хотел!! Лизка дернула из ушей наушники, чуть не оторвав проводки, и сунула плеер в карман. Мрачно посмотрела в окно. Волнами накатывавший голод обострил восприятие до фотографической резкости. Кишварда казалась вымершей. Машина проехала мимо двубашенного костела из темного красного кирпича, вдоль каменного кладбищенского забора, кое-где проваленного - за ним видны были покосившиеся надгробия и проволочные нимбы над головами скорбящих мадонн - и выбралась на узкую дорожку, поднимающуюся вдоль парка. Яркий солнечный свет заливал все вокруг, воздух стоял неподвижно, и тени под деревьями были четкими, словно нарисованными. Вчерашний дождь ощущался в еле заметной влажности, от которой листья деревьев блестели сильнее, а земля в глубине, где еще не пробилась трава, казалась особенно черной. "Кашкай" сделал последний поворот и притормозил возле бело-розового особняка. Мать взволнованно теребила сумку, явно собираясь подновить косметику на лице. Отец сосредоточенно хмурился. Его мысли Лиза могла рассказать, не спрашивая: волнуется о том, где поставить на ночь "ниссан", и о том, не обидят ли новоявленные родственники его жену. Виктор примерно представлял, как третировала его супругу покойная теща, и заранее готовился защищать ее от любой другой подозрительной родни. - Чего это у них все ставни закрыты? - поинтересовался он мельком. Мать в последний раз провела расческой по волосам и достала пудреницу. Все это было знакомо до зубовного скрежета. Точно так же родители копошились перед любым мало-мальски официальным выходом, будь то визит в театр или к дантисту. Лиза не ждала от поездки к деду ничего, кроме скуки. И это и было бы оглушительно скучно, если бы она не чувствовала сейчас странное: темное, мучительное ожидание, которым тянуло из дома. Сквозь затонированные окна она разглядывала светлые стены, высокую дверь с полустертой ступенью перед нею, чахлую струю фонтана, падавшую в зеленоватую мраморную чашу, где в бледной воде отражались ветви деревьев и синий блеск неба. Дом излучал голод. Светлый, с барочными изгибами кровли, с изящными штукатурными завитками вокруг герба, он напоминал паука, притаившегося в углу своей паутины. Мать бы сказала, что дочь, как обычно, "выдумывает то, чего нету", но матери Лизка давно уже не говорила ни о чем из того, что замечала. Люди, которых видит только она. Внезапное ощущение опасности, заставляющее ее взять с подружки Нади обещание сменить дорогу, по которой та возвращается из школы (а через неделю на пустыре за стадионом находят труп другой девочки, классом младше, и всю школу трясет от шока, и в холле у гардероба стоит перевязанная черно-красной лентой большеглазая улыбающаяся фотография)... Скажи она сейчас, что ей не хочется входить в дом - и родители решат, что она "опять дает волю воображению, Лиза, это смешно". Дом усмехнулся, поймав эту мысль, и мягко тронул щупальцем лизино сознание. "Я не опасен". Смешно. Опасен, конечно, в жизни редко встречается что-нибудь настолько опасное! "Эй. Я не опасен для тебя". А для матери? Для отца? Дом изобразил возмущенное негодование. "Конечно, нет, они же с тобой". Ладно, чему быть... Мать все равно не уедет, не повидавшись с родней. Лиза тряхнула кудрявой гривой и решительно вылезла из машины. Ей не понадобилось даже стучать, чтобы дверь открылась. Она подняла глаза и пропала. Человек, открывший дверь, был похож на... Такие же запавшие темные глаза, бледная кожа, тот же чувственный и глубокий голос. Ростом выше ее на голову, на вид лет двадцати двух, двадцати трех. Старше, но не настолько, чтобы нельзя было обратиться на "ты". И так похож... Это было как удар поддых. Запрещенный прием. Портрет Моррисона висел у нее в спальне последние два года, и теперь она чувствовала пульсирующий внутри восторг и нерациональную, невозможную уверенность в том, что хрустальный корабль прибыл. "Приплыли", как сказала бы Надька. Слушая то, что он говорил вслух, для родителей, пока они стояли возле иссохшего тела деда, она слышала и другое - уверения в том, что бояться нечего, что она сама все поймет. Что ей понравится. Ей точно понравится. Сердце замирало в груди, Лизка кусала губы, провожатый вкрадчиво, с еле заметным акцентом, объяснял родителям, что у Карла Ракоци редкая болезнь, от которой тот может не выздороветь, и что дед рад видеть дочь и внучку, а молчит потому, что слишком слаб. Лиза могла бы поклясться, что перед ними лежит труп, но мать уже растрогалась до слез, как во время любимого сериала, и вытащила из сумки платочек. Отец солидно и сочувственно кивал головой на каждую фразу. А Лизка ловила заговорщицкий взгляд провожатого, и каждый раз ее словно обжигало от этих темных, знающих глаз. - Когда-то вся эта страна принадлежала клану Ракоци, - с еле заметной ноткой высокомерия говорил тот, - здесь было перекрестье культур, вы, наверное, знаете об этом? - Я что-то слышала, - поспешно подтвердила мать. Лиза еле сдержалась, чтобы не фыркнуть вслух. - В конечном счете, часть владений осталась за нами, - протянул вожатый задумчиво, - хотя деятельность нашего родственника Карла в восемнадцатом веке и была чрезмерно... публичной. Пойдемте вниз, брат уже устал. Мы вернемся сюда позже. Пока я покажу ваши комнаты. Обедаем мы тут поздно, но вы, может быть, захотите перекусить прямо сейчас? Отец благодарно кивнул. - Вы сказали - брат? - удивилась мать. - Эрих. Я думал, вы поняли, - кивнул он. - Это я написал письмо. Бледная рука деда выпросталась из-под покрывала и коснулась ее пальцев. Она и не заметила, что подошла так близко. Мифический предок вдруг обернулся мужчиной, выглядевшим древним, как гнилая ветка, давным-давно упавшая на землю и истаявшая под лучами солнца. - Мы освободим тебя, и ты сможешь творить чудеса. Так он все-таки не был совсем уж мертвым! Губы деда не двигались, но мягкий, чуть шипящий голос, отличный от голоса Эриха, был слышен совершенно явственно. Судя по невозмутимым лицам родителей, слышен лишь ей одной. Совсем чуть-чуть, где-то в отдаленном уголке души, еще не тронутом голодом, это было жутковато. Но в то же время, и это сейчас ощущалось гораздо ярче и сильнее, его слова звучали невероятно лестно. Мать-то думала, что вся эта поездка затеяна ради нее! Но разве хрустальные корабли берут на борт немолодых бухгалтерш? Эрих снова бросил на нее этот быстрый, жаждущий взгляд. Вспыхнуло и разлилось по телу темное голодное пламя. Лиза прикусила губу. - Вы так молодо выглядите, - мать разволновалась всерьез, хмурила несуществующие бровки, смотрела с подозрением. - Как вы можете быть братом моего отца?! Он прижал руку к сердцу и чуть поклонился. Лиза улыбнулась и отвела глаза. Мать не уловила насмешки, порозовела смущенно, продолжала ждать объяснений. - Простите. Это мое незнание языка... Не уверен, как это будет правильно по-русски. Мы все в одной семье, в клане. Мужчины - братья, женщины, - он улыбнулся чарующе, и мать закивала, опережая его слова, показывая, что уже поняла, уже можно не объяснять дальше, - сестры. Если смотреть по рождению, то я... даже не знаю, как это у вас называется? Мой отец был внуком брата его отца. Только он был... Лиза снова провела языком по острым, ставшим невероятно чувствительными, зубам, и самодовольно ухмыльнулась, тут же поймав слабое отражение этой ухмылки на мертвенно-бледном лице деда. Вся эта поездка на самом деле — ради нее. Это ее подарок на семнадцатилетие. Волшебненько. - Внук брата моего деда, - перевела мать, - ваш отец был моим троюродным братом, получается? Провожатый пожал плечами. Мать пошевелила губами, что-то бормоча про себя, и наконец утвердительно кивнула. - Троюродный брат. А где он? Он не здесь живет? - Он погиб вместе с мамой, - печально произнес Эрих, - сейчас от клана Ракоци мало что осталось. Я потом расскажу, если вы интересны... или как это... если... - Если интересуюсь. - Да. Простите, я со школы не говорил... Эрих уже выводил родителей из комнаты, придерживал закрывавший проем черный бархатный полог. - Что вы хотите с нами сделать? - спросила вслух Лиза. Человек на кровати не пошевелился. - Дочь, ты идешь? - заглянул обратно отец. Дед все так же лежал с закрытыми глазами и снова казался трупом. Причем далеко не первой свежести. - Елизавета!! Хватит его разглядывать! - страшным шепотом прошипел отец, подходя ближе и косясь на вытянувшегося («Ну чисто, как в гробу!» - подумал он) тестя. - Нашла себе развлечение! Кто тебя только воспитывал... Ты вроде есть хотела? Так пошли, там этот, Эрих, в столовой ждет. И учти, нечего с ним перемигиваться, я все вижу!! Что ты бормочешь? - Я говорю, не столько есть, сколько пить! - отрезала Лизка раздраженно. Глава 6. Семейный ужин - И почему ты никогда мне об этом не рассказывала?! - набросилась Лизка на мать, стоило им остаться одним. - О чем? - удивилась Нина, отпирая еле затащенный Виктором на третий этаж чемодан и принимаясь аккуратно раскладывать одежду по полкам платяного шкафа, размерами напоминавшего Ноев ковчег. - О том, что мы из такой семьи! О дедушке! - Лизк, да что там рассказывать было? Обычная история. Уехал и пропал. Мама думала, он брачный аферист. - Но фамилию-то ты знала! Могла хоть в интернете посмотреть, кто он! - Лиза, хватит кричать. Нина взглянула на яростно сверкающую глазами дочь с мягкой улыбкой. - Отец оставил фальшивые адреса и исчез. Конечно, все думали, что имя тоже фальшивое. То, что оно какое-то там супер-известное... Это как если бы он назвался космонавтом, понимаешь? - Не понимаю! - сердито выкрикнула Лиза. - Если человек соврал в одном, ему и в другом не верят. Поэтому мама мне сразу сменила фамилию на свою. Ракоци он там, не Ракоци... если на то пошло, мы до сих пор никаких документов не видели. Надо еще разбираться со всем этим, ясно, дочура? Ну вот... Лучше скажи, как тебе тут? Мрачновато, по-моему, а? Снаружи вроде дом как дом, а внутри сыро как-то. Зато, говорят, сырость для кожи полезна... Лиза фыркнула, вложив в это столько презрения, сколько смогла. Мать вечно умеет все свести к какой-нибудь тупоумной обывательской чуши. И эти ее определения! Здесь было опасно и захватывающе, а вовсе не "сыровато" и "полезно для кожи"! - И мальчик странноватенький, - продолжила Нина болтовню. С одеждой она закончила и теперь аккуратно выгружала на зеркальный столик, стоявший между кроватью и окном, содержимое своей косметички. - Мне сначала показалось, что он старше. А потом пригляделась - ну мальчишка мальчишкой! И какой-то весь замученный, тощий... ходит в черном, в мятом... Неужели он тут один с... со стариком? Как они живут, не понимаю. Лиза прикусила губу, стараясь не сорваться. Слушать, как мать говорит об Эрихе, было невыносимо. Она словно пачкала его каждым своим словом, затаптывала в грязь! Парень с темными запавшими глазами, опасный и притягательный, превращался в простодушном материном описании в какого-то... беспризорного подростка! На улице все так же сияло солнце, и отец заботливо пристраивал светоотражательную картонку за лобовым стеклом "ниссана". - Но зато вежливый, и по-русски так хорошо говорит. Лизк, ты чего у окна затихла? Красивая площадь, правда? А тебе как этот недокормыш показался? - Я пойду погуляю, - произнесла Лиза мертвым голосом. - Только не уходи далеко! - всполошилась мать вслед. - Эй! Гуляй рядом с домом, ты тут ничего не зна... Эрих обнаружился за первым же поворотом коридора. Стоял возле закрытого шторами балкона, посматривая на улицу в узкую щелку. Когда обернулся, лицо его показалось Лизе не юным и не старым - скорее безвозрастным, словно лицо ангела. Темное, как на старых картинах, усталое и бесконечно спокойное. - Что здесь происходит? - спросила Лиза. Дом молчал, втянув в себя все свои щупальца, Эрих молчал тоже. Пожал плечами. - Это ведь все из-за меня? - добавила она. Вот теперь вспыхнул и тут же угас хищный огонек в его глазах, отозвавшись в Лизке восхитительной дрожью. Юноша кивнул. - Ради тебя, - сказал он. - Ты можешь помочь и себе, и нам. Если захочешь, конечно. Никто не собирается тебя принуждать. - Кто — мы? Вы... ты мне расскажешь? - она подошла ближе. Никогда до этого ей так сильно не хотелось дотронуться до человека. Впрочем, кого там было касаться, в ее школе? Аккуратненького ботаника Ромку? Эрих протянул к ней руку — тонкие белые пальцы сомкнулись на запястье - и она невольно сделала вперед еще один шаг. Теперь они стояли вплотную. - У тебя холодные руки. Он промолчал, словно задумался. Потом сказал: - От тебя зависит сделать их теплыми. Лиза польщенно улыбнулась в его черную рубашку. Как там мать говорила? Мятая, неухоженная? Рубашка пахла чистотой и старым деревом. Может быть, комодом, в котором лежала до того, как Эрих ее надел. Головокружительно приятный запах. - Мой дед... - спросила она, отступая назад, - почему он выглядит, словно мертвый? - Я объясню, когда ты будешь готова. Объясню и покажу. Все, что захочешь. А пока... - Он приложил палец к ее губам и поймал ее зрачки своими. Сердце сладостно замерло. - Тшш. Ясно? Ты должна все сама понять. Не вздумай пугать родителей. - Мама удивляется, как ты живешь здесь один, - передернула плечами Лизка, - сколько тебе лет? Как ты нас нашел? Вы всегда знали, где мама живет? - Лет мне достаточно, - он вдруг почесал ее за ухом, словно котенка. - Ты по-прежнему голодная? - Не знаю. Признаваться в своей внезапной прожорливости не хотелось, хотя Эрих подозревал правильно. Ветчина, сыр и хлеб, которым он угощал их после приезда, провалились в желудок, не вызвав никакого насыщения. Надька говорила про такие приступы дикого аппетита: «открылась яма желудка». - Возьми, - Эрих отпустил ее руку и вынул из кармана маленькую коробочку. Щелкнул крышкой, протянул перед собой. Внутри обнаружилась пара темно-коричневых продолговатых конфет, присыпанных белой сахарной пудрой. - Местная сладость. На, ужин накроют через три часа только... Бери, бери. А я вторую. Лиза вспомнила размышления матери о том, как он тут справляется с больным в одиночку. - Тут есть кто-то еще? Кроме тебя и... Он снова кивнул. - Что, правда? А кто? Почему он... они... Их много? Не вышли... ну, поздороваться с нами? - Не хотели пугать, - пошутил Эрих, - за ужином всех увидишь. Нет, немного. Нас совсем мало осталось. Из седьмого поколения — только ты одна. - А ты? - Я, - снова эти темные глаза, от которых невозможно оторваться, - твой очень дальний родственник. - Дальний? - Очень дальний. Конфета имела странный вкус — соленая и сладкая одновременно. Но голод она действительно утолила. - Просто успокойся. Ты все сама поймешь. День, два, может быть, три. Тебе нужно только смотреть... Ты ведь не испугаешься? Лиза кивнула, как завороженная. - Тогда оставим это до вечера, - он посмотрел куда-то поверх ее головы, - Виктор? Я как раз хотел предложить Елизавете посмотреть нашу фамильную галерею. Может быть, вы узнаете у супруги, не хочет ли она присоединиться? Живопись там так себе, но лица попадаются забавные. Лиза хмыкнула, услышав свое любимое словцо. Через три часа солнце окончательно скрылось за горизонтом, и тут же по дому разнесся негромкий звон, словно лопнула где-то струна на гигантской гитаре. Потом внизу хлопнула дверь, послышался приглушенный девичий голос, от которого Лиза испытала внезапный приступ ревности, другой голос, на этот раз низкий и хриплый, чей-то смех, и, наконец, бледная черноволосая женщина, чем-то напоминающая вчерашнюю администраторшу из отеля, показалась в конце коридора. Увидев, что Лиза высунула голову из комнаты, женщина улыбнулась и сделала приветственный жест рукой. - Спускайтесь, дорогая! Все уже готово. Лиза крикнула «ага!». На звук вышли мать с отцом, оба принаряженные и напряженные. Притормозили, оглядывая друг друга и дочь. - Что, Лизк? Пора? Ох, куда мне столько родственников... Не было ни гроша, да вдруг алтын... - Галстук-то зачем было? - страдальчески бубнил отец. - Что-то им от нас нужно, - заметила мать, прислушиваясь к доносившимся снизу звукам, - Как бы у них документы спросить? - А просто так и спроси! - выпятил челюсть отец. - Да я сам спрошу! Должны же мы знать.. Мать мягким колобком привалилась к его руке. - Спасибо, Вить. А то я, если честно... они на меня прямо дрожь нагоняют! Что этот паренек, что отец... брр. Если и остальные такие же, то лучше уж без родни. Лиза бросила на мать ненавидящий взгляд. «Паренек»! Дрожь он на нее нагоняет, надо же! Очень Эриху нужно — нагонять дрожь на такую клушу... - Я думаю, может, сказать им, что мы только на денек, да и рвануть утром, а? Виза на неделю, съездим в Будапешт. Как-то мне тут... брр прямо. Лиза до боли прикусила губу. Если мать себе что-то вобьет в голову, потом не отвяжешься. С нее станется уехать отсюда завтра же. И скандал не поможет — родители, при желании, стояли на своем скалой. Но ведь она должна остаться с Эрихом! Невозможно просто так уехать от мечты, которая почти готова воплотиться... Она готова на все, лишь бы задержаться в Кишварде как можно дольше. Двери столовой стояли полуоткрытыми, и полоса света падала в неосвещенный холл. С той стороны слышен был шум голосов, смех и негромкая музыка. Виктор нервно поправил галстук. - Добрый вечер, - сказал Эрих, откидывая в сторону занавесь, наполовину прикрывающую проем с внутренней стороны, - мадам, выглядите очаровательно! За длинным столом, покрытым желтоватой узорной скатертью, сидело несколько таких же черноволосых, худощавых мужчин и женщин, как сам Эрих. К удивлению Лизы, среди них был и старый Карл Ракоци, утром выглядевший так, будто его ближе к вечеру закопают — или, что хуже, так, словно его уже закопали однажды и снова выкопали специально к их приезду. Теперь дед восседал во главе стола, приветливо улыбаясь вошедшим. - Сюда, - Эрих махнул рукой на три свободных стула, стоявших справа от старика. Нина с опаской опустилась на ближайший к нему. Виктор сел рядом с женой, Лиза поместилась между ним и Эрихом. С чарующей улыбкой тот протянул руку над столом, приговаривая, что собирается за ней поухаживать... - Вина ребенку не наливать!! - нервно рявкнул Виктор. Лиза чуть не застонала от унижения. Если бы взглядом можно было убивать, отец точно лежал бы сейчас головой в блюде с жареной свининой. Под скатертью Эрих мягко и уверенно сжал ее левую руку. Глава 7. Ночь под семейным кровом Дом спал, как спят больные люди, что-то проборматывая во сне, подстанывая и вздыхая. Лунный свет лился в окно, поскрипывала одна из ставень, которую Виктор, открыв, забыл посадить на крючок. Он перевернулся на спину и с неудовольствием воззрился в потолок. Хотелось в туалет. Это значило - вставать, выбираться из постели. Зря он столько выпил за ужином. Семейное застолье ему не понравилось. Новоявленная родня вела себя любезно, беседа не замолкала ни на секунду - и все же Виктор не мог избавиться от нарастающего чувства неудобства, чуть ли не паники. Вернувшись в комнату, он честно заявил Нине: - Я не расист, но уж очень черные они у тебя! Когда сидят вот так скопом, даже как-то жутко. И весь этот хрусталь... Одно слово - иностранцы. Супруга согласно кивнула - он видел, что на нее родня тоже произвела неприятное впечатление. Он шагнул к ней и схватил в охапку. Немножко помял, невзирая на возмущенное пищание: - Витя, мне переодеться... в ванную... Потерпеть не можешь... Виктор! Что ты, как ребенок... - Хорошо, что ты такая мягонькая, - объяснил он, стискивая ее изо всех сил, - кругленькая... Не надо тебе худеть, глупостями не занимайся! Еще станешь, как эти... заяц, ну давай? - Дай хоть дверь запереть, - сдалась Нина. Через десять минут они лежали рядом, словно ложки в кухонном ящичке, и Нина шептала ему в ухо: - Вить, может правда уедем с утра? Я хотела сходить Лизку проверить... Скажу ей, чтобы пораньше была готова? Не нравится мне, как этот Эрих смотрит... И у нее выражение лица прям как у них делается, заметил? - Мммм? Ммм, угу... ты права... Обняв теплый бок супруги, Виктор стремительно погружался в сон, и что там Нина говорила еще - не слышал. Осторожно спустив ноги на холодный пол, он встал наконец с кровати и подошел к окну. В небе плыла полная луна, где-то очень далеко выла собака - вой доносился с порывами ветра, временами пропадая. Залитый бледным светом "ниссан" стоял возле дома, и Виктор невольно залюбовался его чуть смягченным по сравнению с классическими джипами, но все равно очевидно "мужским" силуэтом. Потеплело на сердце. Бесшумно открылась входная дверь, какой-то человек выскользнул из дома. Послышались мерные звуки колокола. Два часа ночи. По-московскому, значит, четыре часа утра, перевел он для себя. Снова открылась и закрылась дверь, и еще две тени стремительно пересекли площадь, скрывшись под деревьями. Поздновато у них расходятся гости. Выходит, не вся Нинина родня живет в этом особняке. И не страшно им идти ночью через парк и кладбище... Дикие люди... Виктор отвернулся от окна, посомневался, стоит или не стоит искать халат, понял, что все равно не найдет его в сумках, и решил обойтись рубашкой и трусами. Супруга спала беззвучно и глубоко, и от ее еле слышного дыхания в комнате возникало ощущение уюта. Выходя в коридор, он держал в уме тот будущий момент, когда вернется и полезет обратно в кровать, в теплую перинную мягкость, нагретую женским телом, словно ребенок, предвкушающий сладкое. В коридоре окна тоже оказались открыты. Поскольку выходили они во внутренний двор, лунные лучи сквозь них не проникали, и сумрак оставался все тем же сумраком, разве что слегка размытым. Он кое-как нашел ванную комнату, долго тыкался по углам, ища выключатель, и наконец плюнул, оказавшись не в силах угадать, куда венгры его приделали. Вымыл руки. В коридоре прошлепали шаги и раздался лизкин смешок. Моментально разъярившись, он вылетел наружу. Коридор снова был пуст, но теперь легкие шаги доносились с лестницы. Он пошел следом. В трусах и рубашке - дочь важнее приличий! Глаза привыкли, и теперь Виктор кое-как различал витое дерево перил, темные прямоугольники портретов, висевших вдоль ступеней, и бледные проемы маленьких закругленных окон. Шаги вели за собой, Лизка снова засмеялась. Он хотел окликнуть ее, но слова почему-то застряли в горле. Тапочки шаркали. Казалось удивительным, что впереди еще не услышали звуков преследования. Лестница кончилась, и все стихло. Он стоял в холле первого этажа, вращая головой, пытаясь понять, в какую сторону увели Лизу. Издалека прилетел одиночный удар колокола. Напрягая зрение, Виктор сделал два неуверенных шага вправо, в сторону коридора, ведущего к столовой, и вдруг увидел дочь - тоненькая фигурка, шапка волос, бледное лицо с испуганными блестящими глазами. Она стояла возле стены, почти слившись с ней, одетая в свои старые пижамные штаны, кончавшиеся на середине икр, и тонкую маечку. Рядом никого не было. В холле, освещаемом одним крошечным окном над входной дверью, было почти совсем темно. Если бы лицо Лизы не попало в единственное пятно света, он мог бы пройти рядом, не заметив ее. - Лиза? - позвал он. - Что ты тут делаешь? Она не ответила, но снова издала смешок. Теперь она не казалась ему испуганной - скорее у нее был вид человека, участвующего в каком-то рискованном, но захватывающем предприятии. Он снова разозлился. - Думаешь, это смешно? А ну пошли в комнату! Он невольно старался говорить тихо. Лиза не шелохнулась, только улыбнулась, чуть растянув губы. На секунду блеснули зубы, после чего она снова уставилась на него со злым любопытством. - Да что с тобой? - его терпение кончилось, и он ухватил дочь за холодное твердое плечо. - Хватит дурить! Пошла в комнату! Мы утром уезжаем! Пока ты совсем тут с ума не сошла... Плавно изогнувшись, одним стремительным движением, она впилась зубами в его запястье. Виктор ойкнул и дернул повержденную руку на себя, второй ухватив очумевшую дочь за ухо. - Это что такое? Совсем чокнулась? А ну! Кусается еще тут! - Никуда мы не уедем! - прошипела Лиза. Ее глаза заблестели от слез, и Виктор, смутившись охватившей его ярости, перестал выкручивать ухо поганки. - Пошли в комнату, хватит шляться по ночам по чужому дому! Стыд потеряла... чуть до крови не прокусила! Мать с тобой утром разберется... Пошла, говорю! Лиза перевела глаза на что-то, что было позади него, и снова оскалила зубы. Похолодев, Виктор начал разворачиваться. Что бы там не стояло сзади, оно явно не несло в себе добра. Дикость какая-то, до чего у его Нины чумовые родственнички... Сборище сумасшедших! Надо срочно увозить семью... Что-то темное, гибкое склонилось к нему. Полыхнула огнем шея под левым ухом, после чего упала темнота. - Вить? Вить? Ну сколько можно спать! - тормошила его супруга. Во рту пересохло, и он пару секунд смотрел на нее несчастным взглядом, пытаясь пошевелить распухшим корявым языком. - Пить... дай. - Ничего себе! Ой, - Нина засуетилась, доставая из сумки термос. - На, остыл, правда... - Упф. - холодный чай был даже лучше. Он приподнялся на локте, допил и снова упал на кровать. Голова кружилась. - Что с тобой? Вить? Ты как себя чу... - Отвратительно! - как всегда, когда он болел, хотелось капризничать и винить во всех своих бедах жену. Недоглядела, не позаботилась... - Я еще вчера утром говорил, что болею! - Но температуры-то не было, - растерянно принялась оправдываться Нина. - Может, давление? Акклиматизация... Или выпил слишком много? Он снова закрыл глаза. Накатившая слабость смыла поднявшееся было раздражение. - Вить? - Ммм? - Ты еще поспать хочешь? Супруга явно не понимала, что с ним происходит. Он и сам не понимал. Ночью, Виктор помнил, вставая в туалет, он чувствовал себя вполне здоровым. «Кашкай» еще так красиво стоял на улице, залитый светом... - Как там машина? Стоит? - просипел он. Нина метнулась к окну. - Все нормально. Вить, мы ехать собирались..? Ты не в состоянии совсем? Ладно, лежи, лежи... Я проверю Лизку и вернусь. Попробую тебе чая горячего найти. У меня мед есть... Ты поспи пока, а? - Лизка... - что-то случилось с дочерью, но он не помнил, что, и, в конце концов, послушавшись жены, решил еще подремать. Нина сама разберется. Глава 8. Утро на кладбище Дом с утра стоял, словно вымерший. Ставни повсюду, кроме их с мужем комнаты, снова были закрыты, и в коридоре царил прохладный полумрак. Дочь дверь не открыла, Виктор, пока она ходила к Лизке, снова уснул, и внезапно оказалось, что Нине совершенно нечего делать. На улице легкий ветерок шевелил листву на деревьях. Прыгали солнечные зайчики в зеленоватой воде фонтана. Она отошла от окна и осторожно положила руку на лоб мужа. Температуры не было, дышал он ровно и спокойно. С улицы особняк казался немного вычурным, но совершенно безопасным и добропорядочным приютом для любого, самого привередливого, гостя. Солнце слепо лупило по бело-розовым стенам. Черный бок "кашкая" на ощупь был почти раскаленным. Она поправила каплевидные темные очки со стразами на дужках оправы - подарок Виктора на недавний день рождения - и пошла вдоль узкой дорожки вниз, к костелу. Дочь, по опыту, могла спать и до обеда, и пара часов на прогулку у Нины точно имелась. Кишварда продолжала удивлять малолюдностью. За все время, что она спускалась с холма, Нине не попалось ни одного человека. Где-то далеко впереди был слышен городской шум и редкие гудки машин, но здесь, в парке, единственными звуками были щебет птиц и мягкий шелест листьев. Она свернула на тропинку, уводящую вглубь рощи. В тени было прохладно, почти холодно - чувствовалось, что жара наступила недавно, и земля не успела до конца прогреться. Через сотню метров тропинка уперлась в широкий пролом в кладбищенской стене, за которой были видны могилы и, метрах в пятистах ниже, боковая стена костела. Неподалеку белел гигантский мраморный склеп с фигурой ангела, склонившего голову в знак скорби. На боку ангела были темные засохшие потеки. Нина перешагнула поваленные остатки стены - тропинка, как ни в чем не бывало, продолжалась по кладбищу - и подошла ближе. Двери в белую гробницу были черными, со стертым от времени рисунком. Одна из створок была чуть приоткрыта. Посох в руке ангела указывал на вход, словно приглашая войти. Чуть дальше были видны обломки еще одной стены, совсем уже разрушенной и заросшей вьюнком. Видимо, кладбище когда-то расширяли. - Ракоци, - раздалось за спиной, и Нина подпрыгнула на месте. Сзади обнаружился старик, чернявый, как все венгры, с пучками белого пуха в носу. Его лоснящаяся от жира шляпа, прикрывающая лысину, совершенно не подходила к остальному наряду - рабочему комбинезону, надетому на голое морщинистое тело, и лопаты. Лопату он держал в руке совершенно такой же хваткой, какой держал свой посох надгробный ангел. - О боже! - только и могла сказать Нина, отдышавшись. - Кто ж так подкрадывается? Вы сказали - Ракоци? - Ракоци, - повторил дед и добавил целую груду слов, из которых Нина не поняла ни одного. - Я не понимаю по-венгерски, - извинилась она. Старик приложил руку к уху и выжидательно уставился на нее. - Не понимаю!! - громче крикнула Нина. - Кёниг, - сказал старик, - Ракоци. - Руссиш? Инглиш? - спросила Нина растерянно. Кладбищенский сторож улыбнулся простодушно и светло. Мелькнул одинокий зуб с правой стороны челюсти. - Инглиш, - сказал он бодро, - амэрикен! Зольдат. Гитлер нихт. - Да-да, Гитлер капут. А что Ракоци? Ю ноу Ракоци? Вот из Ракоци? - Ракоци... - но тут словарный запас старику изменил, и вместо того, чтобы произнести что-то, хоть отдаленно похожее на человеческую речь, он издал страшный вой и поднял к голове руки. Скрючил пальцы и пошел на Нину, словно собирался вцепиться ей в горло. Попятившись, она запнулась о торчавший из земли обломок камня, не устояла и упала прямо на черную влажную землю рядом с мраморной стеной. Дедок добродушно рассмеялся. - Ракоци!! - произнес он еще раз, словно это все объясняло, - Ракоци - у-уу!! - Оборотни, что ли? - вздохнула Нина, вставая. - Спасибо, дедушка, вы мне очень помогли... Сумасшедший дом... До свидания! Спасибо!! Боже... Старик еще какое-то время помаячил рядом, убедился, что она не собирается поддерживать разговор, и побрел в сторону видневшейся возле храма сторожки. На гробнице и вправду было вырезано Rakozi - еле заметными, широкими буквами, белым по белому. Теперь Нина вспомнила, что похожую надпись она видела в самом начале путешествия на замеченном Лизкой указателе, что привел потом к странноватому замку-отелю. Удивительно, но они с Виктором почти не обратили на это внимания в тот вечер. Впрочем, Виктор вел машину и мало отвлекался на детали, она же до того вечера никогда не видела фамилию отца, написанную латиницей, и попросту не восприняла ее, как имя, решив, что видит перед собой название какого-то городка. Может быть, что-то знакомое в этом названии ей пределенно померещилось... Но потом она пошла не в ту сторону, заблудилась, натерпелась страху, и была так счастлива встретить в тумане Виктора, что это ощущение изгладилось из ее сознания. Поколебавшись, Нина тронула створку. В гробницу можно было входить, не пригибаясь. Она оглянулась - дедок убрёл не так далеко, чтобы его нельзя было окликнуть в случае необходимости. Дверь открылась неожиданно легко. Внутри помещение представляло собой почти правильный квадрат с разбитым витражным стеклом в восточной стене и еле ощутимым цветочным ароматом, смешивавшимся с тяжелым запахом сырой земли. Вдоль стен стояли мраморные скамьи, в полу виднелся каменный люк с приделанным к нему железным, источенным временем кольцом. Пыли не было. Запах, как вдруг поняла Нина, напоминал женские духи - такими вчера пахло от бледной черноволосой женщины, представленной Нине в качестве то ли четвероюродной, то ли пятиюродной сестры. (Нина поняла только, что в России такая степень родства позволила бы "родственникам" игнорировать друг друга без малейших угрызений совести.) Скрипнула за спиной дверь, и она нервно выбралась наружу. Бездельник сторож снова вернулся и смотрел на нее с еще большим любопытством. - Ракоци? - произнес он, на этот раз с вопросительной интонацией. - Что - Ракоци? Дедок ударил себя по груди свободной от лопаты рукой. - Михаш. - Очень приятно. Дед указал той же рукой на нее. - Ракоци? - Что? А-а. Ну... Да, наверное. Можно сказать и так. Ракоци, - Нина кивнула головой. Старик обошел ее кругом, словно любуясь, сказал что-то непонятное, цокнул языком и наконец снова замахал руками в сторону гробницы. - Ракоци! Нихт Ракоци - нихт... ээээ... Кажется, сторож пытался объяснить, что никому, кроме членов семейства Ракоци, в гробницу входить нельзя. Нина из вежливости покивала, пошарила по карманам в поисках какой-нибудь мелочи, чтобы отвязаться, нашла пару евро и с сомнением протянула деду. Тот отреагировал радостно: воткнул в землю лопату, закивал головой и протянул вперед тщательно вытертую о грязный комбинезон руку. Потом принялся копаться в бесконечных карманах комбинезона. Решив, что продолжения разговора можно не дожидаться, Нина заторопилась к костелу. - Мадам! - вспомнил еще одно международное слово сторож. - Господи, что? Дедок торопливо нагонял ее. В руке у него была какая-то красная лента. Когда он подошел ближе, Нина поняла, что старик держит красный шелковый платок, напоминающий тот, что вчера вечером украшал шею четвероюродной сестры. - Мадам. Ракоци! Не в силах объясняться с ним снова, она кивнула и взяла платок. Костел оказался закрыт, часы на башне показывали двенадцать, и она поспешила домой. Подъем к особняку, пешком по солнцепеку, дался ей с трудом. Входная дверь по-прежнему стояла незапертой. Нина устало взобралась по лестнице на третий этаж, не найдя сил на то, чтобы бродить по дому в поисках хозяев, подошла к их с Виктором спальне и с изумлением прислушалась. Внутри взахлеб рыдала Лиза. - Па-ап! Ну паап! Просыпайся! Па-ап! Ну что с тобой? Па-ап! - Что с ним? - кинулась Нина с порога. Виктор хрюкнул и поглубже запрятался в перину. У Нины отлегло от сердца. - Лиза, папа спит. Зачем ты его трясешь? Лиза подняла зареванное, бледное лицо с искусанными в кровь губами. - Маам...!! - Да что? Что? - Нина села сбоку на кровать и обняла подползшую ближе дочь. - Что ревешь? Что случилось? - Папа не просыпается! - Папа плохо себя чувствует. Он еще вчера... Акклиматизация, наверное. А может, венгерская кухня. Ты-то здорова? Вместо ответа дочь разрыдалась так, что принялась икать. Кудрявые пышные волосы упали на лицо, прилипли к мокрым от слез щекам. - Надо уезжать, мам... папа болеет... он может умереть... - Типун тебе на язык! - разозлилась Нина. - У тебя семь пятниц на неделе! Мне казалось, тебе тут нравится. Ты с этим Эрихом... Ты его с утра видела? Лиза отрицательно помотала головой. - Вот папа выздоровеет, и поедем. А пока надо позавтракать. Иди, поищи его. Не знаю, как у них тут заведено? Можно в кафе сходить, или пойти купить что, самой приготовить? И спроси заодно, как дедушка. Мы же, в конце концов, к нему приехали. Вчера он такой бодрый был, вечером-то... Только при гостях не поговоришь ведь. Лиза упрямо замотала головой. - Я не хочу! Не хочу никого видеть! Мам, ну мамочка... поехали скорее... - Я отца в таком состоянии не потащу. Хватит требовать невозможного! - Ма-ам! Ну пожалуйста, ну прошу тебя! Ты можешь хоть раз в жизни понять! - Господи, не ори. Неудобно-то как! Скажут, русские приехали, вести себя не умеют... - Да пошли эти венгры к черту! Ты что, не видишь, что они... ик! ик! Дочь довела себя до совершенной истерики, и Нина потеряла терпение. Виктор спал. Посапывал безмятежно, не обращая внимания на крики. Ему бы отоспаться, и все пройдет... В ярко освещенной комнате собственные вчерашние опасения казались надуманными и глупыми. - Они тут, конечно, странные, так чего ты хочешь? А им, наверное, мы кажемся странными! Все, хватит. У папы давление, поедем завтра. Умойся лучше и выясни с завтраком. Может, у Эриха какие планы? Я, кстати, с утра на кладбище была... Ну вот, теперь хохочешь! Лиза, да что с тобой? Нельзя же так распускаться! - На кладбище... Ха-ха... Самое место! Это тебе покойнички платок подарили? - Лиза!! - решив, что эти истеричные выкрики пора прекращать, Нина со всего маху шлепнула дочь по щеке. Смех и иканье моментально затихли. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Слышно было, как на площади внизу журчит фонтан. Потом Нина сказала примирительно: - У тебя точно семь пятниц... Мне вчера показалось, что тебе этот Эрих понравился... А? Странноватенький, конечно, но... Дочь злобно прищурила зеленые, припухшие от слез, глаза, соскочила с кровати. Размашисто вытерла мокрое лицо ладонями и прошипела: - Даже не представляешь, как он мне понравился! И если что - ТЫ ОДНА виновата! После чего выскочила за дверь раньше, чем Нина успела возмущенно спросить, что она, собственно, имеет в виду. Глава 9. Призраки у фонтана Эрих снова стоял у окна в коридоре, в двух шагах от родительской комнаты. Спокойно взглянул на след от пощечины, пятном горевший на левой щеке, на покрасневшие от слез глаза. Протянул Лизе руку. Она сжала губы, сдерживая всхлип, и подошла ближе. Отвела взгляд, пытаясь собраться с мыслями. Поскрипывали в глубине комнат рассыхающиеся половицы, еле слышно шелестели занавеси на дверях - несмотря на закрытые ставнями окна, по дому гулял сырой прохладный ветер. Сейчас дом казался почти уютным. Может быть, немного запущенным, но зато живым, сохраняющим память поколений гостивших в нем людей. Ночная сцена, которая с утра прокручивалась у Лизы в памяти, доводя ее до истерики убийственной наглядностью и ненормальностью того, что произошло, вдруг стала казаться чем-то вроде неудачной шутки. Игрой, забавой... Она подняла глаза на молча разглядывавшего ее Эриха и разозлилась на саму себя за эту детскую попытку самообмана. Прикусила губу — боль на секунду отрезвила ее, позволив сконцентрировать мысли. Острые зубы бледной черноволосой женщины, вонзающиеся в шею отца... Ох, как же Лиза ненавидела его в этот момент! За намерение увезти ее, за тупую самоуверенную посредственность, не способную увидеть ничего, что выходило бы за рамки плоского жизненного опыта! В ту минуту, когда она потеряла из вида Эриха, скользнувшего куда-то вбок, и отец нагнал ее в холле первого этажа, ярость с такой силой вскипела внутри, что она почти не могла говорить - от гнева перехватывало дыхание. Поэтому, когда темная, гибкая тень скользнула ему за спину, Лиза испытала облегчение. Радость. Эйфорию. Внутренне она готова была согласиться на все, что угодно, лишь бы отец прекратил тащить ее в комнату и заткнулся с этой идиотской идеей "уехать утром". И, когда своим новым, острым ночным зрением увидела, как удлинились клыки во рту новоявленной родственницы, как отец, не успев закончить движение, оседает в руках вампирши пузатым неуклюжим кульком - Лиза не испугалась, а почувствовала головокружительный восторг от этой удивительной силы. Все шло с фантастической скоростью и гладкостью, словно во сне. Эрих, беззвучно возникший рядом, мягко и уверенно сжал руку, и счастье на долю секунды так ослепило Лизу, что она не заметила, куда и как исчезла черноволосая женщина со своей добычей. Она даже не подумала выяснять тогда, останется ли отец жив. Он был таким чужим — почти неодушевленным. Досадной помехой, и только. Прохладная ладонь Эриха сжимала ее руку - что еще было нужно? Они вышли наружу. Ночной город лежал перед ними, сонный, теплый, с пульсирующей в жилах кровью. Вода в фонтане серебрилась от лунного света. Эрих наклонился к ней, и Лиза прикрыла глаза, соглашаясь. Сквозь опущенные ресницы она следила, как он касается ее губ своими. Сердце колотилось с такой силой, что ее почти шатало от его ударов. У поцелуя был вкус крови. И она снова дала согласие в своем сердце. Когда она открыла глаза, мир изменился. Их окружали полупрозрачные тени. Верховые на призрачных лошадях, странные светящиеся твари, похожие на безрогих чертей или сказочных русских леших. Они произносили слова приветствий. Венгерский язык, немецкий, латынь - Лиза понимала все, и дикая необычность происходящего пару раз заставила ее нервно хихикнуть. - Я все объясню, - пообещал Эрих, снова касаясь ее губами. На этот раз он поцеловал ее в лоб. Последнее, что она помнила до того, как очнулась в своей кровати - опьяняющее ощущение собственного могущества и неимоверную красоту ночного мира. Она проспала до полудня спокойным сном счастливого человека. Весело тренькнул телефон - пришли сразу две смс-ки: "Привет! Как путешествие? Родичи сильно достают? Когда приедешь?" (от Ромки) и просто "Когда вернешься????" (от Нади). Она стерла их, снисходительно ухмыляясь - первые секунды бодрствования все еще были наполнены тем же лучезарным сонным самодовольством. Вылезла из кровати, босиком подошла к зеркалу. Улыбнулась бледной пышноволосой красавице, нагло сиявшей глазами из глубины. И вдруг снова, но по-другому, вспомнила ночные события. Внезапно оказалось, что теперь все выглядит иначе. Словно картинка поменяла цвета, и белое стало черным. Теперь это был один леденящий кошмар, не несущий в себе ни толики ночного восторга. Отец, мгновенно замолкший, жалкий, в чужих хищных руках. Темные, запавшие глаза Эриха, его холодные губы, кончик языка, ласкавший ее рот, слабый вкус крови - это не было весело или правильно. Это было волшебно - с этим нельзя было спорить, но в еще большей степени это было жутко. И, чем дальше Лиза вспоминала, тем сильнее тряслись у нее руки. - Ты единственная, - шептал Эрих ей вчера, - только ты сможешь их освободить. Ты получишь все, что захочешь, принцесса. Власть над живыми и мертвыми. Все, о чем ты мечтала. Она снова посмотрела ему в лицо. Ради чего он целовал ее? Кем она была для него? Как можно было верить, что любовь с первого взгляда поразила их обоих — не только ее, юную киевскую дурочку, но и его, загадочного человека, живущего в одном доме с... теперь, в общем-то, было очевидно, с кем. Но кем был сам Эрих? И почему эти простые вопросы не пришли ей в голову раньше? Утром она довольно долго просто сидела на кровати, неспособная набраться сил, чтобы пойти и проверить, жив ли отец. И потом, когда обнаружила, что он не просыпается, окончательно перепугалась. Матери не было в комнате - страшную четверть часа, пока та не явилась с прогулки, Лиза тряслась от ужаса, подозревая, что мать ночью попросту СОЖРАЛИ. В эти минуты она готова была бежать из Кишварды пешком. Если бы только родители были способны хоть иногда осознавать что-то, что выбивалось из привычного им набора вещей! Слава богу, отец всего лишь спал. Мать, вечная клуша, разумеется, ничего не замечала в упор, а Эрих... Лиза судорожно вздохнула, усилием воли загоняя снова подступавшую истерику вглубь. Она явно нужна ему, - напомнила она себе то, что твердила все утро в качестве утешения. Если попросить не трогать родителей, может быть, все еще наладится? Эрих так красив... и так похож на Джима... как воплощенная ечта. Может быть, в конечном счете, отец прав, и все, что случается — случается к лучшему? «Не надо печалиться, вся жизнь впереди!!» - с готовностью проорал в голове голос отца один из его любимых куплетов. - Я хочу получить объяснение, - сказала Лиза вслух. Темноглазый юноша задумчиво кивнул и чуть приобнял ее за плечи. - Конечно. Пойдем? Ты узнаешь все прямо сейчас. Он махнул рукой в сторону лестницы, и Лиза, до боли впившись ногтями в собственные ладони, покорно пошла рядом. Глава 10. Дорогая Эльжбета Сырость и гниль. Странно, что раньше она не замечала этого сладковатого запаха, которым, как сейчас казалось, пропахло в особняке все, от портьер до деревянных скамей в библиотеке. Дед сидел в кресле возле книжных шкафов, листал какой-то гроссбух, временами с явным удовольствием отпивая из тяжелого ребристого бокала. Когда они вошли, старик поднял голову, блеснул темными глазами, махнул рукой - мол, подождите - и снова занялся чтением. Выглядел он вполне бодро, как и накануне за ужином. От волнения чуть-чуть подташнивало. Неожиданно она поняла, что пропустила минуту, когда дед отвлекся от книги и уставился на нее острыми глазами. "Словно крыса", - мелькнуло в голове. Прошлым летом, на даче, она спугнула мышь на кухне, и прежде, чем шнырнуть в узкую щель под колонкой, та вот так же пристально вглядывалась в нее своими глазами-бусинками. Лиза сглотнула и выпрямила спину. - Итак, красавица, - мягко сказал старик. - Вчера мы с тобой познакомились, но у нас не было времени поговорить наедине. Между тем есть кое-что, что необходимо прояснить. Садись. Будешь чай или вино? Эрих, поухаживай. - Н-не... ничего не надо, спасибо, - поспешила заверить Лиза. - Хорошо. Твоя бабка что-нибудь рассказывала про меня? - Она умерла. В детстве рассказывала... нет, не особо. Она вас не любила. Карл поднял брови - тонкие черные линии на потемневшем от старости лице. - Я не слишком хорошо обошелся с ней, но выбора не было. Видишь ли, я прикован к этому месту. Существует одно условие. Слушай и постарайся понять. Вспомнить. Кресло топило в себе, обнимало жестко и жадно, голос старика звенел в ушах. В какой-то момент все вокруг будто исчезло, и остался только голос. Дед говорил, а перед глазами Лизы сами собой возникали картинки, словно она видела сон с открытыми глазами. ...Серые приземистые стены. Это не дворец - это, скорее, крепость. Замок украшен еловыми ветками и богатыми тканями. Князь Юрий Ракоци берет за себя замуж девушку из рода Баториев, правнучку кровавой Эльжбеты Батори. Слухи о семье невесты ходят в народе темные, но владения, которые князь получает в качестве приданого, стоят любых слухов. В ночь после свадьбы над землей бушует гроза, и во всполохах молний, ветвисто бьющих в землю, один из слуг видит несколько призрачных экипажей, приземляющихся во дворе замка. Он успевает рассказать о странных людях, выходивших из дьявольских карет, двум кучерам и одной прачке прежде, чем порка навсегда отучит его болтать глупости. У молодых супругов рождаются дети. Ходят слухи, что первенец родился мертвым. Ходят слухи, что первенец родился живым, но с полным зубов ртом и сосал кровь вместо молока. Ходят слухи, что его убил сам отец, и теперь младенец-призрак подстерегает туманными ночами путников возле семейного кладбища. Розга, подземельные камеры-ублиетты, куда человека бросают, чтобы забыть навсегда, и отправка сплетников в действующие войска помогает свести эти слухи к минимуму. Перед смертью князь Юрий о чем-то долго разговаривает со своим наследником, и тот выходит из спальни с перекошенным лицом. Слухи слабеют... но никогда не пропадают до конца. После смерти знаменитого Ференца Ракоци, борца за свободу Трансильвании, снова начинается болтовня по салонам и казармам. Говорят, что князь ожил и скрывается под именем графа Сен-Жермена. Говорят, что тут не обошлось без колдовства. Иначе почему относительно молодой на вид граф разговаривает со стариками так, словно помнит события пятидесятилетней давности? Говорят, что пара негодяев разрыла могилу князя, и мертвый Ференц встал из гроба и убил мародеров на месте. Много чего говорят, но все это, конечно, неправда, кроме одного: граф Сен-Жермен действительно связан с родом Ракоци. - Он родился почти на сто лет раньше Ференца, - сказал дед спокойным голосом, словно подобное долгожительство его совершенно не удивляло. - Тогда его звали Габор. Лиза слушала дальше. Колокольный звон еле слышно доносился сквозь запертые ставни. Три удара. Казалось странным, что снаружи идет обычный солнечный день, ездят машины и ходят люди. Осторожный старческий голос вызывал в воображении новые и новые картинки. Войны. Балы. Ночная охота. Купание в ванне, наполненной багровой вязкой жидкостью. Тошнило, болела голова. Лиза спала наяву, а голос все рассказывал. - Прошло время. Основная ветвь Ракоци потеряла свое влияние и угасла. Люди, - пожал плечами старик. ...Но на границе Карпатских гор, возле места, где сходятся дороги, ведущие из Украины, Румынии и Венгрии, среди вечных туманов, в небольшом провинциальном городе скромная семья Ракоци по-прежнему живет, как ни в чем не бывало, в собственном особняке, и ее не тревожит ни гитлеровская администрация в 1940-хх, ни коммунистические власти позже, словно семья невидима для них. Городок, где поселилось семейство, постепенно приходит в упадок, зато местное кладбище разрастается все шире. Лиза почувствовала, что не желает больше ничего знать. Под волосами бежал ледяной холодок. - Сейчас наш клан теряет силу, - как бы она хотела, чтобы бледные губы деда перестали шевелиться, чтобы старик заткнулся! - А в нынешних условиях, чтобы выжить, мы должны быть сильны, как никогда. Сейчас многое стало сложнее. Ты сама ведь знаешь, Эльжбета. - Я Лиза! - она выкрикнула возражение и тут же прикусила губу, поняв, что это одно и то же имя. Глупо, так глупо... - Постарайся понять, - дед не обратил внимания на ее выкрик, - Эльжбета, я разговаривал с тобой не однажды... Каждый раз это риск, но риск вынужденный. Поверь нам. Мы хотим тебе только добра. Семья все сделает ради этого! Разве ты не замечала чего-нибудь странного за собой? Разве ты не умеешь больше, чем твои друзья? Разве люди, с которым ты приехала, тебе по-настоящему дороги? Они поделились с тобой своей кровью, вот и все. Разбавили тяготеющее над нашим родом проклятие. Эрих, стоявший за левым плечом, чуть слышно вздохнул, переместился к бару, начал звенеть склянками, словно почувствовал, как вдруг пересохло у нее во рту. - Пришло время вспомнить саму себя. Твое тело выросло, оно молодо и прекрасно. Эрих ждал тебя все эти годы. Эльжбета, дорогая, мы все так любим тебя! Ты должна вспомнить себя, вспомнить ту власть и силу, ради которой когда-то отдала столь многое. Эрих протянул ей бокал с вином. - Ты снова встанешь во главе клана. Выпей. Все будет хорошо. Глава 11. Подростковые бредни Было уже четыре часа дня, а Лизка так и не появлялась. Виктор по-прежнему спал. Нина несколько раз спускалась вниз, бродила по дому, пытаясь найти хоть кого-нибудь. За дверью одной из комнат слышался разговор, хотя слов было не разобрать. На стук ей не открыли. Нина была уверена, что слышала звонкий голос дочери и мягкий ответ Эриха. Про себя она решила, что позже как следует отругает поганку за то, что та заперлась с молодым человеком, наплевав на собственную мать. Во вчерашней столовой на неубранной скатерти стояла грязная посуда. Нина любила чистоту, и особняк Ракоци упал в ее глазах еще ниже. Она собрала тарелки в стопки, поискала, куда их отнести, не нашла и вынуждена была оставить на месте. На блюде в центре стола лежали несъеденные фрукты - вчерашние гости больше налегали на вино и мясо. Нина набрала винограда и груш, поднялась в комнату к мужу. Солнце перешло на другую сторону дома. В чаше фонтана плавали сорванные ночным ветром листья и пара зеленых абрикосов. За парком виднелись башни костела, сбоку проглядывал короткий отрезок улицы, по которому изредка проезжали машины. Вид у Кишварды был затрапезный, провинциальный - одно название, что заграница! Поев, Нина от нечего делать достала косметичку. Разложила на кровати припасы. Клубничная маска, маска на ягодах облепихи, виноградный мусс для век. Легкий чесночный пилинг с лимоном. Пахнет, конечно, специфически, но зато кожа после него, если верить продавщице, становится ровнее на 97%. Тюбик с пилингом она купила во время короткой прогулки в Мукачево, где они остановились по дороге. Виктор хотел проверить уровень масла в машине, и пришлось ждать больше часа, пока мотор "Кашкая" остынет - так велела инструкция. Заодно и поели, прежде, чем двинуть дальше и заблудиться в тумане. А Нина с Лизой успели прошвырнуться по магазинам. "Намазать на влажную очищенную кожу лица тонким слоем и полежать 10-15 минут с закрытыми глазами, пока не почувствуете легкое жжение". - Чем так страшно воняет? - спросила дочь, вопреки обыкновению не вламываясь, а проскальзывая в комнату. - А? - Нина привстала, огляделась сонно. Убедилась, что верхушки деревьев за окном розовые от заката. Муж всхрапнул и повернулся поудобнее. - Где ты была? - строго спросила она. Лизка принюхалась. На ее лице появилось выражение веселого удивления. - Неужели ты все-таки догадалась наконец? А почему папу не намазала?- Не говори ерунды, Лизка, - отмахнулась Нина. - Зачем ты запиралась с Эрихом? Вы хоть ели? - Ели, - отмахнулась дочь. - Подожди минутку. Нина скатилась с кровати и вышла в коридор. Слава богу, на этаже никого не было, и ее лица, покрытого засохшей коркой пилинга, никто из новоявленных родственников не видел. Умывшись, она вернулась в комнату. Лиза задумчиво щупала рукой отцовский лоб. - Не мешай ему! - потребовала Нина. Лицо горело. Теперь, пожалуй, стоило наложить успокаивающую сметанную маску... - Ну вот что смешного, Лизок? Ухаживать за собой надо начинать с раннего возраста! Это сейчас ты выглядишь хорошо и без этого, а посмотрим на тебя лет через десять. - Скорее, через сто, - сказала Лиза глупость. - Мам, я хочу кое-что тебе объяснить. Послушай, пожалуйста, это важно. - Я тоже хочу сказать тебе одну вещь! И будь любезна, сама слушай меня внимательно! Во-первых, никогда больше не запирайся с этим Эрихом. Во-вторых... - Это уже вторая вещь. - Во-вторых, всегда мажь кремом не только лицо, но и шею. Запомнила? Лиза застонала. Встала, подошла к окну, за которым разливался багрянец. Обернулась к матери, покусала губу. - Зря мы сюда приехали, - сказала тихо. - Зря что? - не расслышала Нина. - Я говорю, нам пора прощаться. Я уже почти не помню, как любила тебя. Знаешь, что оказалось? Мой дед на самом деле не мой дед. Он мой брат, мы принадлежим к старинному роду вампиров. Мы особенные. Единственные вампиры на земле, кто кое-как может выносить солнечный свет. Правда, это делает наши тела изнашиваемыми, но Эрих считает, что оно того стоит. Это удобно - мы можем долго жить в одной местности, и люди не замечают странностей. А когда тело ветшает, мы помещаем свою душу и память в кровь. Вампир - это и есть его кровь, понимаешь? - Что ты... - начала Нина. Лизка тшикнула, и она решила дослушать дочь до конца. - Нужно очень доверять тому, кто остается присматриваеть за фиалом с твоей кровью. Мне повезло, что у меня были Карл и Эрих. Мое новое тело было выращено с помощью семени моего брата, помещенного в тело невинной. Это простой ритуал, но действенный, если невинная любит. Видимо, бабушка его полюбила. Наверное, поэтому она так злилась, когда вспоминала о нем. - Это не твое дело! - сказала Нина. Разговоры о матери всегда ее нервировали. - Я - Эльжбета Батори. Когда вернешься, можешь почитать обо мне в Интернете. Там будет сказано много всякого, чушь, в основном. Пожалуй, лучше не читай. - Эльжбета - это что ли Лиза по-венгерски? - переспросила Нина. Маска на лице начала подсыхать, и она осторожно принялась стирать ее вымоченным в тонике ватным тампоном. - В нашей гробнице лежат три моих предыдущих тела. Со временем и это займет там свое место. Эрих вернул мне фиал с моей памятью и силой, и теперь я меняюсь. Я снова становлюсь собой. Ты должна поверить мне сейчас, потому что завтра утром я тебе этого не скажу. Скорее всего, завтра утром мы просто убьем вас - тебя и папу. Пользуйся, пока я еще помню, как папа носил меня на шее, а ты прятала шоколадки под подушку и клялась, что их принес Дед Мороз. И, мам... отца укусили, он может быть опасен. Ближайшие несколько ночей лучше мажься этой своей... чесночной вонючкой. И следи, чтобы он сам никого не укусил! Если он не выпьет крови до следующей полной луны, все пройдет. Мам! Ты слышишь? Поняла? - Слышу, - ответила Нина сердито. - И понимаю, что большей чуши в жизни не слышала. А теперь хватит выдумывать! Пойдем, спросим этого твоего Эриха, будут нас кормить ужином или нет! Вот, кстати, и папа наконец проснулся! Глава 12. Добросовестный кредитополучатель Шлеп, шлеп. Дин, дон. Чьи-то голоса метались над ним звонкой россыпью звуков. В открытое окно залетал вечерний ветерок, трепал тонкий тюль меж раздвинутых портьер. Этот шелестящий звук проникал в глубины сна, и влажная, с матерчатыми крыльями, тварь, похожая на гигантского нетопыря, которая вперевалку шла за ним по предзакатному лесу, казалась сшитой из черного бархата и серой органзы. Тварь двигалась неуклюже и бесшумно, словно набитая ватой ожившая кукла. Воздух леденил легкие, крылья нетопыря волочились по земле, загребая подгнившую хвою и мелкие ветки. Шлеп. Шлеп. Существо двигалось с обманчивой медлительностью, но каждый раз, когда Виктор оглядывался, оказывалось все ближе. В просвете между деревьями показалось залитое водой болото с торчащими тут и там топкими островками, заросшими неестественно сочной осокой. За болотом виднелось поле с далекими серыми стенами - приземистое тяжелое строение, почти сливавшееся с туманом. Виктор снова оглянулся - преследующее его создание было совсем рядом. Он сделал усилие, попытавшись двигаться быстрее, и прыгнул на первый из зеленых островков. Воздух стал густым, островок валко уходил из-под ног. В то же мгновение ледяная лапа коснулась его плеча, и звонкий голос сказал: - Папа. Вы не успеете. Виктор оглянулся, клацнул зубами, попытавшись отпугнуть дьявольскую тварь, и в тот же момент проснулся. - Папа? - повторил неузнаваемый звонкий голос. "Па-па, па-па, а-пап-а-пап-ап", размножили звук стены. Слюна наполнила рот. - Что с ним? - тревожно спросил второй голос, гораздо более вкусный на звук. Виктор заворочал тяжелой головой, хищно принюхиваясь. Зрение подводило, слепящие лучи заката били в лицо, отчего метавшиеся вокруг тени казались тонкими и расплывчатыми. Все же что-то подсказывало ему, что достаточно сжать челюсти на горле одной из этих теней, чтобы мир стал четким и послушным. - Он почти переродился, - равнодушно ответил первый голос. - И может напасть в любую секунду. Если он попробует крови, его ничто не удержит. "Крови, крови, крови", повторило эхо. - Надо что-то делать! - вскрикнул второй голос, тот, что был вкусным и жарким. - Да брось, мам. Я выведу тебя за ворота, садись в "Кашкай" и уезжай. Низшие вампиры почти ничего не соображают в первые дни. Мне жаль, что так вышло с папой. - Ты сошла с ума! - ("Ума-ума-туман-туман-туман", повторило эхо) - Папа болен! - Он сейчас бросится, - сказал холодный звонкий голос. - Надо вызвать врача! - настаивал второй. Виктор чувствовал, как бьется наполненная горячей кровью жилка на горле,откуда вылетали эти слова. Он зарычал и одним стремительным движением потянулся к этому теплому биению. Чья-то ледяная и твердая сила остановила его прыжок, и он упал обратно в сбитые мокрые одеяла, озлобленный и обессиленный после неудачной попытки. - Мама, посмотри на его зубы. Очнись! Это действительно происходит! Еще полчаса, и соберутся остальные. Солнце садится. Тебе надо уезжать. Я позабочусь о папе. Может, ему даже понравится, - звонкий голос холодно усмехнулся. - Виктор! - теперь это вкусное, теплое стояло дальше от кровати. - Виктор, как ты себя чувствуешь? - Мама, он тебя не понимает. Ты для него сейчас - только пять литров крови. "Крови, крови, крови". - Это какое-то сумасшествие. Зря мы приехали! - Вовсе нет. Это дивный новый мир, мама. Просто он смертельно опасен для тебя. - Твой Эрих задурил тебе голову! Эти идиотские венгерские сказки... - Мам, посмотри на его зубы. И на зрачки. Почему ты не можешь представить, что я говорю правду? Ты же веришь в то, что черная кошка приносит несчастье? Или - смотри, как хочешь. Я могу выйти в эту дверь. Он загрызет тебя в секунду. - Стой! Лиза, стой. Я... Я поеду за врачом. Ледяная сила, сдавливающая его, чуть ослабела, и Виктор снова попробовал дотянуться до наполненного кровью жаркого пульса. Раздался сладкий вскрик, и теплое мясное тело забилось в его лапах. Кровь наполняла каждый мельчайший сосудик, поднималась по чужому горлу, словно умоляя его: "выпей!". Он сглотнул слюну и оскалился, наклоняясь - все в какую-то сотую долю секунды. На исходе этого мгновения новая ледяная волна навалилась на него, как океанский прибой на щепку, и отбросила далеко на берег. Замирая от неутоленной жажды, он лежал на скомканном белье. Солнце опустилось ниже, и комнату заливал яркий багряный свет. - Нина, - сказал он, вдруг вспомнив. Следовало подманить ее ближе. - Стоять! - приказала вторая. - Лиза. Дочка! Тень, от которой исходила ледяная сила, приблизилась и встала над ним. - Если он сможет удержаться и не попробовать крови в течение трех дней, он снова станет нормальным, - задумчиво сказал холодный голос. - Господи, - хныкающим тоном ответил второй, теплый и кровяной, как колбаса, - я же не умею толком водить! Как я поеду? - Папа говорил, что с "автоматом" совсем легко. Езжай потихоньку. Не останавливайся всю ночь - в движущиеся укрытия мы не заходим. - Я доеду до больницы и узнаю, что нужно сделать. Может, он чем-то отравился. У нас есть медицинская страховка... - Мам, просто уезжай! Бери "кашкай" и проваливай, пока с тобой не случилось чего похуже. Ты забудешь обо всем через три дня. Ты будешь думать, что я осталась в Кишварде со своим дедом. Тебя не будет это волновать. Ты перешлешь мне документы и перестанешь обо мне вспоминать. А теперь уматывай. - Лизка! Как ты разговариваешь с матерью! Значение слов Виктор улавливал смутно. Все же было что-то в этой беседе, что проникло в его сознание и засело там, словно раскаленный гвоздь. Что-то тревожащее, по-настоящему важное. Он сглотнул и напрягся, пытаясь хотя бы на секунду подавить жажду. Происходило что-то невероятное... - И в страховку на машину только Виктор вписан, - ноющим тоном говорила Нина. - Тебе что важнее - жизнь или "кашкай"? - резко сказала Лиза. Зазвенели ключи. - Ох, ну хорошо... Я поеду. Только ты присмотри за папой. Я доеду до Будапешта и утром позвоню. Если не свалюсь в канаву по дороге. Ни-че-го не понимаю! Виктор зарычал, вставая с кровати. - Что? - Ой! Лиза! - По-моему, он пытается что-то сказать. Давай, пап! Для того, чтобы сопротивляться жажде, низшим нужна большая сила воли. Известны всего одиннадцать случаев, когда люди по религиозным убеждениям или из личного упрямства справлялись с этим. - Что, Витенька? Что ты хочешь? Как ты себя чувствуешь? - Не подходи к нему!Пап, говори. Этому голосу нельзя было не повиноваться. Он с трудом подавил порыв сказать поганке "Да, Великая". - Маш-маш, - произнес он с усилием. - Маш-ина. Слова выговаривались сложно и невнятно, словно его челюсть не была больше приспособлена к человеческой речи. - Что? - виновато переспросила Нина, и его сознание вдруг прояснилось. Было похоже на то, как если бы он, сделав усилие, вырвался из мутной полосы тумана на свет. Нина взволнованно смотрела на него, подняв реденькие бровки. Он с раздражением вспомнил, что супруга только что почти согласилась сесть за руль драгоценного "ниссана". Машина была взята в кредит под 15% годовых, сроком на пять лет - и последние три месяца наполняла жизнь Виктора сияющим чернолаковым, на литых дисках, счастьем стоимостью почти в тридцать тысяч долларов. Ради такого можно было вытерпеть любую жажду. - Оставь в покое "кашкай"! - прорычал он. Глава 13. Сила луны Нина откинула ниже спинку пассажирского сиденья. Виктор был явно не в настроении - хмурился, выкручивая руль, чтобы объехать фонтан, молча ткнул пальцем в радио, тут же запустившее какие-то румынские новости. Нина покосилась на мужа, но решила пока не приставать к нему с расспросами. Вместо этого она мысленно пробежалась по списку дел, ожидавших ее дома. До сдачи очередного квартального отчета был месяц времени, так что на работе никаких срочных заданий не предвиделось. Цветы, среди которых был особенно дорогой сердцу Нины китайский розан, должна была поливать соседка, добропорядочная женщина средних лет, очень надежная. Она и в прежние года оказывала Ушневичам подобную услугу. Казалось, никакие неприятные неожиданности им не грозили, и все же Нину не оставляло чувство, что она упускает из виду нечто важное. - Вить, - беспомощно позвала она. - Мне кажется, я что-то забыла. Что это может быть, не знаешь? Виктор негромко зарычал. Они встали на красный светофор возле поворота к костелу на главной площади Кишварды - пустынной, словно вымершей этим вечером - и Нина видела только отблески красного сигнала на лице и в глазах мужа. Порычав, он замолчал и снова повернулся в профиль, уставившись на дорогу. - Просто мне кажется, что это что-то серьезное, - извинилась Нина. Она повернулась, пытаясь взглянуть назад. Вид пустующего заднего сиденья всколыхнул в ее душе смутные воспоминания. - А где Лизка? - заволновалась она вдруг. - Вить? Виктор издал тот же низкий вибрирующий звук, и она обиженно замолчала. В ту же секунду накатило другое воспоминание: с дочерью все в порядке, она осталась гостить у своего деда. Очень милая семья, все говорят по-русски - со смешным акцентом, конечно, и множеством местных словечек, но понять можно. Лизе понравилось, и она захотела остаться. Надо будет выслать ей из Киева все документы - забрать аттестат из школы, карту прививок... На сердце Нины полегчало. Она сняла туфли и уселась поудобнее, подвернув под себя одну ногу. За окном проплывали окраины Кишварды, пустые тротуары, залитые лунным светом, перекрестки со светофорами, мигающими желтым. - Смотри, смотри! Это не та, как ее - Инесса? Регина? Какая-то родственница-то, была еще на ужине? - удивилась она, заметив быстро скользившую вдоль домов женскую фигуру. - Странные они все-таки. Ладно хоть, что Лизе нравятся. И она им, по-моему, понравилась тоже? Хорошо будет, если дед сделает ей вид на жительство, а? Или сразу гражданство. Все-таки Шенгенская зона - это совсем другие возможности, чем у нас. О боже! Женская фигура одним ловким движением приподнялась над асфальтом, словно на секунду воспарила, не подверженная законам тяготения, и выхватила из раскрытого окна на первом этаже девочку лет четырнадцати, которая сидела на подоконнике, свесив в сторону улицы тонкие ножки. - Вить, притормози, может, нужно помочь? Там вроде бы ребенку плохо стало, и эта Инесса, кажется... Нина вглядывалась в заднее стекло. Виктор не ответил и не остановился. - Кажется, девочка упала в обморок из окна, - объяснила для себя Нина, - а эта Инесса ей искусственное дыхание делала, что ли... Вот куда родители смотрели? Разве можно позволять так сидеть? Я понимаю, первый этаж, невысоко, но ведь вот так голова закружится - и все! Между прочим, мне Эльвира Петровна рассказывала, что у них на прошлой работе монтажник пришел кондиционер монтировать, упал со стремянки, ударился головой о бетонный пол и умер прямо на месте, не спасли. Представляешь, Вить? Просто неудачно упал, головой вниз - и всего-то с высоты метра полтора! У них на полу бетон был, потому что в офисе ремонт делали, не успели еще ламинат положить. Так он и умер, а молодой был, лет двадцати всего, Эльвира Петровна сказала! Машина въехала на длинный мост между двумя холмами. Далеко внизу протекала быстрая неширокая речка. Огни Кишварды остались сзади. Виктор гнал с необычной для себя скоростью. - Вить, ну что ты молчишь все время? Все еще плохо себя чувствуешь? Я думала, тебе лучше стало. Может, остановимся, ты чаю выпьешь? У меня есть в термосе. И там, вроде бы, сушки оставались. Что-то я все забывать стала... Вечер какой-то душный, в голове туман, у тебя не так? Наверное, давление скачет. Были сушки или нет... Должны были быть. Витюнь? - Нина, - сказал Виктор с усилием. - Что? - Нина, - сказал он более отчетливо, - молчи! Ты и так пахнешь. - Я? - ужаснулась Нина. - Пахну? Да я... Ну, конечно, может быть немного - со сна - я же душ не успела принять... А смотри, луна какая! Даже жутко! - сказала она, желая переменить тему. Виктор невольно бросил взгляд вбок, куда тыкала пальцем Нина, и увидел низкую, ослепительно яркую луну багрового цвета, на которую изредка наплывали мелкие беспокойные тучки - словно кровь расплывалась по светящейся поверхности. Видимо, это зрелище мужу не понравилось, потому что Виктор застонал, дернулся и на секунду прикрыл глаза. "Кашкай" повело вбок, к краю моста. - Витя!! - взвизгнула Нина. Муж издал звериный, тоскующий вопль. Визг тормозов наложился на грохот, с которым джип влетел в перила правым крылом. Со стеклянным звоном осыпалась фара. Уродливо вздыбился капот. Перила проскрежетали вдоль правого бока машины, вдавливая дверь и оставляя кровоточащие царапины на металле и на сердце Ушневича. "Кашкай" развернуло и на прощание шлепнуло об ограду моста задним пружинистым бампером. Наступила тишина. Виктор заглушил мотор. Нина открыла глаза, которые, как оказалось, успела зажмурить. Оба молчали. Потом Виктор выругался, осторожно ударив кулаком по рулю, и еще раз ударил кулаком, на этот раз со всей силы, по собственной коленке. Хлопнула дверь: муж вылез осматривать ранения четырехколесного друга. Нина попробовала открыть дверь со своей стороны. С некоторым усилием - дверь чуть покосило - ей это удалось. Она тоже выбралась наружу. Вид был ужасающим. Глянцевая, девственная, идеально черная шкура "Кашкая" была безнадежно испорчена. Прекрасный силуэт испохаблен ударом, смят и обезображен. Виктор с исковерканным лицом сидел на корточках возле разбитой фары и зачем-то трогал пальцами торчавшие из зиявшей раны осколки. Он еле слышно стонал, видимо, сам того не замечая, и Нина увидела, как с его носа на асфальт возле капота упала слеза. - Ох, Вить, - она присела рядом и положила руку на плечо мужа. - Как же ты это, а? Ну ничего, у нас ведь есть страховка. Виктор издал то ли рыдание, то ли истерический смешок. Сказал что-то непонятное, что Нина списала на пережитое им потрясение: - Если бы не над текучей водой, я бы тебя сразу загрыз... Потом запрокинул голову к небу и завыл уже в голос, не стесняясь. В его наполненных слезами глазах плыла кровавая луна. Нина обняла его крепче и тоже заплакала. Они стояли на коленях возле искореженного капота и рыдали. Через пять минут Нина почувствовала, что рука мужа легла ей на талию, и он притянул ее ближе. Всхлипнув, она уткнулась головой в его широкое, чуть заплывшее жирком плечо. - Ты вкусно пахнешь, - пробормотал он ей в ухо. - Ыыыы! - хлюпала носом Нина. Ей было безумно жаль и новенький "кашкай", и мужа. И все же услышать комплимент было приятно. - Она совсем заморочила тебе голову, да? Ты ничего не помнишь? - спросил Виктор. От шока он нес бессмыслицу. Потом с силой погладил ее по волосам - от этого движения голова Нины запрокинулась. Виктор уткнулся губами в ее открытую шею. Странное возбуждение пронизало тело Нины немного стыдной дрожью. - Надо позвонить в страховую компанию, - сказала она, пытаясь действовать ответственно. - Это неважно, - сказал Виктор хмуро, - я понял, что все равно не продержусь три дня. Все, приехали. Пойдем отсюда, вернемся к началу моста. Если бы я был за рулем - это отвлекает, а так... нет, Нин, это безнадежно. Наверное, Лизка знала с самого начала. Кровавая Эльжбета, - он мрачно хмыкнул. - Вить, ну что ты такое несешь? Слушай, ты головой не ударялся? - Пошли к началу моста. - Зачем? - Потому что я хочу... - зарычал Виктор, и тут же замолчал. Потом начал снова. - Там висел телефон SOS. Нинок... ты так одуряюще пахнешь! - Я думала, тебе не нравится, - сквозь слезы кокетливо шепнула Нина. Виктор зарычал и второй раз поцеловал ее шею, присасываясь. Нину пробило той же дрожью. Такой пылкости со стороны мужа она давно не ощущала. - Вить, ну ты что... - прошептала она. - Не могу видеть его таким изуродованным, - его щеки были мокрыми от слез, но руки прижимали ее к себе все крепче. - Я старался, честно, старался. Это все луна. Я же просил тебя замолчать... - Кто же знал, что ты зажмуришься! - возмутилась Нина. Виктор встал, с силой приподнимая ее вместе с собой. Ее ноги на секунду оторвались от земли - было приятно чувствовать себя маленькой и слабой в надежных объятиях мужа. Нина заставила себя еще раз вспомнить о страховке, но утешения и спокойствия эта мысль почему-то не принесла. Ее начало охватывать странное, болезненное волнение, и она сама потянулась к губам Виктора. Тот на секунду поставил ее на землю, а потом чуть пригнулся, подхватил супругу под спину и ноги, и легко понес прочь от машины, в начало моста. Далеко внизу текла речка, благодаря которой он мог еще несколько минут побыть человеком. А потом - в лесах вокруг Кишварды станет одной летучей мышью больше, а у властительницы вампиров прибавится еще один подданный. Так ли важно кровавой Эльжбете, кто отец ее очередной физической оболочки? Ведь Лизы Ушневич уже не существовало. - Тебе не будет больно, - прошептал Виктор в сладкую белую шею. Откуда-то он знал это совершенно точно: им никогда не бывает больно. Глава 14. Флафф по-вампирски Двое стояли в проеме окна, залитые светом багровой луны: девушка с пышными волосами и высокий худощавый юноша. Они молча смотрели, как черный "Ниссан" сделал круг по площади, сверкнул на прощанье коротким отблеском (лунный свет отразился в боковом зеркале), выехал на улицу и скрылся за поворотом. Несколько минут пара стояла неподвижно, прислушиваясь к звуку удаляющейся машины. Потом юноша положил руки на плечи девушки и обнял ее, притягивая к себе. Ткнулся носом в кудрявую макушку. - Это всегда такой риск, Эльжбета, - пробормотал он. Девушка промолчала, только чуть повернула голову в знак внимания. - В какой-то момент я подумал, что на этот раз ты не вернешься. В тебе - в ней - было так много... Он замолчал, не договорив. Потом сменил тему: - Думаешь, ему удастся справиться с жаждой? На этот раз его собеседница засмеялась и ответила: - Нет, конечно. Виктор никогда не мог устоять даже перед обычной котлетой. У мамы нет никаких шансов, - она откинула со лба упавшую прядь и удобнее устроилась в его объятиях. - Чего, ты сказал, было во мне слишком много? Ее собеседник помедлил. Луна поднималась выше над городом, черепичные крыши домов казались черными. - Человеческого, - ответил он наконец, - мне показалось, что ты жалеешь их. Я испугался, что великая Эльжбета Батори может оставить нас ради обычной жизни. - Невозможно, - пожала плечами девушка. - Карл тоже волновался. В конце концов, это была его ответственность. Он выбирал женщину для восстановления. - Чтобы справиться с памятью, хранящейся в моей крови, в человеческом существе должно быть столько же мощи... Откуда? Эрих, с каждым перерождением я становлюсь сильнее. Сейчас во мне силы пятерых. Как можно было опасаться обычной семнадцатилетней девчонки? - Но ты ведь отпустила их? - сказал юноша. - Не из любви. Из любопытства, может быть... Было бы забавно, если бы у отца получилось устоять. Они такие жалкие! Невинные и бестолковые, как... как телепузики. Мне всегда так казалось. Даже когда я считала себя их дочерью. - Телепузики? - мягко переспросил Эрих. - Детская программа. Лизе Ушневич они нравились, когда она была маленькой. Я смотрела их лет до шести. Разноцветные, веселые и феноменально бессмысленные! Девушка покачала головой. - Хорошо вернуться к себе. - С новыми знаниями о телепузиках, - поддразнивая, сказал Эрих. Она серьезно кивнула. - Никогда не знаешь, каким будет новое тело... что за навыки приобретешь. Но это и делает нас почти неотличимыми от них, так ведь? - Карл будет ворчать. Он потерял много сил, сидя тут взаперти. Все тридцать семь лет, пока тебя не было, клан жил впроголодь. Мы затаились... Горожане почти забыли о нас. Разве что сторож с кладбища, тот помнит. Мы думаем, он знает, что Инесса выходит на охоту в полнолуние. Она однажды потеряла свою красную ленту, когда возвращалась, и нашла ее в следующую луну на собственной могильной плите. - Старый Михаш. Слишком труслив, чтобы пойти против нас. Пусть живет. Должен же их кто-то хоронить. - В Нине осталась частица силы Карла. Он хотел забрать ее. Все же... почему в этот раз ты позволила родителям... Что изменилось? - Время, Эрих. Изменилось время! Разве вы с Карлом этого не заметили? Если Виктор не выдержит, пусть это будет вдали от нашего дома. Так надежнее. В первый раз он не сможет сделать это аккуратно. А информация сейчас разносится быстро, - девушка распахнула окно, и с улицы в комнату ворвался сырой ночной воздух. Город казался вымершим, было слышно только, как глухо шумят в парке деревья. Эльжбета замолчала и подняла глаза к небу. - Когда я впервые почувствовала это в себе, была такая же ночь, - сказала она глухо. - Я почти не помню себя человеком, такой, какой была до той ночи. Османские войска спалили наши укрепления. Родители, братья и сестры были убиты. Мой муж, мой двухнедельный ребенок... Потом я открыла глаза - через два часа после бойни - и над городом плыла точно такая же луна, как сегодня... и было тихо. И Он стоял рядом со мной. Великий князь, сам Влад Дракула. Он предложил вечную жизнь и силу взамен того, что я и так уже ненавидела! Кому нужна человеческая душа, если от нее столько боли? Седьмая дочь седьмого сына... царская добыча. Глоток крови, который я согласилась дать твоему деду добровольно... Он дал ему могущество. И власть над всеми кланами Трансильвании. Юноша сильнее обнял худенькие плечи девушки. - Ты отомстила. Не стоит к этому возвращаться. - О, я залила страну кровью. Каждый раз после перевоплощения это вспоминается так ярко! Словно вчера... Мне хочется говорить об этом. Ты ведь помнишь? Тогда можно было убивать любого, встреченного на дороге, и не бояться последствий. Никто ничего не записывал, никто не знал, что происходит за ближайшим поворотом. Человек отправлялся из дома с посохом и мешком, доходил до леса и пропадал навсегда. А его жизнь продлевала мою. И его предсмертная ненависть вплеталась в мою. Она повернулась к Эриху и взглянула в его темные, запавшие глаза. Прошептала: - Ведь я почти сразу поняла, кто виноват в том, что все мои близкие погибли. Тогда я и стала собирать собственный клан. Десять лет думала только о том, как победить Влада. Инесса... она была одной из первых в моей новой семье. Бродила вокруг своего сожженого табора и выла. Трое ее детей сгорели живьем. Жалкое зрелище. - Люди, - кивнул Эрих. - Все равно, что любить всем сердцем бабочек-однодневок... И все-таки мне не удавалось создавать высших вампиров. Только нежить. - Со временем они становятся лучше. И они преданы создателю. - Но все же они не такие, как мы. Когда я встретила тебя... и ты не испугался... - Чего было пугаться? Дед обратил меня, когда мне исполнилось двадцать. В тот год я только и думал, что о смерти - читал Цицерона и Сенеку, бродил по лесам... Так бывает в девятнадцать, когда единственный твой друг - старый полоумный священник, помешанный на латыни. А потом началась война, и дед сказал, что знает, как сделать меня неуязвимым для стрел. Я-то считал себя ученым, а россказни про вампиров - крестьянскими бреднями! Когда я увидел тебя над его телом, то даже не понял сначала, что он мертв. Только удивился той силе, что горела в твоих глазах. Мне захотелось обнять тебя... попробовать тебя на вкус. Это было так странно. Я не знал женщин до этого. - Тебя мучают эти воспоминания? - Нет. - Эрих улыбнулся и качнул головой. - Я не любил деда так, как люблю тебя. Я вообще никого не любил. Мать умерла, когда мне был год, отец пропал на охоте, а дед... Он был страшен. И ты имела право мстить. Я был счастлив, когда мы нашли Карла в подземелье и оказалось, что хоть один из твоих братьев выжил. Может быть, я любил старого отца Готлиба... но его нашли на церковном кладбище с распоротым животом, откуда торчали его любимые свитки... У кого-то из нападавших было своеобразное чувство юмора. - Карл, тоже обращенный. Совсем маленький, не понимающий, что с ним произошло. Если бы я могла, я убила бы Влада еще раз. - У твоего отца было семеро дочерей и семеро сыновей. Дед говорил, что книги предсказывали им могущество. Он мечтал отнять его для себя. - Иногда мне жаль, что мы сожгли библиотеку. - Мы узнали главное. Оставлять ее было опасно. - Да. Мы научились оставаться живыми... почти. Но нас всего трое. Лиза Ушневич мечтала о хрустальном корабле, который увезет ее в небывалые дали, знаешь? Глупая девчонка! А я... Я просто хочу видеть свою тень. Загробный мир прекрасен, но мне нравится смотреть на солнце. - Эльжбета... Ты же знаешь, я всегда... Мы лучше, чем живые, потому что сильнее. Наши сердца бьются. Твое тело - это тело семнадцатилетней девушки! Мы могли бы... - Нет. Никаких детей. Пусть все остается, как есть. У нас есть мы, наша память и наши богатства. Мы умеем призывать духов и танцевать с лунным светом. Ты можешь сочинять свои трактаты... А если решишь испытать родительские чувства, выйди на улицу и выпей какого-нибудь многодетного отца! На пару недель его памяти тебе хватит. Лица собеседников заливал мертвенный, красноватый лунный свет, подчеркивающий тени. Глаза казались черными провалами. Юноша поцеловал лоб девушки и проговорил негромко: - Я только хочу, чтобы ты стала счастлива. Она улыбнулась. - Это нелегко. Но я довольна настолько, насколько возможно. Я снова жива, мне семнадцать лет, и впереди десятилетия молодости. Девушка достала пикнувший в ее кармане мобильник, взглянула на появившийся в верхнем левом углу желтый "конверт", показывающий, что пришло сообщение, и, не читая его, убрала трубку обратно в карман. - Венгрия была самым глухим местом, которое только можно найти в Европе. Однако теперь... Друзья этой девочки волнуются о ней. Между нами тысяча километров, а их письма доходят почти мгновенно. Им нужно будет что-то ответить. - Зато сейчас никто всерьез не верит в вампиров. Мы живем в очень материалистичное время, - усмехнулся Эрих. - В Средние века мы рисковали сильнее. Вспомни, однажды тебе даже пришлось умереть под пытками! Счастье, что мы успели провести ритуал и сохранить фиал с памятью крови. - В Средние века информация распространялась медленно или не распространялась вообще. - Зато ей верили и действовали решительно. Сколько кладбищ они сожгли? Сколько осиновых кольев было срублено в венгерских лесах? Сколько раз они шли с церковным ходом и своими отвратительными святыми? Луна высоко висела над городом, освещая самые дальние уголки парка. Красноватый свет дробился и мерцал в чаше фонтана. Издалека донесся слабый звук - то ли задушенный крик, то ли порыв ветра. Девушка протянула руку, и полупрозрачная серебристая птица села ей на плечо. - Мост над текучей водой, - прошептала ей Эльжбета. - помоги ему удержаться. Лети стрелой, призрак. Потом она снова повернулась к Эриху. Секунду юноша вглядывался в нежное, юное лицо, потом наклонился и крепко поцеловал ее в губы. - Я был прав, - шепнул он, - в тебе все еще остается слишком много от этой девчушки. Все-таки решила оставить ее родителей живыми? Сейчас опять будешь рассказывать про информацию, Интернет и безопасность? Элиза, Ли... Эльжбета вздохнула и пожала плечами. - Они забавные. Я вдруг подумала, что умереть они всегда успеют. Она смотрела на него серьезно и нежно. - Притворимся людьми? - прошептал он, целуя ее. - Да... Можем однажды навестить их. Они сами как дети. У тебя ведь никогда не было тещи, а? Мама наверняка ничего не поймет. Ты сам сказал, в эти времена в вампиров не верят. - Да уж, - Эрих рассмеялся, - тещи не было. Но я слышал о них много пугающего. Она потянулась к нему за следующим поцелуем. - Эрих...ты... Знаешь? Я снова влюбилась в тебя, даже не вспомнив еще, кто ты такой. Как только увидела твои глаза... Эрих судорожно вздохнул и обнял девушку крепче. Прижал ее к себе со всей силы. - Моя черная королева. Он снова поцеловал ее и что-то прошептал на ухо. - Что? - не расслышала она. - Я говорю - счастлив, что ты вернулась. Пойдем, сделаем кое-что человеческое? Глава 15. Сломанный бачок, сломанная жизнь Виктор зарычал, вгрызаясь в супругу, и почувствовал, как несколько горячих соленых капель упали ему на язык. Нина охнула и мелко задрожала. Где-то в доме соседи смотрели очередной бандитско-ментовской сериал, и в такт его толчкам из-за стены раздавались крики и пистолетные выстрелы. |
| "Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом" |