Люка: Когда оживают зеркала

Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

Когда оживают зеркала
Автор:	Люка
Бета:	Пухоспинка
Рейтинг:	NC-17
Пейринг:	ГП/СС
Жанр:	AU, POV, PWP
Отказ:	Все не мое.
Вызов:	Обед со снарри
Аннотация:	Небольшая зарисовка: много любопытства и нездоровых фантазий. Предупреждение: АУ, ООС, вуайеризм, эксгибиционизм, ненормативная лексика.
Комментарии:	Фик написан на фест «Обед со снарри» на Polyjuice Potion, 2010
Каталог:	Пост-Хогвартс, AU
Предупреждения:	AU, OOC, слэш
Статус:	Закончен
Выложен:	2010-03-22 17:52:14 (последнее обновление: 2010.03.22 17:52:07)
	просмотреть/оставить комментарии

Глава 1.

Никогда не понимал вуайеристов. Есть них что-то больное. Приходят около полуночи, когда в пристройке бара «Ветераны» открывается специальный зал. Прячут взгляд, сидят за столиками, втянув голову в плечи, и нервно посматривают на часы. Однажды один из них не успел закрыть за собой дверь, и я увидел, как он подбежал к дальней стене и прильнул к зеркалу, жадно вглядываясь в темноту по ту сторону. Я даже посочувствовал незнакомому извращенцу – это же надо, как приспичило.

В тот день я приходил с официальной проверкой. Осмотр закончился в одном из помещений, где закрывались любители подрочить на чужой секс. Поставив на строгий пергамент лицензии штамп «Проверено Авроратом», я с интересом осматривался.

– Никакой маггловской дряни: ни наркотиков, ни возбуждающих, – напомнил я. – Пусть твои извращенцы обходятся своими силами.

– Никогда! – Дуглас даже руками на меня замахал. – Я законопослушный гражданин и честный предприниматель. Все доходы указываю в налоговой декларации.

– И без принуждения! – добавил я, рассматривая коробку с влажными салфетками – единственным предметом гигиены в комнатке для подсматривания. Кресло, мусорное ведро и салфетки – больше извращенцу ничего не надо. Нет, еще ему нужен хороший обзор, чтобы видеть шоу в соседнем помещении. Да, пусть я тоже чертов гей, но я никогда не испытывал желания подсматривать за мужчинами, занимающимися сексом с другими мужчинами. И с женщинами тоже. С детьми, животными, подходящими предметами – нет. Тем более не хотел бы оказаться по другую сторону зеркала, в роли совокупляющейся жертвы вуайеристов.

– Клянусь, все по доброй воле, – горячо уверял меня Дуглас, прижимая ладони к груди. – Никаких хастлеров и наркотиков, просто закрытый клуб по интересам.

– Неужели кто-то соглашается трахаться на глазах у всех?

– О, даже не представляешь, сколько желающих.

– Тьфу...

– Гарри, ты не понимаешь, – светлые глаза владельца клуба подернулись похотливой пеленой. – Когда за каждым твоим движением следит десяток глаз, когда каждый твой вздох ловит несколько ушей, когда ты кончаешь, чувствуя, что вместе с тобой кончает сразу несколько…

– Дуг, заткнись, ради Мерлина. И избавь меня от подробностей ваших нездоровых игрищ.

Он только рассмеялся и сходу предложил Золотую карту – как постоянному клиенту «Ветеранов». Сперва я возмутился, приняв этот жест за насмешку, но Дуглас заверил меня, что действует от чистого сердца. Подозреваю, ему льстило, что знаменитый аврор всегда выбирает именно его бар, чтобы раз в месяц, трусливо спрятавшись за маскировочными чарами, «пропустить рюмочку после службы».

По здравому размышлению карту я взял – помимо доступа в зал для вуайеристов, особого обслуживания и возможности аппарировать из любого места клуба она давала приличную скидку при аренде апартаментов. Уютные чистенькие комнатки с крепкими замками на дверях и ситцевыми занавесками на втором этаже пристройки; комнатки, в которых есть душ и туалет, а кровати всегда заправлены хрустким крахмальным бельем, перестилаемым после каждого клиента. Что-что, а на чистоте Дуг никогда не экономил. Иногда я ходил туда просто, чтобы выспаться – без детских криков над ухом и постоянной суеты.

Мое отношение к странным привычкам членов клуба изменилось одним зимним вечером, за пару дней до Рождества. Позади остался месяц напряженной работы, когда на секс вообще не было времени, впереди – несколько недель семейных праздников. Улыбки, поздравления, подарки, сливовый пудинг, гусь с яблоками и детский смех. И на мили вокруг ни одного мужчины, согласного разделить удовольствие на двоих. Поэтому, едва дождавшись окончания последнего перед Рождеством рабочего дня, я аппарировал прямиком в кабинет Дугласа, бросил гостеприимному хозяину пару ничего не значащих фраз и почти бегом спустился в бар. В желании поскорее получить необходимую разрядку я согласился трахнуться с первым же посетителем, подошедшим знакомиться. Парень, должно быть, удивился: я сразу поволок его к задней двери бара, ведущей в пристройку, даже не предложив выпить – неслыханное нарушение негласного этикета.

Я так торопился, что не смотрел по сторонам, и, конечно же, отдавил несколько пар ног, расчищая дорогу к вожделенной цели. Какой-то сухопарый джентльмен, получив от меня толчок в плечо и неразборчивое извинение, прошипел вслед ругательство.

– Прошу прощения, сэр! – выпалил я, нетерпеливо подталкивая своего спутника к дверям.

– Невоспитанный сопляк, – раздался за спиной знакомый голос. – Так зудит, что готов по головам бежать.

– Зависть – отвратительное чувство, – парировал я и обернулся.

В первый момент показалось, что я обознался. Ворчун, обозвавший меня сопляком, сидел у стойки, барная лампа освещала длинные пальцы, сжимающие стакан с виски, все остальное терялось в полумраке и густом табачном дыму. Я уже решил, что последняя предпраздничная неделя была слишком напряженной, раз мне мерещатся призраки прошлого, но тут темный силуэт качнулся вперед, и впечатляющий нос профессора Снейпа вплыл в желтый круг света.

Я застыл на месте, не веря глазам. Мой спутник, раздосадованный задержкой, нетерпеливо дернул меня за рукав, подталкивая к дверям. Я позволил себя увести, хоть острое желание, натягивающее брюки в паху, заметно поутихло. Поднимаясь в номер, открывая дверь и торопливо стаскивая одежду, я не мог отделаться от навязчивого образа бледных рук на мраморе стойки и медовой жидкости, покачивающейся в стакане. Неужели это действительно был Снейп? Он пришел в заведение для геев в пятницу вечером, сидит на той самой стороне бара, с которой лучше всего виден циферблат настенных часов, отсчитывающих минуты до начала представления. Может, он не подозревает, что за публика тут собирается? Или просто шел мимо и, замерзнув на сыром ветру, решил заглянуть в первое же попавшееся кафе? Чушь, каждая собака в Лютном переулке знает бар «Ветераны», просто так сюда не заходят. Неужели он такой же, как я? А может, он из этих сумасшедших извращенцев? По субботам появляется на пороге, быстро проходит в узкую комнатку, придвигает кресло ближе к стеклу, с выражением скуки на длинной физиономии рассматривает парочку, кувыркающуюся на помосте. Еще и нос морщит брезгливо, мол, и не такое видели, десять баллов с бара «Ветераны» за унылую программу. Потом медленно возбуждается – о Мерлин, возбужденный Снейп! – расстегивает пуговицы, съезжает в кресле пониже… Интересно, как он это делает, просто сует руку в трусы или приспускает белье вместе с брюками до лодыжек, чтобы было удобнее? Наверняка он дрочит быстро, беззвучно. Только перед самым финалом позволяет себе громкий выдох и короткий стон. Жирные черные волосы липнут к мокрому лбу, пальцы свободной руки судорожно цепляются за сиденье, движения становятся резче, дерганей, отрывистей, пока, наконец…

– О-о-о, мать твою! Господи…

Я утыкаюсь лбом в подушку и хрипло дышу, позволяя партнеру размазывать по моей спине сперму из презерватива. Шершавая ладонь скользит по коже, поглаживает, пощипывает, а потом звонко и покровительственно хлопает меня по заднице.

– Не хочешь выпить, красавчик?

– Обойдусь, – выдыхаю я, невольно подаваясь назад, когда палец случайного любовника в последний раз трогает меня между ног.

– Жаль. А повторить не хочешь?

В его голосе звучит надежда, а после моего отказа – разочарование. Недолгий обмен дежурными фразами, шорох одежды и хлопок двери. Я остаюсь один, ложусь на бок и разглядываю веселенький узор на обоях – я кончил, представляя себе Снейпа, кончающего в комнате для извращенцев, потому что сразу посчитал его извращенцем. Это здорово заводит, но все равно где-то в глубине души появляется злорадная мыслишка – я не такой как он. Пусть я тоже предпочитаю мужиков и люблю трахаться в задницу, но я не болен до такой степени. Я почти нормальный.

Лежу на кровати, уставившись в стену, и вдруг начинаю смеяться. Вот он я, Гарри Поттер, меня только что долго, сильно и глубоко ебали в жопу, а до этого я сосал здоровенный хер, причмокивая и зажмурив от удовольствия глаза. А потом попросил мужика, отодравшего меня в зад, снять презерватив и вылить содержимое мне на спину. Сейчас я оденусь, наплевав на душ и очищающее заклинание, и унесу домой запах случайного партнера. Мне нравится чувствовать себя шлюхой. Маленькой героической шлюхой, увешанной орденами. И при этом я считаю Снейпа извращенцем, потому что он, предположительно, любит дрочить, подсматривая за трахающимися парочками. Забавно, а?

Если бы я был умнее, то сейчас встал бы, принял душ и вернулся домой, чтобы выспаться и посвятить завтрашний вечер срыванию бумажных бантов и блестящей обертки с рождественских подарков. Если бы я был менее любопытным, то постарался бы вытравить из памяти золотой всплеск виски в толстостенном стакане. Если бы я не был так сконфужен собственной реакцией, то не пошел бы выяснять, как часто бывший профессор Зельеварения наведывается в «Ветераны», и зачем он это делает.

* * *

– Вы же знакомы. Подойди и поговори со своим нелюдимым орденоносцем.

Я почувствовал раздражение. Наивно было предполагать, что Дуглас пойдет навстречу, движимый симпатией к моей персоне. Судя по его лицу, никакой дополнительной информации я не получу, а обрывки сплетен о Снейпе, время от времени появляющиеся в «Ежедневном пророке», я и сам прекрасно помню.

– Приходит нечасто, – Дуг ткнул пальцем-сосиской в стекло потайного окошка, из которого просматривалось помещение бара. – Сидит, пьет, уходит.

– Один уходит?

– Слушай, я за клиентами не слежу. А что, старая романтическая связь? – глаза Дугласа заблестели от любопытства. – Или ты по службе интересуешься?

– В частном порядке, – я подошел ближе и тоже посмотрел в окошко.

За тусклым неровным стеклом открывался вид на барную стойку, освещенную рядом подвесных ламп. Не знаю, почему я решил, что Снейп все еще внизу, но он действительно был там: длинные сухие пальцы неторопливо крутили стакан с виски. Интересно, сколько таких стаканов он уже выпил? Сколько он там сидит – час? Полтора? Столько я сам провел времени со своим случайным партнером?

– Давай, давай, подойди к нему, – пухлый кулак Дугласа ткнул меня под ребро. – Предложи выпить, порасспроси о жизни, ты сам все знаешь.

– Он меня не интересует в этом смысле, – соврал я. Соврал больше себе, а не змею-искусителю, подстегивающему болезненное любопытство. Вот значит как – Снейп тут завсегдатай. Заявился в гей-бар в своем истинном обличии, никак не замаскировавшись. Не тревожится о репутации? Хотя, какая там репутация… С момента его последнего скупого и язвительного интервью прошло почти десять лет, про него большая часть Магического мира давно забыла.

– Он один из самых щедрых клиентов клуба. Взносы платит аккуратно и никогда не пользуется номерами.

– Брезгует?

– Оскорбить хочешь? Может, у него есть с кем поразвлечься дома, а тут он просто отдыхает.

Я кивнул, судорожно соображая, как относиться к тому, что Снейп действительно извращенец. Не просто любитель подглядывать, а еще и благодетель, отстегивающий звонкие галеоны на свое грязненькое хобби. Не пользуется номерами… Может, Дуглас прав, и Снейп ведет благочестивый образ жизни, получая свою порцию настоящего удовольствия по строгой норме, раз в неделю, по субботам. А потом возвращается домой к какому-нибудь Джону или Роберту, или даже Мэри, варит лечебные зелья по контракту с госпиталем Святого Мунго, вечерами сидит у камина и изучает каталог редких трав.

Или все проще – он не может найти себе пару?

Я еще раз взглянул в окошко и хмыкнул – вокруг Снейпа словно образовался кокон отчуждения. Бар в этот час уже гудел посетителями, свободных мест не было, и только рядом с ним оставались незанятые стулья. Ну еще бы, он и косметическими чарами пренебрег, чтобы хоть немного улучшить внешность и заинтересовать потенциальных партнеров. Значит, знакомства его вряд ли интересуют.

– Слушай, ты извини, но мне пора зал открывать, – рука Дугласа легла мне на плечо, – пойду. А ты, если хочешь, можешь посидеть здесь, аппарируешь домой прямо из кабинета. Или вон, камин в твоем распоряжении. Счастливого Рождества, или что там положено желать, и еще…

– Дуг, у тебя же наверняка есть какая-нибудь специальная кабинка, из которой просматриваются все остальные? – спросил я, пугаясь своего внезапного решения. – Еще одно слуховое окошко, дырка в стене, потайная ниша, камера слежения…

– Стой, стой! Никаких… камер… никаких камер не знаю, – Дуглас, похоже, растерял весь запас шуточек, настолько удивился. – Объясни по-человечески, чего ты хочешь? Посмотреть представление или… – он заговорщицки понизил голос, и мне захотелось его ударить, – или подглядеть за своим знакомым?

Хотел бы я знать ответ на этот вопрос – думал я, проходя мимо ящиков со спиртным, которыми был заставлен узкий проход, ведущий в пристройку. Высокий силуэт идущего впереди Дугласа в развивающейся мантии напоминал изображение старика Харона из книги мифов, подаренной моим детям на позапрошлое рождество. Добро пожаловать в царство полного и окончательного разврата, Гарри Джеймс Поттер.

Царство разврата оказалось крохотным помещением, декорированным единственной табуреткой, чашкой с недопитым кофе, оставленной на полу, и вчерашним выпуском «Ежедневного пророка».

– Отвратительно, – проворчал я, отодвигая ногой чашку, за которой потянулась прилипшая к донышку газетная страница. – Ты что здесь, прессу изучаешь?

– Ну не дрочу же, – пропыхтел позади Дуг. – Я работаю, вообще-то, за порядком слежу.

Я подошел к стене и прислонился лбом к стеклу, показавшемуся ледяным. Там, в темноте, скоро начнется то, ради чего чокнутые извращенцы готовы выкладывать половину месячной зарплаты министерского клерка. В центре гулкого зала, со всех сторон окруженного узкими зеркалами, будут трахаться два ирландца, по словам Дугласа, решивших отметить годовщину отношений. Кем надо быть, чтобы пускать слюни на это зрелище? Снейпом, наверное.

– Держи, – Дуглас протянул мне гладкие узкие очки, чем-то напоминающие горнолыжные. – Надевай, а то в темноте не разглядишь ничего. Да ладно тебе, – поморщился он, когда я начал подозрительно вертеть странный предмет в руках, – я просто немного поколдовал, чтобы качество улучшить. Зато теперь можно в кромешной тьме читать.

– Теперь понятно, зачем тут газета – эксперимент проводил? – я уже натягивал очки, не обращая внимания на оправдывающееся бормотание.

Поправив оправу, плотно прилегающую к лицу, я осмотрелся и ахнул – мир вокруг совершенно преобразился. Стены комнатушки окрасились густым черным цветом, фигура Дугласа засветилась всеми оттенками красного, от алого пятна вокруг лица, до темно-бордового пламени мантии. Я поднес к глазам ладонь, привыкая к новому зрению – казалось, что вокруг моих пальцев медленно пульсирует прозрачная аура, светящаяся розовым.

– Ну как? – фигура Дуга чуть качнулась к двери.

– Нормально, можешь начинать представление, – хмыкнул я, поворачиваясь к квадратному провалу в стене, в которое превратилось зеркало.

Сейчас оно уже не казалось черными слепым пятном – стекло ожило, задышало бриллиантовой зеленью пустого холодного зала, засветилось узкими желтыми глазами кабинок на противоположной стороне. В зрачках зеленого чудовища копошились странные черные точки, похожие на фруктовых мушек. Я поднял руку, чтобы поправить оправу, но магия артефакта все сделала за меня – желтые прямоугольники приблизились, и фруктовые мушки превратились в людей. Вот они, мерзкие психи, занимающие свои места. Какая ирония – они будут смотреть на двух человеческих особей, совокупляющихся на потеху почтенной публики, а я стану наблюдать за самой публикой. Перед глазами мелькнуло несколько ярких вспышек, помещения обрели объем и четкость – казалось, что можно дотянуться до любой из кабинок.

Я всматривался в шеренгу светящихся прямоугольников: незнакомые, чуть расплывчатые мужские силуэты, высокие, низкие, сидящие на стульях и прохаживающиеся от стены к стене, отрывающие листы салфеток, нетерпеливо расстегивающие брюки, или застывшие перед стеклом. Их было не больше дюжины, этих узких футляров с двигающимися в них людьми, но мне казалось, что намного больше.

Пронзительно-голубая вспышка ударила по глазам, заставив замотать головой. Помост в центре зала осветился узким лучом, льющимся с потолка, двое обнаженных мужчин поднялись по ступенькам и встали друг к другу лицом. Представление началось.

Не знаю, чего ждали зрители по другую сторону зеркал, но я через несколько минут почувствовал разочарование. Ничего особо возбуждающего не происходило – таинственные ирландцы оказались обладателями самой заурядной внешности, да еще у того, что постарше, была внушительная лысина и волосатый пивной животик. Его молодой спутник, смущенно усмехаясь, сел голым задом на помост и вздрогнул – видимо, красный ковер, наброшенный сверху на полированные доски, оказался слишком жестким. Или холодным. Через несколько минут парочка в центре зала вполне освоилась и принялась целоваться, завалившись на пол. От ирландской лысины, гладкой и блестящей, иногда отскакивал голубой зайчик, молодой партнер открывал рот и закатывал глаза, когда его любовник прихватывал зубами ареолу соска. Судя по всему, после непродолжительной прелюдии дебютанты перейдут к минету, а затем, возможно, и к соитию – скучно. Если подобное зрелище считается возбуждающим, то придется признать, что я никудышный извращенец.

Я зашарил позади себя ногой, ближе подтягивая табуретку. Теперь понятно, зачем тут газета и чашка – чтобы не помереть со скуки, дожидаясь окончания вялого полового акта. А эти уроды дрочат, надо же. Прямо напротив моего убежища устроился пожилой мужчина, синюшный как труп, кулак быстро снует между ног, на покатом лбу вздулась крупная вена. Высокий мулат в соседней кабинке уткнулся щекой в стекло и тяжело дышит, видимо, веселье уже близится к концу – скорострел, все ясно. Толстяк справа только разогревался, не отрывая взгляда от целующейся пары на помосте. Еще один господин неопределенного возраста в кабинке слева нервно комкал в ладони носовой платок. Неужели их действительно возбуждает происходящее? Психи.

Я уже хотел снять чертовы очки, высказать Дугласу все, что я думаю о его невинном увлечении, и спокойно аппарировать домой, но в этот момент, наконец-то, увидел Снейпа.

Глава 2.

Бывший профессор устроился в самой дальней кабинке, по правую сторону от помоста. Сквозь заколдованные линзы он выглядел очень необычно – словно окутанный с ног до головы дрожащим лилово-сиреневым маревом. Я приблизил изображение и сел на услужливо поднырнувший мне под зад табурет.

Снейп дрочил серьезно и методично, как будто готовил очередное зелье. Бледно-сиреневый кулак ритмично двигался между безволосых, широко раздвинутых бедер, вывернутое наизнанку белье спущено до щиколоток. Происходящее так походило на мои фантазии, что я нервно облизнул губы, не смея отвести взгляд. Вот сейчас он должен откинуться на спинку стула и чуть опустить голову, подаваясь бедрами вперед. А теперь мотнет головой, убирая с мокрого лба волосы.

Не помню, в какой момент я перестал смотреть по сторонам. Не помню, когда расстегнул пряжку ремня и молнию на брюках. Не помню, как долго насиловал себя, невольно подстроившись под быстрый ритм сиреневой руки. Помню только, что в тот момент я хотел одного – кончить. Кончить, глядя как Снейп, еще шире раздвинув тощие ноги, мнет себя в паху, зажмурив глаза и открыв рот, перекатывает пальцами темные мягкие шары, ерзает на сидении, мелко вздрагивая бледным животом – самое возбуждающее зрелище, которое мне доводилось видеть. Почему у него такая гладкая кожа на внутренней стороне бедра? Он уже в возрасте, почему же она такая неестественно гладкая? Почему он так… да, вот так, вот так останавливается и нарочито медленно оглаживает большим пальцем лоснящийся купол головки, зажатой в кулаке? Какого черта он так бесстыдно выставляет себя напоказ? Колени упираются в ледяное стекло, дергаются, оставляя круглые запотевшие пятна, разъезжаются в стороны, демонстрируя затененный пах, над которым трудятся длинные ладони. Он дрочит, словно держит стакан с виски – плотно обхватив пальцами ствол, сильнее сжимая у основания, чуть поворачивая кисть, и я повторяю каждое движение, уткнувшись в зеркало лбом.

Мне кажется, что если я напрягу слух, то услышу тяжелое дыхание Снейпа, а если вздохну поглубже – то почувствую запах его возбуждения. Глупая идея, но я со всхлипом втягиваю носом сырой воздух каморки, пахнущий моим потом. Нереальность происходящего туманит голову, и я хочу, чтобы он сейчас, сию минуту отвернулся от помоста и смотрел на меня – дикое неестественное желание, густое, как кофейная жижа, вытекающая из опрокинутой чашки, и острое, как голубой зайчик, отскакивающий от потной лысины ирландского извращенца. И тут Снейп, словно услышав мои мысли, поднимает голову и внимательно смотрит в темноту за стеклом. На меня.

Жуткий страх, что мое убежище раскрыто, кипятком обдает пах, и я кончаю, не смея отвернуться, пришпиленный к своему позорному трону взглядом черных глаз. Они же черные? Черные, как густые тени от надбровных дуг, как мрак за тонированными зеркалами, как подвернутый рукав его сюртука, до локтя обнажающий сухую фиолетовую руку, господи боже мой, почему он не отворачивается?!

Едва отойдя от оргазма, я срываю очки, и зал за зеркалом проваливается во мрак – ни Снейпа, ни освещенных прямоугольников, ни потустороннего месива красок, ничего. Только в самом центре, в луче желтого электрического света корчатся два обнаженных тела – ирландцы продолжают праздновать годовщину своей неземной любви. Фантасмагория.

***

Смесь любопытства и похоти, немного поутихшая за неделю, вспыхнула, стоило мне в первую послепраздничную субботу перешагнуть порог «Ветеранов». Стряхнув с волос снег, я поднял голову и моментально возбудился, разозлившись и испугавшись одновременно – Снейп снова сидел у стойки, сгорбившись над стаканом виски. Неопрятные волосы закрывали половину лица, длинные пальцы поглаживали ребристое стекло. Невозможно поверить, что несколько дней назад этот невозмутимый господин раздвигал колени, похотливо ерзая голой задницей по стулу. Невозможно поверить, что я ласкал себя, глядя на его экстаз, и что мне было преступно хорошо.

Я совершенно не вспоминал о Снейпе все эти дни, с головой уйдя в семейные хлопоты. Но сейчас, увидав его на привычном месте, задался вопросом: неужели он тогда почувствовал, что за ним наблюдают?

Уйми, Гарри, свое слишком живое воображение, тебе просто показалось.

Интересно, что он представляет, когда наблюдает за чужим сексом? Видит ли он себя на месте одного из партнеров? Хочет ли чувствовать горячее и плотное кольцо вздрагивающих мышц или скользких губ вокруг члена? Или он предпочитает быть снизу, приподнимая тощий зад в такт быстрым толчкам, глубже впуская в себя партнера?

Скорее всего, ничего такого нет, просто он удовлетворяет физиологические потребности, не особо задумываясь, кто развлекает его сегодня. А что бы он сказал, если бы увидел на помосте меня? Удивился бы? Возбудился? Фыркнул брезгливо?

Поттер, ты окончательно свихнулся.

Бесшабашное желание сделать глупость толкнуло меня прямо к барной стойке, к сгорбленной фигуре, похожей на усталую черную химеру, скучающую над пустым стаканом.

– Вас угостить? – нагло спросил я, усаживаясь на соседний стул.

Черт с ним, может он меня и не узнает. Я так и не научился окклюменции, но в своем умении пользоваться маскировочными чарами был уверен полностью.

Снейп передернул плечами и неприязненно поджал губы.

– Виски, – буркнул он. Н-да, голос нисколько не стал дружелюбнее за прошедшие годы. Однако он не прогнал меня сразу и даже согласился на выпивку – уже хорошо.

Я сидел рядом, осторожно рассматривая своего бывшего учителя, бывшего мучителя, бывший школьный кошмар, самого неприятного человека в Хогвартсе, и гадал, как начать разговор.

– Как отметили Рождество? – задал я самый безопасный вопрос, пришедший в голову. – Погода сегодня отвратительна, не так ли?

Ответом мне было угрюмое молчание. Да, не слишком вдохновляющее начало.

– Меня зовут Том Джонс, – предпринял я новую попытку. – В Лондоне я проездом и совсем не знаю города. Хотелось бы провести время в приятной компании, ну, вы меня понимаете…

Мерлин, Гарри, что ты несешь, какая еще «приятная компания»? Это он-то приятная компания? Судя по язвительной усмешке, искривившей лицо Снейпа, он полностью разделял мое мнение.

– Я остановился в Дырявом котле, – продолжал вдохновенно врать я, уже не в силах заткнуться. – Можно заглянуть в номер, у меня припасена бутылочка отличного коньяка, не чета местному пойлу.

И снова в ответ молчание, показавшееся угрожающим – судя по сдвинутым бровям, Снейп начинал терять терпение. Еще немного, и он или уйдет, или наорет, как бывало в школе. Забавно, если бы он попытался снять с меня баллы. Внезапно словосочетание «снять баллы» показалось наполненным глубоким эротическим смыслом, и я покраснел.

– Ну, так как, не желаете скрасить вечер за рюмочкой коньяка? – напирал я, решив, что терять уже нечего. – Если не хотите ко мне, то тут есть съемные комнаты, как раз на втором этаже…

– Для человека, не знающего города, вы слишком хорошо осведомлены о местном сервисе, мистер Джонс, – проворчал Снейп.

Нет, прорычал, пророкотал, вложив в голос столько презрения, что у меня, по старой памяти, затряслись поджилки. Пожалуй, с него станется схватить приставучего поклонника за шиворот и выставить вон. Или швырнуть в меня стакан с выпивкой, как когда-то банку с тараканами.

– Друзья рекомендовали это заведение как одно из лучших, – промямлил я. – Единственное заведение в своем роде, – добавил я, понизив голос.

Вот так, лучше сразу намекнуть, что мне от него надо. Кстати, а что мне надо? Гарри, признайся, ты хочешь еще раз увидеть, как Снейп снимает штаны, садится на стул и гоняет в кулак. Ты действительно хочешь это видеть. Хочешь знать все: как он дышит, возбуждаясь, стонет ли он в голос или кончает молча, пощипывает ли он свои соски так же, как ты, когда дрочишь в душе, налив в ладонь шампунь Джинни. Ты хочешь это знать.

– Любопытно, – буркнул Снейп, ныряя носом в стакан.

Он даже не взглянул на меня, но я почувствовал, уловил по чуть изменившейся интонации появление слабого интереса. Я наклонился вперед, почти прижимаясь к Снейпу плечом, понимая, что получил разрешение на осторожное сближение. Он меня не прогнал и не высмеял, как должно было случиться по всем законам мироздания, даже после того, как я, фактически, попытался его снять. Господи, я сижу в гей-баре и клею Снейпа. Еще полжизни назад меня стошнило бы от одной мысли о подобном.

Я еще несколько минут продолжал «непринужденную беседу», то есть нес несусветную чушь, рассказывая небылицы о мифических приятелях, снабдивших наивного провинциала подробными инструкциями по злачным местам магического Лондона. Снейп никак не реагировал на мою болтовню, однако не отказался еще от одной порции спиртного и даже пару раз бросил на меня косой взгляд, присматриваясь. Интересно, кого он видит перед собой? Молодого недалекого простофилю, смазливого, но без запоминающихся черт; искателя мимолетных связей, падкого на мужчин в возрасте? Сам бы я уже отправил болтуна проветриться, но Снейп, чем дальше, тем сильнее поражал меня своей невозмутимостью. Неужели… неужели я ему понравился?

– Значит, вы в Лондоне проездом, – вдруг сказал он, прервав поток моего красноречия. – Ищите экзотических развлечений?

Он задал вопрос так внезапно, что я поперхнулся виски и не смог сразу ответить. Снейп усмехнулся, заметив мое замешательство, и вдруг схватил за руку.

– Так вы желаете провести приятный вечер, мистер Джонс?

Перед моими глазами качнулась черная прядь, Снейп оскалился в кривой гримасе, наверное, должной обозначать улыбку. Не успел я опомниться, как меня сдернули со стула и потащили вдоль стойки, мимо бармена, удивленно вытаращившего глаза, за дверь, по лестнице вверх, по коридору, и втолкнули, наконец, в самую дальнюю комнату.

Упав на свежезастеленную кровать, я не смог сдержать нервного смеха – вся ситуация, которую я сам же затеял, сейчас показалась форменным идиотизмом, достойным пятнадцатилетнего подростка. Ну вот, я добился, чего хотел: Снейп не просто разозлился, он буквально дышал яростью. Он стоял в дверях комнаты, уперев руки в бока, и смотрел на меня бешеным взглядом мужа-рогоносца, заставшего в спальне жены квиддичную команду.

– Полагаете, это смешно, Поттер? – Мне на мгновение захотелось спрятаться под кровать. – Что за балаган вы устроили? Оттачиваете на мне аврорское мастерство?

– Не понимаю, о чем вы, сэр, – попытался выкрутиться я, впрочем, без особого старания.

Черт, ну конечно, он меня раскусил с первых же минут разговора, и на что я надеялся? Попытаться обмануть его – наивная попытка.

– Думаете, я не узнаю вас под этой уродливой маской? – Снейп брезгливо очистил сидение ближайшего стула, прежде чем сесть. – Я учил вас шесть лет, прекрасно помню и голос, и идиотские манеры.

– Такие прям идиотские... – проворчал я.

– Немедленно снимите чары, – отрезал Снейп, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Или я вас прокляну.

– Давно стали таким отважным? – буркнул я, возвращая себе настоящий облик. –Прекратите угрожать, я давно не школьник.

Снейп презрительно фыркнул и закинул ногу на ногу.

– Итак, я жду объяснений, – неприятным голосом произнес он. – Что вам надо? Вы не в первый раз вторгаетесь в мое личное пространство, и если подростку такая бестактность в какой-то мере простительна, то взрослому человеку – нет. Собирались сыграть со мной какую-нибудь омерзительную шутку в духе близнецов Уизли?

– Никаких шуток.

– Тогда что вам надо? Вы хоть представляете, как выглядит ваше поведение со стороны? Как вы вообще осмелились подойти ко мне в таком… в таком месте?

Я отвел взгляд, заметив легкий румянец на бледных щеках. Он смущен? Смущен тем, что бывший ученик застукал его в гей-баре? Внезапно я и сам смутился, сообразив, как он, вероятно, смотрит на все случившееся – наверняка думает, что я хотел его высмеять. Наш заслуженный шпион, оказывается, тоже стыдится своей ориентации, а я-то был уверен, что ему плевать на чужое мнение.

– Сэр, я вовсе не собирался вас высмеивать, – пробормотал я, начиная испытывать неловкость.

– Тогда какого боггарта вам понадобился этот маскарад? Если Аврорату понадобилось общение с моей скромной персоной, почему бы не послать сову?

– Ну… – я замялся на мгновение и ухнул, как в ледяную прорубь. – Скажем так – я вовсе не собирался вторгаться в вашу приватность, просто… Я не случайно пришел в этот бар. Я здесь… в каком-то смысле тоже завсегдатай. Как и вы.

Повисла пауза. Снейп молчал, и я почувствовал себя флобберчервем, которого сейчас будут медленно и аккуратно резать тонким острым ножом. Сдерут шкурку, стараясь не повредить мягкое беззащитное тельце, потом методично выпотрошат, докапываясь до нужных органов и выбрасывая все лишнее, исследуют и запишут в каталог.

Внезапно взгляд Снейпа прояснился, словно он сложил кусочки мозаики и пришел к однозначному и единственно правильному выводу.

– Так вот в чем дело. Однако для чего вы… Погодите, вы же не собирались предложить мне…

– Вообще-то собирался, – я почувствовал, как запоздалая краска стыда приливает к щекам, а в голосе появляется предательская хрипотца.

Под его пристальным взглядом я словно увидел себя со стороны: вспотевший от страха и вожделения мужчина, его бывший ученик, сын школьного врага, ненавидимый много лет. Ничего особенного, ничего выдающегося. Не напоминать же Снейпу о моих заслугах, плевать он на них хотел.

– Поттер, – казалось, он был близок к тому, чтобы расхохотаться мне в лицо. – Я все же думаю, что вы издеваетесь. Но даже если это не так, и вы всего лишь собирались завести со мной интрижку… Короче, меня это не интересует.

– Меня тоже, – ляпнул я. – Я здесь… для другого развлечения.

– Вот как?

Теперь в его глазах вспыхнул настоящий, неподдельный интерес. А когда я вытащил из нагрудного кармана карточку клуба и положил на столик так, чтобы он мог хорошо видеть золотистый прямоугольник, воздух в комнате сгустился до состояния плотного горячее варева. Снейп приподнял бровь, а потом достал бумажник. Точно такой же золотой прямоугольник лег рядом с моим.

– Так чего вы хотите, Поттер?

* * *

Спину холодит полированная поверхность стола. Я смотрю в потолок, на свисающий над моей головой светильник. С такого ракурса он кажется выпуклым рыбьим глазом с темнеющим по центру зрачком плафона. Пошлые шелковые рюшечки – розовые ресницы-щупальца. Темная деревянная балясина с перекрестьем делит потолочное поле надвое. Какое-то нездешние чудовище смотрит на меня сверху, следит за каждым движением, припав белой щекой к деревянной решетке.

– Согни ноги в коленях и разведи в стороны, – говорит чудовище голосом Снейпа, и я зачарованно подчиняюсь.

Это по-настоящему стыдно, грязно, порочно и только отдаленно похоже на мои фантазии. Нет, такого даже я не в силах был представить. Лежу абсолютно голый на обеденном столе, дрожу то ли от холода, то ли от внимательного взгляда Снейпа, удобно устроившегося на стуле.

Он смотрит скорее с любопытством, чем с вожделением. Так изучает пресытившийся изысканными яствами гурман обычную жареную индейку. Как чувствует себя индейка, поданная к столу на серебреном блюде, в зеленых кружевах петрушки, с бумажными фестонами, надетыми на голые суставы лап?

– Поласкай себя. Медленно, еще медленнее. Да, вот так.

Я послушно двигаю рукой. Бредовые мысли, лезущие в голову – только отражение моих желаний. Получил, что хотел. Снейп все понял правильно, не стал задавать вопросов, топать ногами и брызгать слюной. После обмена клубными картами мы не сказали друг другу и дюжины фраз.

Я приподнимаю голову – хочу убедиться, что наблюдатель по-прежнему здесь, и тут же со стуком ударяюсь затылком от резкого окрика:

– Не смотреть!

Не смотрю, я не буду смотреть. Чудовищный взгляд рыбы-светильника над головой завораживает, втягивает в пустой колодец зрачка. У Снейпа тоже черные глаза – холодные, не отражающие свет. Не мертвые, но равнодушно изучающие.

– Прижми колени к груди.

По голому заду стегает ледяным сквозняком. Не остужает, а еще больше заводит – открытостью похабной позы и полной доступностью для взгляда. Что я там воображал про индейку? Так вот – запеченая индейка, пышущая жаром возбуждения, истекающая желанием быть съеденной. Подойди, попробуй на вкус, оцени мягкость горячей сочной плоти, вдохни щекочущий ноздри аромат.

Пальцы сжимаются сильнее, почти до боли оттягивая книзу крайнюю плоть. Под ладонью пружинят жесткие волоски, задранные в потолок ноги покалывает мелкими иголочками. Снейп не произносит ни звука, но я чувствую взгляд, следящий за моими руками. Трогающий, поглаживающий, пощипывающий, настойчиво ввинчивающийся туда, где только что был палец.

– Не торопись.

Голос недовольный, чудовище прищуривает стеклянный глаз, по потолку ползут черные тени. Он так и будет смотреть, или уже сделает что-нибудь? Я тоже хочу. Хочу видеть, как он будет медленно расстегивать костяные пуговицы на брюках. Хочу смотреть, как он потянет вниз резинку трусов, обнажая бледные безволосые бедра. Я не разглядел в прошлый раз, какое у него белье, и носит он ли его вообще. Воображение тут же дорисовывает необходимую деталь туалета – черную, длиной до колена, со стилизованными летучими мышам, расправившими перепончатые крылья. Картинка настолько идиотская, что я беззвучно хихикаю – возбуждение немного ослабевает. Теперь я могу отдышаться и продолжить. Он хочет медленно? Я буду стараться. Только пусть он тоже участвует.

Словно в ответ на мои мысли из угла, в котором сидит Снейп, раздается шуршание ткани и тяжелое дыхание. Осторожно приподнимаю голову. Так вот как это выглядит – никакой медлительности, никакого показного безразличия. Пальцы терзают ширинку, рвут пуговицы из петель. Снейп дышит, широко раздувая ноздри, полы мантии обвисают по бокам стула как сломанные крылья воображаемых летучих мышей на его белье. Нет там никаких мышек, самые обыкновенные хлопковые трусы.

Почувствовав мой взгляд, он поднимает голову, и я отворачиваюсь, послушно принимая распределение ролей. Не я тут зритель, мое дело показывать, а не смотреть.

– Плохо стараешься.

Снейп бормочет еле слышное заклинание. По промежности, от мошонки к анусу, пробегает скользкая горячая волна. Словно язык огромного невидимого зверя. Зверь обдает тяжелым дыханием бедра, роняет обильную слюну, причмокивая, втягивая в рот мягкую кожу. Ощущения такие реальные, что я стискиваю в горсти яйца, пытаясь не кончить прямо сейчас. Язык ввинчивается внутрь, смазывая и расслабляя, заставляя терять последнюю связь с реальностью.

– Давай, давай сам, покажи мне…

И я показываю, больно дергая член, трахая себя пальцами, показывая моему мучителю все, на что способно тело без разума, объятое похотью. Потолок кружится, чудовище скалится и беззвучно хохочет, когда стыдные брызги летят прямо в стеклянный глаз, даря освобождение, от которого хочется выть и орать.

Из угла раздается громкое шипение, и, подняв голову, я застаю кульминацию – Снейп сползает на сидении, запрокинув голову и оскалив зубы. Он страшно хрипит, будто легкие пробиты насквозь, кулак, сжимающий темноту между ног, блестит влагой, просочившейся сквозь пальцы.

Это ужасно и одновременно прекрасно. Я стекаю со столика на пол и могу думать только об одном – что теперь делать и согласится ли Снейп на новую встречу?

Глава 3.

Снейп пропал.

Нет, конечно, никуда он не пропадал, просто перестал приходить в «Ветераны». Три субботы подряд я безуспешно ожидал его у барной стойки.

– Взнос поступил вовремя, на следующий месяц тоже, – сообщил Дуглас и добавил, недовольно насупившись: – Не пугай клиентов, Гарри, решай сердечные проблемы за свой счет.

Обижаться показалось глупо, хотя с выражением «сердечные проблемы» я бы поспорил. Скорее – половые. После того случая секс стал казаться пресным, как еда без соли. Нет, все было в порядке, я не впал в тоску, по-прежнему хотелось трахаться, но я с ужасом понял, что уже не получаю того удовольствия, на какое рассчитываю, поднимаясь в номер с очередным партнером. Стандартные абажуры с розовыми рюшечками улыбались мне с потолка каждой комнаты, одинаковые столики, одинаковые кровати и стулья. И никаких Снейпов.

Я даже пару раз попробовал фантазировать, но из этой затеи ничего не вышло. Почему-то воображаемый Снейп не сидел в углу, как мне хотелось, а расхаживал по комнате, останавливаясь у окна. Угрюмо смотрел на задний двор «Ветеранов» и хмурился, совсем как в школе, когда замечал нерадивость учеников. Казалось, что сейчас он обернется, смерит меня презрительным взглядом и скажет что-нибудь едкое и обидное. Например: «Это было худшее шоу в моей жизни, Поттер. Никуда не годится».

Я вообще перестал с кем-либо знакомиться. Приходил в бар по субботам, садился на место Снейпа у стойки и заказывал виски. Бармен улыбался мне как родному, посетители проходили мимо. Я знал, что темная волна, поднятая в душе встречей со Снейпом, уляжется сама собой, и все пойдет по-старому. Нужно только подождать.

Ждать пришлось до апреля. В одну из суббот я открыл дверь и задохнулся прокуренным воздухом, выхватив взглядом сгорбленную спину своего «самого нужного зрителя». Он сидел у стойки, тянул виски и даже не вздрогнул, когда я рухнул на соседний стул.

– Добрый вечер, – сказал я, еще не веря, что у меня не галлюцинация и не обман зрения.

А что, вполне может быть – я никогда столько не думал о Снейпе, как в эти три месяца. Он мазнул по мне ничего не выражающим взглядом, потом, видимо, присмотревшись, узнал мою «личину» и хмыкнул.

– Вас долго не было, что-то случилось? – заговорил я, не дождавшись ответного приветствия. – Надеюсь, все в порядке? Я ждал каждую неделю…

– Сколько вам лет?

Я оторопел. Снейп посмотрел по сторонам, сжал в ладони стакан и кивнул в сторону свободного столика. Как под Империо я пошел за ним в самый темный угол, молясь Мерлину, чтобы меня не прокляли прямо посреди зала.

Усевшись за столик, Снейп едва заметным движением набросил на нас купол заглушающего заклинания и, немного помолчав, повторил:

– Сколько вам лет, Поттер?

– Летом исполнится…

– Я знаю, сколько исполнится! – вдруг разозлился он. – Газеты каждый год информируют общественность о вашем возрасте, семейном положении, карьерном росте и прочих достоинствах. Я спрашиваю, сколько лет вам на самом деле, Поттер? Вы даже в школе не вели себя так вызывающе нагло. У вас рецидив звездной болезни?

– Да почему вы решили…

– Потому что я еще в прошлый раз ясно дал понять – вы меня не интересуете.

– Но вы же согласились, – не выдержал я. Он вообразил, что я влюблен? Не сплю ночами, страдаю и вою на луну, как раненый вурдалак? Хочу долгого страстного романа, готов бросить семью, готов плюнуть на репутацию? Да нет, ерунда какая, Снейп не наивная дамочка, не мог он такого придумать.

– Я помню, я видел что вы… что вам… – забормотал я, потеряв мысль. Вести беседу со Снейпом, когда он сидит напротив и ждет ответа, оказалось слишком трудно. – Вам тоже понравилось.

Он не стал спорить, просто удивительно. Угрюмо зыркнул и спрятался за стаканом. Я смотрел на тонкую прядь волос, прилипшую к щеке, на стиральную доску морщин, пересекающую желтоватый лоб, и ждал хоть какой-нибудь реакции кроме неразборчивого бурчания.

– Послушай, – наконец проговорил он. – Не надо ждать меня каждую неделю. Не надо пытаться меня заинтересовать. Не надо спрашивать, что у меня случилось, и почему меня не было – это не твое дело.

– Я больше не буду, – вежливо ответил я.

Снейп неожиданно открыл рот, запрокинул голову и тихо засмеялся.

– Ты бы себя видел, – закончив веселиться, сказал он. – Поттер, мне до смерти надоело нести за кого-то ответственность, тем более за тебя. Я все прекрасно вижу, я даже могу сказать, чего ты от меня хочешь, – он неожиданно наклонился вперед и прошептал, обдавая приятным ароматом только что выпитого спиртного. – Тебе понравилось, а не мне. Для тебя это необычно, экзотично и волнующе. Ты посчитал, что изображать из себя стриптизера-недоучку – чертовски забавно. И теперь пытаешься втянуть меня в свое развлечение. Если не хватает адреналина – обратись к хозяину клуба, наверняка он пойдет тебе навстречу. Представляю, каким спросом будет пользоваться шоу – Гарри Поттер покажет вам всё!

– Сарказмом меня давно не пронять, как и оскорблениями, – я поежился под его гневным взглядом, но уверенно продолжил. – Вы не понимаете. Мне не нужен секс на глазах у посторонних, мне нужно…

– Чтобы зрителем был я? – Снейп откинулся спиной на стену позади себя и привычным жестом скрестил на груди руки. – Еще немного, и я начну думать, будто ты действительно питаешь ко мне романтические чувства.

Я открыл рот, но так и не выдавил ни слова. Никаких романтических чувств я, конечно же, не испытывал. Тогда что? Для себя я это обозначил как… притяжение? Желание? Похоть, страсть? Мне нужно в конце каждой недели аппарировать к порогу «Ветеранов»; нужно, чтобы меня встречала его сгорбленная спина и острые локти, попирающие барную стойку; нужно видеть медовые блики от виски на бледном лице. Нужно, чтобы он без слов брал меня за руку и тащил на второй этаж пристройки; швырял на кровать, молча сидел на стуле в сгущающихся сумерках и смотрел. И чтобы я каждый раз мысленно умолял и ждал его прикосновения, чувствовал его взгляд, следящий за каждым движением, чувствовал…

– Мне просто нужно, – наконец выдавил я, чувствуя себя оправдывающимся школьником. – Просто нужно, чтобы вы… были. И да, черт побери, смотрели. Клянусь, я не собираюсь вас компрометировать или требовать, как вы выразились, проявления романтических чувств.

– Поттер, вы же не эксгибиционист, – неожиданно мягко прервал меня Снейп. – У вас нет склонности, это заметно. Вас толкает на эксперимент любопытство, безрассудство и врожденная глупость. Через какое-то время вы привыкните, ощущения притупятся, захочется большего. А я не смогу вам этого дать.

– Не можете или не хотите?

Он сразу подобрался и ощетинился, словно я спросил что-то слишком личное.

– Не хочу, – буркнул он, отворачиваясь. – И не стану.

Мы надолго замолчали, думая каждый о своем. Я обвел взглядом бар – у стойки не было ни одного свободного стула, огоньки свечей плыли в табачном дыму. Время близилось к полуночи, дверь в пристройку бесшумно открывалась, пропуская очередного любителя зрелищ, и также неслышно закрывалась. До начала представления оставалось меньше четверти часа.

Снейп сидел, нахохлившись, обнимая себя за плечи, словно ему стало холодно. А может, так оно и было, может, я невольно взломал защитный панцирь, который он старательно растил вокруг себя столько времени. Я ждал, не зная, что ответить и как еще убедить этого странного человека.

– Если вам больше нечего сказать, то всего хорошего. – Снейп, наконец, прервал молчание и опрокинул в рот остатки виски. – И спасибо за испорченный вечер.

– Погодите.

– Что еще? – спросил он недовольно.

– А если я дам вам гарантии? – быстро заговорил я, пытаясь его удержать. – Если я дам слово, что никакого продолжения не потребую? Вы ведь именно этого опасаетесь, верно?

– У вас есть омерзительная привычка вламываться в чужие жизни и располагаться там с максимальным комфортом, – проворчал он.

– Никакого вламывания не будет. Я не стану ничего требовать. Если хотите, то даже не стану больше спрашивать, где вы были и что случилось.

– Пустые слова.

Я ощутил азарт и волнение, заметив его колебания. Такое далекое, полузабытое чувство, которое последний раз было в школе авроров, когда сложное задание подходило к концу, и на горизонте сверкал луч разгадки. Когда казалось, что еще один шаг – и ранее недоступные пониманию детали сложатся в стройную и логичную картину.

– Месяц, сэр, – я тоже наклонился вперед, удерживая его взгляд. – Дайте мне месяц. Четыре субботы, это ведь немного.

Он не ответил, только нервным движением отбросил с лица черную прядь. Ну, соглашайся уже, не только ты видишь, я тоже вижу. И твои страхи, и твои желания.

Он тяжело вздохнул, поднимаясь из-за стола. Надежда, появившаяся секунду назад, погасла, оставив внутри гулкую пустоту – не вышло, не поверил. И тут же вспыхнула вновь, когда Снейп буркнул, запахивая мантию:

– В следующую субботу. В десять вечера.

– А сегодня?

– А сегодня – нет! – и добавил, смягчаясь. – Учитесь держать слово, Поттер. Можете начинать прямо сейчас.

Он шел к дверям, аккуратно огибая столики и толкающихся в баре людей, и ни разу не обернулся, словно боялся передумать в последний момент. Я смотрел ему вслед и ликовал – впереди у меня целый месяц, чтобы убедить его в правильности выбора.

А в своем я и не сомневался.

Конец

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"